Китайская литература 1 / Бацзинь - Семья

Пробила третья стража, а делегаты все еще не воз-вращались. От них не приходило никаких известий. Стало еще холоднее. Со всех сторон надвигалась ночь. Люди озябли и проголодались, но самым невыносимым было со­стояние неопределенности. «Ждать? Но до каких пор?» — спрашивали некоторые.

Впереди стояли солдаты, штыки поблескивали в тем-ноте, как бы предостерегая студентов.

— Лучше пойти домой, завтра придумаем что-нибудь другое. Здесь мы, пожалуй, прождем до утра, — не выдер­ жали более слабые. Но на них никто не обратил внима­ ния, и им пришлось остаться, так как никто не решался уйти первым.

Время тянулось невыносимо медленно, но вот Цзюе-хой услышал, как впереди кто-то крикнул: «Делегаты вер­нулись!» На площади тотчас воцарилась тишина.

• Друзья, сейчас с вами будет говорить началь­ ник отдела Чжао, — раздался голос одного из деле­ гатов.

• Господа, дуцзюнь уже уехал домой, я его заме­ щаю. Очень сожалею, что заставил вас, господа, так долго ждать, — начал незнакомый звонкий голос. — Мы только что переговорили с уважаемыми делегатами. Я принимаю требования, выдвигаемые вами, и завтра пе­ редам их дуцзюню, чтобы он сам принял меры. Прошу вас, господа, успокоиться. Время не раннее, вам лучше разойтись по домам, чтобы не замерзнуть и не причинить вреда своему здоровью. Знайте, уважаемые господа, что дуцзюнь любит вас и заботится о вас. Вы должны скорее разойтись по домам. А если останетесь здесь, может слу­ читься что-нибудь непредвиденное. — Тут голос умолк, и в толпе тотчас начали высказываться различные сужде­ ния.

• О чем он говорит? Что это значит? — спросил один из студентов у Цзюе-хоя.

89

• Он говорит, что дуцзюнь сам примет решение, и уговаривает нас разойтись по домам. Он не берет на себя никакой ответственности, вот мошенник, — сердито вы­ ругался Цзюе-хой.

• По-моему, лучше вернуться домой. Простоим здесь и все равно ничего не добьемся... Его последняя фраза довольно двусмысленна.

Впереди заговорил один из делегатов:

• Друзья, вы слышали, что сказал начальник отдела Чжао? Он принял наши требования и заявил, что дуцзюнь лично примет меры. Что ж, будем ждать. Сейчас резуль­ тат налицо, можно возвращаться домой.

• Результат? Где этот результат? — сердито стали ругаться в темноте. Но большинство студентов дружно кричало: «Пошли по домам!» — не потому, что они пове­ рили словам начальника отдела Чжао, просто все поняли, что стоять здесь целую ночь — значит принести жертву, которая не даст никакой пользы делу. Да и погода стояла холодная, дождь снова усилился. Все проголодались и замерзли.

• Ладно, пошли. Завтра поговорим, — поддержало большинство. Лишь несколько человек выражали свое несогласие с общим мнением, но их возражения теперь уже ничего не значили.

Двести с лишним студентов стали расходиться.

Лил дождь, безжалостно хлестал студентов по го­лове, как будто хотел, чтобы этот день навсегда запечат­лелся в их памяти.

9

Петиция не принесла никаких результатов, и через два дня студенты объявили забастовку. В ней участвовали различные учебные заведения — фактически только часть их, потому что большинство школ и училищ уже было рас­пущено на каникулы.

На второй день забастовки Объединенный союз уча­щихся, возглавляемый «Специальной иностранной» и «Высшим педагогическим», объявил манифест о заба­стовке. О дуцзюне в нем было сказано несколько непо­чтительных фраз. Затем наступили страшные дни. Почти ежедневно происходили столкновения между студентами и солдатами, население города пребывало в смятении,

90

как будто вот-вот должна была начаться война. Сту­денты не решались ходить по улицам в одиночку. Они предпочитали выходить из дому в компании пяти-шести товарищей. Однажды вечером у Южных ворот солдаты поймали и жестоко избили студента, а полицейский стоял рядом и не осмелился сказать ни слова.

Город охватили беспорядки. Но власти делали вид, будто ничего не замечают. «Дуцзюнь сам примет меры» — этот ответ начальника отдела Чжао на пети­цию студентов был не чем иным, как пустой фразой. Дуцзюнь, занятый эти дни празднованием по случаю рождения своей матери, может быть просто забыл об этом маленьком деле. У солдат поднялась настроение. Они то и дело учиняли на улицах скандалы, и ни один че­ловек не осмеливался помешать им.

Но студентов тоже нелегко было сломить. Они с ог­ромной энергией развернули так называемое «движение самозащиты в поддержку престижа студентов». Объявив бойкот занятиям, они начали выпускать листовки, высту­пать с речами. Объединенный союз учащихся активизиро­вал свою деятельность: телеграфировал повсюду просьбу о защите справедливости, разослал делегатов по уездам для ведения пропаганды и объединения учащихся, стремясь как можно шире развернуть студенческое движение.

Буря надвигалась с каждым днем. А дуцзюнь так и не принимал никаких мер для урегулирования конфликта.

Цзюе-хой значительно больше интересовался этими со­бытиями, чем Цзюе-минь. Казалось, Цзюе-минь был все­цело поглощен подготовкой Цинь по английскому языку, а к остальным делам оставался безразличным.

Однажды, во второй половине дня, Цзюе-хой вернулся домой с собрания Объединенного союза учащихся. Его позвали к деду.

Дед, которому давно перевалило за шестьдесят, полу­лежал в плетеном кресле у кровати, тело его казалось каким-то особенно длинным. У него было вытянутое лицо землистого цвета и жиденькая бородка. На макушке по­блескивала лысина, но еще не все волосы поседели. Ста­рик лежал, закрыв глаза, чуть слышно посвистывая носом.

Цзюе-хой уставился на старика, притворившегося спя­щим. Он в страхе стоял перед ним, не решаясь оклик­нуть и не смея уйти. Сначала Цзюе-хой чувствовал себя неспокойно, воздух в комнате как-будто давил на него,

91

но он вынужден был тихо стоять в надежде на то, что дед проснется пораньше и, следовательно, он пораньше уйдет отсюда. Потом страх постепенно прошел. Он вни­мательно разглядывал землистое лицо и лысину деда и, чувствуя к нему даже какой-то интерес, принялся изу­чать его.

Начиная с самых первых воспоминаний, в памяти Цзюе-хоя запечатлелось суровое лицо деда. Дед, кото­рого почитала, уважала и любила вся семья, всегда дер­жался строго И Неприступно. Разговоры Цзюе-хоя с дедом редко выходили за пределы пяти фраз. Каждый день утром и вечером он, как обычно, навещал деда, справ­лялся о его здоровье. В остальное время встречался с ним очень редко. Где бы Цзюе-хой ни увидел его, он сразу старался скрыться, потому что в присутствии деда чув­ствовал себя как-то неловко и не решался даже улыб­нуться. Дед казался ему совершенно чужим человеком.

Но сейчас старик выглядел совсем дряхлым. Тело его вяло покоилось в кресле, в нем не было сил: из чуть при­открытого рта стекала слюна, образуя пятно на халате. «А дед вовсе не такой уж бездушный», — подумал Цзюе-хой, и в памяти у него всплыло стихотворение: «Не люби густые румяна, люби румяна простые. Данное небом пре­красно-ритмично, сильнее всех ароматов. Только тебя я увидала — еще сильней пожалела. Отбив красивого парня, от радости готова беситься», — прочел он стихи, подаренные его покойной бабушкой какой-то кокотке (Цзюе-хой вычитал их в сборнике стихов бабушки). Перед ним тотчас предстал дед в молодости. Цзюе-хой весело рассмеялся. «А ведь дед когда-то отличался легко­мыслием. Это уже позднее он превратился в такого важ­ного и благопристойного». Цзюе-хой тут же вспомнил, что в собрании стихов самого деда есть немало строк, посвященных кокоткам, а ведь он посвящал стихи не только им. Цзюе-хой подумал: «Это было тридцать лет тому назад, вероятно только с возрастом дед превра­тился в упрямого человека, рассуждающего о «дао» и «дэ» *, о гуманности и долге». Однако и сейчас дед имел связь со знаменитой актрисой на амплуа сяодань *. Однажды дед вместе с третьим и четвертым дядей при­вели ее домой, наряжали и фотографировали. Цзюе-хой сам видел, как актриса в их гостиной причесывалась и пудрилась. Конечно, это не считалось в городе чем-то не-

92

обычным. Недавно несколько стариков, организаторов Общества последователей конфуцианского учения, видев­ших свой долг в том, чтобы «отдать остаток жизни и все свои силы защите морали», с большой помпой опублико­вали в газетах список актрис, отметив некоторых из них в качестве первых кандидатов. Связь с актрисой считается даже элегантной, а дед — знаменитый ученый, издавший большое собрание стихов и знающий толк в живописи и каллиграфии *, не мог, конечно, избежать этого обычая. «Но как эти изысканные привычки могут уживаться с духом защиты морали и не вступать в противоречие между собой?» — вот этого-то и не мог понять Цзюе-хой своим юным сердцем.

Кроме того, у деда жила наложница, долговязая, то­щая женщина, в которой не было ни капли привлекатель­ности и к которой очень подходило выражение «речи скучные, а лицо противное». Но эта наложница прожила с дедом больше десяти лет. Ее купили после смерти ба­бушки, чтобы ухаживать за дедом. Вспоминая о любви деда к живописи и каллиграфии и о том, что он живет с этой наложницей, Цзюе-хой невольно рассмеялся.

«Как противоречивы люди»,—думал он; дед стано­вился еще более непонятным. Чем больше Цзюе-хой из­учал старика, тем больше не понимал его. Дед превра­тился для него в загадку, удивительную загадку...

Вдруг старик открыл глаза и посмотрел на Цзюе-хоя, во взгляде его было изумление, как будто он не узнавал своего внука, потом жестом приказал уйти. Цзюе-хой недоумевал, зачем дед позвал его, заставил так долго ждать, ни слова не сказал, а теперь приказывает уходить. Он хотел было спросить об этом, но, заметив на лице деда недовольное выражение, понял, что лишние разго­воры вызовут лишь неудовольствие и брань, и молча на­правился к выходу.

Но подойдя к дверям, он услышал голос деда:

— Вернись, я хочу задать тебе один вопрос. Цзюе-хой повиновался.

— Где ты был? — Дед приподнялся в кресле и сел. — Я звал, а тебя очень долго не могли найти. — Он гово­ рил сухим, строгим голосом.

Вопрос деда застал Цзюе-хоя врасплох. Он не ожидал, что его спросят об этом, и заранее не приготовил ответа. Ведь нельзя же сказать деду, что он вернулся с собрания

93

Объединенного союза учащихся. Вся его находчивость пропала, и он никак не мог придумать какого-нибудь обычного ответа. Дед сурово смотрел на него. Цзюе-хой стоял красный от смущения. Немного помедлив, он про­бормотал:

— Я ходил навестить одного соученика.

Дед холодно усмехнулся, и его строгий взгляд про­шелся по лицу Цзюе-хоя:

— Не ври, я все знаю. Мне сказали, что вот уже не­ сколько дней происходят столкновения студентов с сол­ датами, и ты тоже замешан.. . Занятий нет, а ты целыми днями пропадаешь, ходишь на собрания в какой-то там Объединенный союз учащихся... Чэнь итай * только что говорила мне, что носильщики моего паланкина видели, как ты на улице распространял листовки... Студенты стали слишком заносчивы, чрезмерно увлекаются сканда­ лами, сегодня им надо ревизовать японские товары, зав­ тра, схватив торговцев, они устраивают шествие на улице, просто распустились. Очень хорошо, что их разок про­ учили солдаты. Почему ты дебоширишь вместе с ними? .. Ходят скверные слухи. Власти намерены принять самые строгие меры. Как бы тебе в уличных скандалах не ли­ шиться своей маленькой жизни... — сердито бранил его дед, то останавливаясь, то кашляя. Цзюе-хой и поддаки- вал и в то же время хотел возразить. Но как только он открывал рот, дед обрывал его и продолжал говорить сам. Потом дед сильно закашлялся. Из-за перегородки выбе­ жала Чэнь итай и легонько стукнула его несколько раз по спине.

Дед перестал кашлять и, увидев, что Цзюе-хой все еще стоит перед ним, опять раздраженно заговорил:

• Вы, студенты, совсем не читаете книг, предпочитая затевать скандалы. Нынешние школы никуда не годятся, воспитывают каких-то смутьянов. Я всегда говорил, что вас незачем отдавать учиться. Стоит нынешним детям пойти в школу, как они сразу же научаются чему-нибудь дурному...

• Это не мы любим скандалы, мы учимся прилежно, а наше движение—просто движение самозащиты. Нас избивают без всякого повода, и мы этого так не оста­ вим, — мирно, с трудом сдерживая негодование, возразил Цзюе-хой.

• Ты еще будешь настаивать на своем! Я тебе говорю,

94

а ты и слушать не желаешь... Отныне я запрещаю тебе выходить из дома и скандалить... Чэнь итай, пойди позови его старшего брата. — Дед произнес эти слова срываю­щимся голосом и опять громко закашлялся. Он задыхался, несколько раз сплюнул на рол, то и дело вздыхая.

• Третий молодой барин, посмотри, до чего ты довел дедушку! — переменившись в лице, сухо обратилась Чэнь итай к Цзюе-хою. — Говори, пожалуйста, поменьше, пусть он немного отдохнет. — Она притворилась, будто ей невыносимо тяжело, и от этого ее вытянутое лицо казалось еще длиннее. Цзюе-хюй угадал в ее словах скрытый вызов, но в присутствии задыхающегося от кашля деда неудобно было связываться с ней, и пришлось стер­ петь незаслуженные оскорбления. Он стоял потупившись, не говоря ни слова, с силой закусив губу.

• Чэнь итай, пойди позови его старшего брата, — сказал дед и перестал кашлять. Голос его звучал спо­ койнее.

Чэнь итай вышла, оставив Цзюе-хоя наедине со ста­риком.

Дед ничего больше не говорил, гнев его как будто утих, мутный старческий взгляд некоторое время еще блуждал по сторонам, но потом дед полузакрыл глаза. Он дышал часто и прерывисто.

Цзюе-хой внимательно рассматривал его худое и сла­бое тело. Вдруг странная мысль пришла ему в голову. Ему показалось, что перед ним вовсе не его дед, а просто пред­ставитель целого поколения людей. Цзюе-хой знал, что эти два поколения — деды и внуки — никогда не поймут друг друга. Но его удивляло, что в этом длинном и тощем теле скрыто нечто такое, из-за чего они разговаривают не как дед с внуком, а как два врага. Он почувствовал себя неловко. Казалось, множество каких-то вещей тяжело да­вит на его молодые плечи. Дрожа всем телом, он словно стремился избавиться от этой тяжести.

Вошла Чэнь итай. Перед ним мелькнуло напудренное худое и длинное лицо со злорадной усмешкой. Следом по­явилось спокойное лицо старшего брата. Братья обменя­лись невеселыми взглядами. Цзюе-синь сразу понял, в ка­кое положение попал Цзюе-хой, и спокойно подошел к деду.

Услышав шаги, дед открыл глаза и, взглянув на Цзюе-синя, стоящего перед ним, сказал:

95

— Отдаю тебе на попечение брата. Как следует зай­- мись им. Не выпускай никуда. Если я узнаю, что он убе­- жал, спрошу с тебя. — Дед говорил строго, но голос его звучал мягче.

Цзюе-синь с почтительным видом поддакивал и тут же незаметно подмигнул Цзюе-хою, чтобы тот больше не вступал в пререкания с дедом.

— А теперь забирай его. С меня достаточно, я уже намучился с ним, — в бессильной злобе проговорил дед и закрыл глаза.

Цзюе-синь снова поддакнул и сделал знак рукой Цзюе-хою. Оба вышли из комнаты деда.

Братья прошли через зал и попали во двор. Цзюе-хой облегченно вздохнул и полунасмешливо сказал:

— Вот теперь я чувствую, что сам себе хозяин. Цзюе-синь посмотрел на него, но Цзюе-хой не заметил

этого взгляда. Вдруг он серьезно обратился к Цзюе-синю:

— Как же теперь быть?

— Делать нечего. Придется поступить так, как сказал дед. Несколько дней ты просто не будешь выходить из дома. — Цзюе-синь развел руками.

• Не выйдет! Там движение в полном разгаре. Не­ ужели я могу спокойно сидеть дома и даже не показы­ ваться на улице? •— разочарованно сказал Цзюе-хой. — Он начинал понимать серьезность положения.

• А что можно сделать? Раз старик требует этого, — спокойно произнес Цзюе-синь. Последнее время он одина­ ково спокойно относился почти ко всем большим и малым событиям.

• Ладно, опять твое непротивленчество. По-моему, тебе лучше по всем правилам стать последователем Христа. Тебя бьют по левой щеке, а ты тут же подставля-­ ешь правую... — разозлился Цзюе-хой. Казалось, он вы­- мещает на Цзюе-сине весь свой гнев, который накопился при разговоре с дедом.

• Как ты горяч. — Цзюе-синь не сердился, наоборот, он даже улыбнулся. — Чего ты злишься? Какой прок в том, что ты отругаешь меня?

• Я обязательно сбегу. Сразу же. Посмотрим, что он со мной тогда сделает, — с раздражением говорил юноша, топая ногой.

• Просто мне лишний раз попадет, и все. — Голос у Цзюе-синя стал печальным. Он, как и младший брат, как

96

будто разговаривал сам с собой, но фактически обращался к Цзюе-хою.

Цзюе-хой поднял голову, посмотрел на Цзюе-синя, но ничего не сказал.

— Я говорю с тобой серьезно, — дружелюбно с уча­ стием в голосе уговаривал Цзюе-синь брата. — Я прошу тебя несколько дней побыть дома и не выходить на улицу, а потом видно будет. Чтобы не сердить деда... Ты слиш­ ком молод и горяч. Когда дед разговаривает с тобой, молчи и слушай, пусть себе говорит. Наговорится вдо­ воль, успокоится, скажи ему несколько раз «да» и иди, забудь все к черту, как будто и не слышал, о чем шла речь. Разве это не самый простой способ? А из твоих споров с дедом ничего хорошего не получится.

Цзюе-хой ничего не ответил и, запрокинув голову, смотрел в темноголубое небо. Он отлично знал, что не мо­жет согласиться с братом, но спорить не хотелось. Стар­ший брат по-своему прав. Незачем зря тратить силы. Но может ли молодое сердце долго рассуждать о том, где хорошее, где плохое. В этом отношении Цзюе-синь, каза­лось, совсем не понимал брата.

Цзюе-хой смотрел на облака, мчавшиеся по небу, и сердце сжималось от боли. Противоречивые мысли боро­лись в голове. Но в конце концов он принял решение.

— Я решил несколько дней никуда не выходить, — ласково обратился он к Цзюе-синю. — Но это вовсе не означает, что я покоряюсь приказу деда. Просто боюсь причинить тебе еще больше хлопот и неприятностей.

Цзюе-синь обрадовался и заулыбался.

— Благодарю тебя. Ведь если бы ты захотел уйти, я не смог бы тебя задержать. Каждый день я должен ходить в контору на службу. Сегодня были дела дома, поэтому я вернулся рано, а тут как раз неприятности с то­ бой. .. Если говорить по совести, дед желает тебе только добра, не отпуская из дому.

— Я это знаю, — ответил, не задумываясь, Цзюе-хой. На самом же деле он просто не понимал, что говорит.

Он стоял во дворе и видел, как Цзюе-синь пошел прочь. Потом рассеянно подошел к горшкам с чашкоцветником. На веточках еще остались цветы, и Цзюе-хой вдыхал их чистый аромат. Затем протянул руку, сорвал маленькую веточку, разломал на несколько кусочков, оборвал ле­пестки, положил их на ладонь, смял и скатал в маленький

97

скользкий комочек. В то же мгновение от руки запахло и она оказалась испачканной желтым соком. Цзюе-хой не отдавал себе отчета, зачем он это делает, но был до- волен, — он уничтожил. Как был бы он рад, если бы в один прекрасный день эта рука стала сильной и он смог бы точно так же уничтожить весь старый строй.

И Цзюе-хой опять затосковал. Он знал: теперь ему никуда не выйти и не участвовать больше в студенче- ском движении.

— Противоречия... противоречия... — твердил он. Он понял, что противоречив не только дед, не только стар-ший брат Цзюе-синь: сам он тоже полон противоречий.

10

Можно пленить тело, но нельзя пленить сердца. Не- сколько дней Цзюе-хой действительно не выходил из дому, но сердце его попрежнему было вместе с товарищами. Этого дед не предусмотрел.

Цзюе-хой думал о том, как развертывается движение. С необычайной жадностью читал он сообщения газет. Жаль только, что новостей было немного. Он получил вы- пуск «Студенческого прилива», выпущенного Объединен- ным союзом учащихся. В этой большой газете было поме- щено немало волнующих сообщений и хороших новостей. Буря постепенно утихала. Отношение дуцзюня измени- лось — он стал уступчивей и заявил о том, что поддержи- вает студентов. Он велел секретарю написать письмо Объ- единенному союзу учащихся, где приносил свои извинения и обещал впредь гарантировать безопасность студентов. Потом в газетах появилось сообщение о том, что штаб гарнизона строго запретил солдатам затевать драки со студентами. Говорили, что задержано два солдата, кото- рые признались, что в тот памятный день избивали сту- дентов. Оба они понесли самое строгое наказание. Это сообщение Цзюе-минь прочитал на улице и, вернувшись домой, рассказал о нем Цзюе-хою.

Новости с каждым днем становились все отраднее, а Цзюе-хой, находясь под домашним арестом, волновался все сильнее и сильнее. Оставшись один в комнате, он не мог найти себе места, даже читать не хотелось. Тогда он

98

ложился на кровать и широко открытыми глазами рас­сеянно глядел на полог.

— Семья, вот она нежная семья, — с раздражением бормотал Цзюе-хой.

Цзюе-минь, который иногда оказывался дома, посмеи­вался, но ничего не говорил.

• Что тут смешного? Ты каждый день бываешь на улице и доволен. Вот увидишь, настанет час, когда и ты окажешься в моем положении. — Видя, что брат смеется над ним, Цзюе-хой сердился еще больше.

• Я не над тобой смеюсь, какое это имеет к тебе от­ ношение? Уж не хочешь ли ты запретить мне смеяться? — с улыбкой возразил ему Цзюе-минь.

• Да, я запрещаю тебе смеяться! Пока я раздражен, я буду всем запрещать смеяться! — крикнул Цзюе-хой и топнул ногой.

Цзюе-минь читал. Он сразу же закрыл книгу и молча вышел из комнаты, не вступая в спор с Цзюе-хоем.

— Семья? Какая это семья! Это просто тесная клетка! — сердито продолжал Цзюе-хой, оставшись один. Он ходил по комнате из угла в угол. — Убегу. Обяза­ тельно убегу отсюда. Посмотрим, что они сделают со мной. — С этими словами он вышел из комнаты.

Как только он спустился по каменным ступеням во двор, то сразу же заметил у окна дедовой комнаты налож­ницу Чэнь итай и свою пятую тетку госпожу Шэнь, кото­рые сидели и о чем-то разговаривали. Он остановился, переждал немного, потом, переменив направление, про­шел к главному дому. Миновав коридор, Цзюе-хой вышел через внешние ворота сада и мимо окна комнаты Цзюе-синя направился прямо в сад.

Он прошел круглые ворота. Перед ним возвышалась большая искусственная гора, под ногами вилась вымо­щенная камнем дорожка. Цзюе-хой повернул влево. До­рога вела вверх, неширокая и извилистая, она кончалась в гроте. Цзюе-хой миновал грот и увидел, что дорога по­шла под уклон. Одновременно до него донесся чистый аромат цветов. Ему казалось, что впереди уже нет дороги, откуда же исходит этот аромат? Не спеша пошел он дальше. Налево вела еще одна дорожка. Как только он свернул на нее, впереди вдруг стало светло; все было яркожелтым, — начиналась роща зимней сливы, пышно цвели ее желтовосковые цветы. Цзюе-хой. вошел в рощу.

99

Он медленно шел вперед, ступая по рассыпанным на земле лепесткам, раздвигая свешивающиеся ветки.

Совершенно случайно он поднял голову и увидел, как далеко впереди мелькнуло что-то синее. Продолжая раз­двигать ветки, он пошел в этом направлении и, сделав не­сколько шагов, он обнаружил человека, который шел по выгнутому каменному мосту. Потом Цзюе-хой заметил косу, свисавшую сзади, и сразу узнал Мин-фэн.

Он хотел окликнуть девушку, но сдержался. Он видел, как Мин-фэн прошла в беседку на середине озера, и ре­шил дожидаться.

Время шло, а Мин-фэн все не показывалась. Наконец, она вышла, но не одна; с ней была женщина в короткой лиловой курме. Цзюе-хой видел только волосы, закру­ченные узлом на затылке, — женщина разговаривала с Мин-фэн, повернувшись к нему спиной. Но, когда они подошли к берегу, Цзюе-хой увидел лицо этой женщины и узнал Си-эр, служанку госпожи Шэнь.

Видя, что они приближаются к нему, Цзюе-хой отошел в сторону и спрятался там, где деревья зимней сливы росли особенно густо.

• Иди вперед, меня не дожидайся. Мне еще нужно сломать для госпожи несколько веток цветущей сливы. — Это был звонкий голос Мин-фэн.

• Ладно, пойду. Наша пятая госпожа стала еще раз­ говорчивее. Минуту меня не увидит и уже ворчит, — от­ ветила Си-эр.

Она вышла из рощи и направилась к дому той же дорогой, по которой пришел сюда Цзюе-хой.

Как только Си-эр скрылась за деревьями на противо­положном краю рощи, Цзюе-хой вышел из своего укры­тия и направился к Мин-фэн. Она ломала низко свеши­вающуюся ветку зимней сливы.

— Что ты тут делаешь, Мин-фэн? — спросил он улы­ баясь.

Мин-фэн сосредоточила все внимание на ветке сливы, которую хотела сломать, и не заметила, как подошел Цзюе-хой. Услышав неожиданно голос, она испуганно отпустила ветку и обернулась, но, увидев Цзюе-хоя, успокоилась.

— А я-то думаю, кто бы это мог быть. Оказывается, третий молодой барин. — С этими словами она опять про-

100

тянула руку к ветке, сломала ее и стала рассматривать цветы.

• Кто велел тебе это сделать? Зачем ты пришла сюда в такое время? Почему не наломала рано утром?

• Госпожа велела, она сказала, что это для госпожи Чжан, скоро к ней пойдет второй молодой барин, он отне­ сет. — Мин-фэн увидела слева еще одну красивую ветку со множеством цветов. Девушка протянула руку, но не достала, тогда она приподнялась на цыпочки и опять по­ тянулась к ветке, однако ухватиться за нее так и не смогла.

• Давай я сломаю, ты еще немножечко не доросла. Вот через год-другой достанешь, — засмеялся наблюдав­ ший за ней Цзюе-хой.

• Хорошо, сломайте. Только бы не узнала госпожа. — Мин-фэн отошла и стала в стороне.

• Почему ты так боишься госпожу? Ведь госпожа не такая уж злая. Она часто ругает тебя? — Цзюе-хой подо­ шел к дереву, приподнялся на носках, протянул руку, сломал ветку и отдал Мин-фэн.

• Наоборот, госпожа ругает меня теперь реже. Но все-таки я волнуюсь, каждую минуту боюсь сделать что- нибудь не так, — тихо ответила Мин-фэн, протягивая руку за веткой, которую ей подавал Цзюе-хой.

• Недаром говорится: раб вынужден все терпеть! .. — невольно рассмеялся Цзюе-хой, но он вовсе не хотел оби­ деть девушку.

Мин-фэн ничего не ответила и лишь молча опустила голову, разглядывая ветку с цветами зимней сливы.

— Посмотри, какая там красивая ветка, — весело ска­ зал он.

Девушка подняла голову и улыбнулась в ответ.

• Где?

• Вон там, — он показал рукой на соседнее дерево. Она посмотрела туда, куда он указывал. Действительно, на том дереве, очень высоко от земли свешивалась краси­ вая ветка вся в цветах и бутонах. Эта гибкая, сильная ветка выделялась среди других, привлекая к себе внима­ ние.

• Жаль, слишком высоко. Очень уж красивая вет- ка,— сказала сама себе Мин-фэн.

• Высоко? Ничего, ее очень легко сломать. — С этими словами Цзюе-хой примерился к стволу и добавил: — Сей-

101

час заберусь на дерево и сломаю. — Он расстегнул теплый халат.