Китайская литература 1 / Бацзинь - Семья

• Это ты! — выразив в этом слове и сомнение, и радость, и укор. — Ей самой некогда было разбираться в своих чувствах. Она едва удержалась, чтобы не бро­ ситься к Цзюе-миню. Но вдруг замерла на месте. Она растерялась. Глаза выдавали ее отчаяние.

• Цинь, это я, — сказал Цзюе-минь. В его душе тоже переплетались между собой и горе и радость, хотя он еще не дошел до такого состояния, когда, поплакав, смеются, а потом снова плачут. — Я давно должен был прийти к тебе, но боялся встречи с тетушкой, поэтому пришлось ждать сегодняшнего дня.

• Я знала, что ты придешь. Давно знала, — повто­ ряла Цинь, плача от радости. Она с укором посмотрела на Цзюе-хоя.

• А ты, Цзюе-хой, обманывал меня, я же знала, что это неправда. Я верила, что он не покорится, верила в него.

• Та ши шуй, шуй ши та? ¹ — На лице Цзюе-хоя по­ явилась добродушная и трогательная улыбка; он не на­ шелся, что ответить девушке, и ограничился старым каламбуром.

Цинь не смутилась и гордо указала на Цзюе-миня: «Вот он», улыбаясь от счастья. Она, не отрывая глаз, с нежностью смотрела на Цзюе-миня.

Цзюе-хой никак не ожидал, что Цинь будет вести себя подобным образом, но ее поведение понравилось ему. Он засмеялся и тоже посмотрел на Цзюе-миня.

¹ Кто он? Он кто? (кит.) 322

Тот стоял довольный: удостоившись столь высокой по­хвалы Цинь, он считал себя настоящим героем.

Теперь Цзюе-хой понял, как он ошибался в своих предположениях. Он думал, что эта встреча будет не­пременно печальной — со слезами, с рыданьями, со всем, что должно быть в трагедии. Потому что подоб­ного рода явления были вполне естественными в их семьях. Но теперь факты опровергали его предположе­ния. Как поддерживала их обоих любовь и вера! Они на­шли надежду и утешение, и, казалось, ничто не спо­собно разлучить их. Их соединяла какая-то неведо­мая сила. Ни горя, ни отчаяния — одно только взаимное доверие, которого было вполне достаточно для того, чтобы презирать все прочее. В этот миг Цинь и Цзюе-минь стали для Цзюе-хоя воплощением любви. Эта любовь, как луч света в мире тьмы, вселила в него надежду. Он поверил, что отныне брат не нуждается в его помощи, теперь Цзюе-минь ни за что не покорится. Вот как лег­коверны молодые люди с честными сердцами!

— Ладно, хватит разыгрывать трагедию в духе Шекс­пира, Говорите скорее о своих делах. Время пройдет очень быстро, — улыбнулся Цзюе-хой и спросил: — Мо­жет быть, мне уйти? — а про себя подумал: «У меня все­гда что-нибудь да найдется, чтобы подшутить над вами».

Они улыбнулись ему и, не обращая на него внимания и ничего не ответив, взявшись за руки, присели на край кровати и начали задушевно беседовать. Цзюе-хой по­вернулся к ним спиной, взял со стола книгу и принялся листать ее. Это было «Собрание сочинений Ибсена» *, в книге попадались загнутые страницы, а некоторые места были многозначительно обведены. Цзюе-хой вниматель­но перелистал книгу и понял, что Цинь читала пьесу «Враг народа» *. «Она, наверное, искала там бодрости и утешения», — подумал он и не сдержал улыбки. Он обер­нулся и взглянул на Цинь. Девушка была поглощена раз­говором с Цзюе-минем; они говорили о чем-то интимном; добрая улыбка делала ее еще более красивой, у нее уже исчез тот страдальческий вид, с каким она встре­тила Цзюе-хоя. Он долго смотрел на нее, завидуя в душе брату. Потом отвернулся и углубился в чтение «Врага народа». Кончив первое действие, он опять взглянул на

323

Цинь. Она все еще разговаривала с Цзюе-минем. Их бе­седа не кончилась и после того, как Цзюе-хой дочитал второе действие. Наконец, когда он прочитал всю пьесу и поднял глаза на Цинь, беседа попрежнему была ожив­ленной.

— Ну как? Вы слишком долго! — поторопил их Цзюе- хой.

Цинь подняла голову, улыбнулась ему и возобновила прерванный разговор.

— Цзюе-минь, пошли, вы уже наговорились, хва­ тит, — напомнил Цзюе-хой еще через полчаса.

Цзюе-минь собирался что-то ответить, но его опере­дила Цинь:

• Подожди немножко. Еще рано. Зачем так то­ ропиться! — Она крепко сжимала руку Цзюе-миня, слов­ но опасаясь, что он может уйти.

• Я обязательно должен вернуться, — нарочно на­ стаивал Цзюе-хой.

• Хорошо, иди; здесь у меня, в таком жалком месте, не могут оставаться твои драгоценные ноги, — рассерди­ лась Цинь, но, увидев, что Цзюе-хой и на самом деле со­ бирается уходить, остановила его.

• Ты на самом деле уходишь? Неужели даже сейчас ты не хочешь помочь мне? — взывал к его великодушию Цзюе-минь.

Цзюе-хой засмеялся.

— Я просто подшутил над вами. Но вы слишком без­ различны ко мне. Цинь, я пришел давно, а ты даже не предложила мне сесть, не поговорила со мной. Раз рядом с тобой Цзюе-минь, обо мне ты совсем забыла.

Цинь и Цзюе-минь рассмеялись. Цинь оправдыва­лась.

— У меня один только рот, как же я могу одновре­ менно разговаривать и с тобой и с ним? Цзюе-хой, будь великодушен, дай мне сегодня поговорить с ним. Нам с тобой хватит завтрашнего дня, — уговаривала она Цзюе-хоя, как маленького ребенка.

— Не обманывай меня, просто мне не выпало такого счастья, как Цзюе-миню.

• Цзюе-хой! — укоризненно воскликнул Цзюе-минь, он собирался еще что-то сказать, но его опять перебила Цинь.

• Ты слишком остер на язык, мне тебя не переспо-

224

рить. Я только хочу спросить: тебе нравится Сюй Цянь-жу? Она гораздо тверже меня, вот она — настоящая но­вая женщина! — На лице Цинь появилась лукавая улыбка.

• Может быть, она мне и нравится, а может и нет. Какое это имеет к тебе отношение? — упрямился Цзюе- хой; спор доставлял ему большое удовольствие.

• Ты прав, я тоже так думаю. — Цинь не успела от­ ветить, как Цзюе-минь, точно вспомнив о чем-то, улыбнул­ ся и кивнул, выражая свою солидарность с ее мнением.

Цзюе-хой, конечно, понял их, но принял независимый вид и махнул рукой:

— Отстаньте! Я не то, что вы. Не стану разыгрывать пьес в духе Шекспира. — Он отвернулся, и первой его мыслью было: «Мне ведь нужна ты!», но другая мысль тотчас отогнала первую: «Я уже загубил жизнь одной девушки, мне больше некого любить».

Наконец, Цинь и Цзюе-минь наговорились. Теперь им предстояло расстаться. Конечно, Цзюе-миню не хотелось покидать этой комнаты: не только Цинь, но все здесь было удивительно дорогим и милым. Он в нерешитель­ности смотрел на Цинь, и, как только вспомнил о своей жизни в маленькой комнатке у Хуан Цунь-жэня в оди­ночестве и ожидании, мужество покинуло его. Но рядом стоял Цзюе-хой. Его взгляд торопил. Цзюе-минь понял, что пора возвращаться. Иного пути не существовало. Словно предчувствуя падение с сияющего неба в черную бездну, он разочарованно и печально, превозмогая себя, произнес:

• Я пошел! — Но сдвинуться с места не мог. Ему хотелось утешить Цинь, но в голову никак не приходили нужные слова.

• Не переживай за меня. — Он собирался сказать со­ всем не то: он хотел, чтобы она все время думала о нем.

Цинь смотрела на него своими большими красивыми глазами. Она внимательно прислушивалась к словам Цзюе-миня, словно ожидая, что он скажет ей о чем-то необычном. Но он не сказал. Она так долго ждала, а он ограничился двумя коротенькими фразами. Цинь была разочарована. Боясь, что он сразу же уйдет, она поспешно остановила его:

— Не уходи, подожди немного, мне еще надо пого­ ворить с тобой. — Она потянула Цзюе-миня за рукав.

325

Он воспринял эти слова, как глотают лакомый кусо­чек, растерянно глядя на ее возбужденное лицо.

— Не волнуйся, я не ухожу. — Нельзя было разо­ брать, улыбается он или расстроен предстоящей разлу­ кой. Цзюе-хою казалось, что брат вот-вот расплачется.

Цинь чувствовала, как нежный взгляд Цзюе-миня ласкает глаза и лицо, словно взывая к ней: «Говори же, говори! Что бы ты ни сказала, я готов внимать каждому твоему слову, каждой фразе». Ей хотелось уте­шить его такими словами, которых бы он никогда не за­был, но Цинь не могла найти их. Она смотрела на него и очень волновалась, боясь, что он уйдет. Она не отпу­скала его рукав и уже, не подыскивая слов, говорила обо всем, что занимало ее мысли, не определяя заранее, важно ли это, или же не имеет к нему никакого от­ношения.

— Цянь-жу говорит, что Вэнь и «Старая мисс» из на­ шего училища собираются ехать в Пекин учиться. Им больше невмоготу такая обстановка. Дома им попало за то, что они подстриглись, — начала Цинь. Она не по­ яснила Цзюе-миню, кто такие Вэнь и «Старая мисс», словно это имя и прозвище давно знакомы ему. Но Цзюе- минь слушал внимательно, как нечто очень интерес-

ное.

— Наверное, и сама Цянь-жу уедет. Ее отцу при­ шлось из-за нее выдержать нападки; он очень рассер­ дился и заявил, что подаст в отставку — уйдет с должно­ сти в департаменте и поселится с дочерью в Шанхае или Нанкине.

Цзюе-минь слушал все так же внимательно.

— Мэй последнее время очень похудела. Как жаль ее! У нее каждый день кровохарканье, правда, еще не очень сильное. Она скрывает от матери и ни в коем слу­ чае не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что она созна­ тельно не принимает лекарств. «Прожить лишний день,— говорит она, — значит только продлить страдания. Лучше скорее умереть». Ее мать целыми днями занята гостями и картами и совсем не заботится о дочери. Вчера я все- таки нашла удобный повод предостеречь госпожу Цянь. Она забеспокоилась. Может быть, Мэй права, но я не в силах смотреть на то, как она умирает. Не говорите Цзюе-синю. Она приказала мне, чтобы Цзюе-синь ни в коем случае не знал, что у нее кровохарканье. —

326

Тут Цинь заметила слезы на глазах Цзюе-миня; по ще­кам из-под очков уже сбегали слезинки.

Она понимала его без слов. Она собралась еще что-то сказать, но внезапно горе подчинило ее своей власти. Она произнесла еще несколько слов и умолкла; она боро­лась с собой, но, не выдержав, вскрикнула сквозь слезы: «Я не могу больше!» — потом, отступив на несколько ша­гов, закрыла лицо руками, и слезы ручьем хлынули у нее из глаз.

• Цинь, я пошел, — печально сказал Цзюе-минь. Он совсем не хотел уходить, по вынужден был сделать это. Он никак не предполагал, что их свидание кончится этими ранящими душу рыданьями. Но теперь они пла­ кали вдвоем. Многие события в их жизни, многие разго­ воры кончались слезами, хоть они и считали себя новой, мужественной молодежью.

• Постой, не уходи! — Цинь отняла руки от лица и протянула их к Цзюе-миню.

Цзюе-минь хотел было броситься к Цинь, но Цзюе-хой взял его за локоть. Он остановился и молча по­смотрел па брата. Цзюе-хой не плакал, его сухие глаза сверкали, он отвернулся, показывая, что им пора ухо­дить. Цзюе-минь знал, что брат прав. С тоской в голосе он утешал Цинь:

— Цинь, не плачь, я приду еще раз. Мы живем близко друг от друга, при первой же возможности я обязательно приду к тебе. .. А теперь мне пора. Береги себя, жди от меня добрых вестей. — Он взял себя в руки и вышел сле­ дом за Цзюе-хоем, оставив Цинь одну в комнате, где уже начинало темнеть.

Цинь проводила их до дверей зала; здесь она присло­нилась к дверному косяку, вытирая заплаканные глаза и пристально глядя вслед братьям.

Цзюе-минь и Цзюе-хой вышли на середину улицы. В ушах у них все еще звучали рыданья Цинь. Молча, не обменявшись дорогой ни одной фразой, они шли широ­ким шагом. Недалеко от дома Хуан Цунь-жэня Цзюе-хой вдруг остановился.

— Что бы ни случилось — вас ждет успех, вы побе­ дите. Нам больше не нужны жертвы. Хватит с нас! — Немного постояв, он добавил еще более решительно, почти жестоко: — А если все-таки жертвы необходимы, пусть теперь они сами жертвуют собой.

327

32

Цзюе-синя, видевшего, что другого пути нет, мучили угрызения совести; он чувствовал, что должен во что бы то ни стало помочь брату, иначе ему придется раскаи­ваться до конца своих дней. После долгих размышлений и совещаний с мачехой и Жуй-цзюе, он решил пойти к деду и попросить за Цзюе-миня. Он собирался осто­рожно намекнуть на сердечные дела брата, конечно, не упоминая конкретно об отношениях Цзюе-миня с Цинь, и попросить деда отложить этот брак до тех пор, пока Цзюе-минь не станет вполне самостоятельным. Разъясне­ния выглядели убедительными, он готовился целую ночь и даже набросал черновик, считая, что непременно сумеет разжалобить деда.

Но все приготовления пропали даром, дед был совсем не таким человеком, каким рисовало его воображение Цзюе-синя. Дед представлял старую эпоху и, будучи об­речен на гибель, сопротивлялся из последних сил. Сейчас он очень упрям. Страшен его необузданный гнев. Он уже не слушается голоса рассудка. Он обеспокоен лишь тем, что, во-первых, подорван его авторитет, который можно восстановить лишь с помощью суровых мер; во-вторых, воля родителей, слово сватов, заключение браков стар­шими в семье, невмешательство молодежи в такие дела — непреложные истины, а восставший против них подлежит наказанию. Что же касается счастья и надежд молодежи, они его абсолютно не интересовали. Поэтому единствен­ным ответом на разъяснения Цзюе-синя был поток злоб­ной брани. В конце дед заявил, что брачный договор с семьей Фэн ни за что не будет расторгнут и, если к концу месяца Цзюе-минь не вернется домой, он поместит в газетах извещение, что не признает Цзюе-миня чле­ном семьи Гао, а Цзюе-хоя заставит жениться вместо брата.

Цзюе-синь не смел возражать и, робко поддакивая, соглашался. Выйдя от деда, он тотчас отыскал Цзюе-хоя и передал ему слова деда. Пересказывая разговор с дедом, Цзюе-синь старался запугать брата, рассчитывая, что тот поспешит вернуть Цзюе-миня домой, опасаясь за себя самого. Но Цзюе-хой стал умнее и уже сделал нужные приготовления; он оставил без внимания угрозы деда и только усмехнулся,

328

• Если понадобится жертва, то уж, конечно, ею буду не я. Вот увидите.

• По-моему, лучше всего, если ты уговоришь Цзюе- миня вернуться домой. Иначе тебя женят вместо него. — Этими словами Цзюе-синь решил воздействовать на Цзюе-хоя, видя, что тот никак не реагирует на угрозы деда.

• Пусть дед поступает, как знает. Когда-нибудь он раскается. Я не боюсь: у меня есть более удачный вы­ ход из положения, — гордо ответил Цзюе-хой.

Цзюе-синь просто не верил своим ушам, чувствуя, что совершенно не понимает младшего брата.

— Я до сих пор не могу понять, отчего ты так тру­ слив, так беспомощен? — словно издеваясь над ним, ска­ зал Цзюе-хой.

Цзюе-синь покраснел, потом лицо его опять стало бледным. Он трясся от злости, несколько раз повторил «ты, ты», силясь сказать что-то еще. Но тут занавеска колыхнулась и вошел Юань-чэн, который торопливо, взволнованным голосом сообщил:

• Госпожа Цянь прислала человека сообщить, что барышня Мэй скончалась.

• Барышня Мэй? Когда? — в ужасе воскликнула Жуй-цзюе, выбежав из соседней комнаты.

• Говорят, сегодня, в семь утра, — почтительно ответил Юань-чэн.

В этот самый момент пробили стенные часы — ровно девять раз. В комнате воцарилась мертвая тишина. Никто не мог долго произнести ни слова.

• Иди, пусть немедленно приготовят мой палан­ кин, — помрачнев, вдруг приказал Цзюе-синь.

• Я поеду с тобой, — сказала сквозь слезы Жуй- цзюе и опустилась в плетеное кресло.

• Ступай, — велел Цзюе-синь Юань-чэну; тот сразу же скрылся за дверной занавеской. Цзюе-синь по­ дошел к жене, чтобы утешить ее: — Жуй-цзюе, тебе не стоит ехать: ты ждешь ребенка, тебе не вынести страданий. Если поедешь, ты обязательно расстроишься. А тебе надо беречь здоровье....

• Я очень переживала за нее... Я хочу видеть ее последний раз... Я должна это сделать... Не зря же мы были с ней так дружны, — запинаясь от волнения, про­ говорила Жуй-цзюе.

329

— Не настаивай, ты должна заботиться о своем здоровье, ты же знаешь, что теперь у меня осталась только ты одна. Если и с тобой что-нибудь случится, зачем мне тогда моя жизнь? — Голос у Цзюе-синя был необычайно жалостливым.

Цзюе-хой стоял у письменного стола и рассеянно раз­глядывал белые тюлевые занавески на окнах. Это изве­стие не было для него внезапным ударом, он заранее предвидел такой конец. Сейчас в его памяти вновь вос­кресли слова Мэй, которые передала Цинь: «Прожить лишний день — значит только продлить страдания. Луч­ше уж раньше умереть». Хотя эти слова принадлежали самой Мэй, но гибель слабой милой молодой жизни не­легко было перенести. Цзюе-хоя мучили печальные мысли; сдерживая гнев, он холодно заметил:

— Видишь, еще одна жертва! — Он знал, что Цзюе- синь услышит его и поймет. Он обернулся, почувствовал на себе страдальческий взгляд брата и сказал, ни к кому не обращаясь:—Муки не кончились! Впереди — еще более страшные события! — Эта фраза тоже предназна­ чалась Цзюе-синю.

Цзюе-синь вышел из комнаты, чувствуя головокруже­ние, совершенна обессилевший. Но он взял себя в руки и сделал несколько шагов. Вдруг что-то теплое, едкое поднялось изнутри и подкатило к горлу; он терпел, но в горле першило; он не выдержал и сплюнул. Непроиз­вольно взглянув на пол, он увидел красный плевок. Он похолодел, словно провалившись в ледник, схватился ру­кой за грудь и решил вернуться к себе в комнату. Но тот­час изменил свое намерение, молча растер ногою плевок и, еле держась на ногах, двинулся дальше,

Как только Цзюе-синь сошел с паланкина в доме Ця-ней, он сразу же услышал рыданья и направился прямо в комнату Мэй.

Там были тетушка Цянь, младший сын — двоюродный брат Цзюе-синя, Цинь и служанка. Они плакали над те­лом Мэй. Увидев вошедшего Цзюе-синя, они поздорова­лись с ним.

• Что же мне теперь делать? — обратилась к Цзюе- синю госпожа Цянь; у нее были растрепанные волосы и заплаканное лицо.

• Готовиться к похоронам, — ответил Цзюе-синь и в свою очередь спросил: — Гроб уже куплен?

330

• Велела старому Вану, а его до сих пор нет. — Гос­ пожа Цянь снова заголосила. Старым Ваном звали ее слугу. — Прошло больше двух часов, как умерла Мэй, а еще ничего не сделано, в семье я одна, твой двоюрод­ ный брат еще мал. Вану пришлось разносить извещения о смерти. Не знаю, за что и взяться! Погляди, какой в ком­ нате беспорядок! Сердце мое разрывается от боли.

• Не беспокойтесь, тетушка. Я постараюсь помочь вам, — решительно заявил Цзюе-синь. Он уже не помнил о том, что у него только что открылось кровохарканье.

• Ты такой добрый и отзывчивый. Мэй и в стране де­ вяти источников будет благодарить тебя, — проникно­ венно оказала госпожа Цянь.

Слово «благодарить» кольнуло иглой сердце Цзюе-синя; слова переполняли его, но он ничего не мог сказать. Он готов был громко разрыдаться. Он думал про себя: «Мэй поблагодарит меня? Ведь это я виноват в ее смерти, я загубил ее». — Он подошел к кровати. Мэй лежала с полузакрытыми глазами. Волосы разметались по по­душке, осунувшееся лицо было белым, как бумага, рот чуть приоткрыт, как будто она хотела что-то сказать, но не успела. На губах запеклась кровь; видимо, кто-то вы­тер ее, но недостаточно чисто. Руки и нижняя половина тела были накрыты летним одеялом. «А ведь так недавно это был жизнерадостный человек», — думал Цзюе-синь.

— Мэй, я пришел к тебе! — не в силах совладать с собой, закричал он; глаза его наполнились слезами. Серд­ це щемило, тяжелые мысли не покидали его: «Мы рас­ стаемся навеки. Ты не оставила для меня ни слова. Не простила меня. Почему я не пришел раньше? Может быть, тогда я увидел бы движение твоих губ, услышал твой го­ лос, узнал бы, о чем ты думала перед смертью. Теперь мы уже никогда не сможем понять друг друга!» Он втайне обращался к ней с мольбой: «Мэй, я пришел, я здесь; скорее скажи все, о чем ты не успела сказать. Я слушаю тебя!»

Достав носовой платок, он вытер слезы и опять скло­нился, вглядываясь в лицо Мэй. Она лежала неподвижно, словно холодный камень. Цзюе-синь понял: если даже он охрипнет от крика, все равно она не услышит, не шелох­нется. Сегодня их разделяет «вечность». Они никогда не смогут сблизиться. Он раскаивался, страдал, в отчаянии плакал.

331

Рыданья Цзюе-синя вызвали слезы у матери и брата Мэй. Цинь, стоявшая рядом, не выдержала и принялась утешать его.

— Цзюе-синь, теперь не время плакать, нужно поско­ рее отдать последний долг Мэй. Мертвого слезами не воротишь. Тетушка и так уж не владеет собой, а из-за твоих слез ей еще тяжелее. Если бы Мэй узнала об этом, она бы тоже огорчилась.

Эти слова резали ему слух. Цзюе-синь думал про себя: «Я столько раз огорчал ее и разве только этим?» — но вслух сказать об этом не решался. Он с трудом сдер­жал слезы, перестал плакать и лишь тяжело вздыхал.

• Не нужно винить его; они с Мэй были так дружны, их даже сватали. Я одна виновата в том, что не дала со­ гласия на их брак. Если бы все сложилось по-другому, могло бы не быть такого дня, как сегодня! — Слова гос­ пожи Цянь прерывались рыданиями. У нее опустились руки, рассудок помутился.

• Цзюе-синь, займись скорее последними приготовле­ ниями, не давай Мэй так долго лежать открытой! — Цинь понимала, что слова госпожи Цянь расстраивают Цзюе- синя, и старалась отвлечь его.

• Хорошо, — вздохнул Цзюе-синь и отвел госпожу Цянь в сторону, чтобы обсудить все, что касалось похо­ рон: что нужно купить, как поставить гроб, как приказать служанкам обмыть тело покойной, как пере­ одеть ее, как переложить в гроб. Наконец, когда все было сделано, осталось только закрыть гроб.

Мэй лежала в гробу; видно было только ее лицо — полузакрытые глаза, чуть приоткрытый рот, как будто она хотела что-то сказать, но не успела. Цзюе-синь взгля­дом, преисполненным безутешной тоски и скорби, послед­ний раз посмотрел на Мэй; он с жадностью всматривался в дорогое ему лицо, думая о том, что еще через несколько минут оно навсегда исчезнет из его жизни. Ему хотелось подойти, протянуть к Мэй руки, сорвать с нее похоронную одежду и похоронное покрывало, поднять из гроба и, прижав к себе, убежать куда-нибудь далеко, где нет даже следов человека, но у него не хватало мужества. Он с ненавистью смотрел на гробовщика с красным на­бивным сатином в руках и чуть было не прогнал его, потому что достаточно одного движения человека и Цзюе-синь никогда больше не увидит ее лица.

332

Потом, стиснув зубы, он все-таки отдал приказание закрыть гроб. Гробовщик собирался набросить сверху красный сатин, как вдруг госпожа Цянь ухватилась за гроб, не желая отпускать рук. Она рыдала, громко взывая к Мэй:

— Мэй, ты не закрываешь рот, о чем ты не успела сказать? Говори же! Твоя мать здесь!.. Мэй, я погу­била тебя, это я, твоя родная мать, была слепой, не знала твоих заветных дум. Я расстроила ваш счастливый брак, мучила тебя всю жизнь и обрекла на такой страшный ко­нец. .. Мэй, теперь я раскаиваюсь, я понимаю, что совер­шила непоправимую ошибку... Мэй, дорогая, я здесь, ты слышишь меня? Почему ты молчишь? .. Ты ненавидишь меня? Да, теперь ты вправе отомстить мне. Я погубила тебя, ты отплатишь мне тем же. Только умоляю на том свете никогда не расставаться со мною. Мы попрежнему мать и дочь... Мэй, милая, почему ты не хочешь отве­тить? .. Мое бедное дитя! Возьми же меня с собою! Мэй! Мэй!.. — Госпожа Цянь заливалась слезами. Она отча­янно топала ногами, билась головой о гроб. Уговоры окружающих не помогали, с большим трудом ее удалось, наконец, оттащить от гроба.

Гробовщик набросил красный сатин, прибил его деревянными гвоздями и сверху положил крышку. Зама­зал щели. Скоро все приготовления были закончены. В комнате уже не было Мэй. Стоял только гроб, но даже его должны были скоро унести.

Людей в комнате прибавилось; пришли родственники, обычно бывавшие у госпожи Цянь: мачеха Цзюе-синя, госпожа Чжоу, с Шу-хуа, мать Цинь, потом еще не­сколько женщин. Посидев немного, они все ушли. Кроме госпожи Цянь, младшего брата покойной и старого Вана, Мэй провожали на кладбище за город только Цзюе-синь, Цзюе-хой, Шу-хуа и Цинь. Цзюе-хой опоздал, но до­гнал их по пути и присоединился к похоронной процессии.

Усыпальница * помещалась в просторном храме, ко­торый давно уже не ремонтировали, и поэтому он выгля­дел совершенно заброшенным. У каменных ступеней, ве­дущих в главный зал, густо разрослись сорняки. В ма­леньких комнатках по обе стороны от лестницы стояли гробы; большая часть комнат была уже занята. В некоторых двери были открыты, и внутри виднелась не­затейливая обветшалая утварь: то ножка у жертвенного

333

стола сломана, то дощечка с именем покойного валялась на столе, то из двух параллельных надписей перед гробом осталась только одна, да и та разорванная ветром. Двери других комнат были плотно закрыты. В некоторых ничего не осталось, кроме нескольких гробов. Говорят, эти гробы были поставлены десять—двадцать лет тому назад, и за это время никто ни разу не навестил их.

Здесь предстояло Мэй занять свое скромное место. Провожавшие ее родственники выбрали для нее комнату, установили греб, поставили жертвенный стол и дощечку с именем покойной. Старый Ван, усевшись на корточки на ступенях, ведущих в храм, стал жечь бумажные деньги; госпожа Цянь рыдала над гробом. Рядом плакал малень­кий брат Мэй. Цинь утешала госпожу Цянь, но, вспоми­ная свою дружбу с Мэй, она касалась и своих заветных дум и, не удержавшись, тоже заплакала.

Цзюе-синь постоял немного перед жертвенным сто­лом; * плач женщин терзал его слух; он выглядел подав­ленным, казалось лишенным рассудка. Слезы лились не­произвольно, и он уже не понимал, из-за чего. Он даже считал, что в гробу лежит вовсе не Мэй, а кто-то другой. Она еще жива, к нему обращено ее печальное лицо, она рассказывает о своей горестной жизни. Он шире открывал глаза и сквозь слезы, застилавшие их, все отчетливее проступала дощечка с именем покойной, написанном чер­ными иероглифами на красной бумаге. «Усыпальница почившей Цянь Мэй-фэн» — эти слова безжалостно от­ражались в его глазах, он не мог ошибиться. Она дейст­вительно умерла; теперь у него не осталось никакой надежды. За жертвенным столом стоял гроб. Ее мать плакала и стучала руками по крышке гроба, а маленький брат, прислонив голову к гробу, жалобно звал: «Сестра». Цинь тихо плакала — ей угрожала участь Мэй. Цзюе-синь тоже заплакал, но на этот раз сознавая о чем. Он достал платок, вытер слезы и, не имея сил быть свидете­лем этой сцены, вышел. Оставшись на лестнице, он на­блюдал за старым Ваном, который жег бумажные деньги; Следом из зала твердой походкой вышел Цзюе-хой; несмотря на свою молодость, только он, казалось, сохра­нил самообладание и силу, — такое впечатление сложи­лось у Цзюе-синя.

— Пора домой! — Цзюе-хой подошел к Цзюе-синю. Тем временем старый Ван кончил жечь бумажные деньги;

334

на ступенях осталась только кучка золы и слабо тлели не-сгоревшие остатки. Ветер -подхватил золу и, подняв вверх, развеял вокруг.

• Да,— уныло согласился Цзюе-синь и зашел в храм, чтобы утешить женщин. Это оказалось нелегким делом — уговаривать других не плакать, когда у самого на глазах слезы. Все еще всхлипывала Цинь, беззвучно плакала госпожа Цянь, и маленький брат Мэй жалобно звал:

• Сестра!