Китайская литература 1 / Бацзинь - Семья

• По-твоему, выхода нет? — сердито заметил Цзюе- минь.

• Я этого не говорю, — поспешил оправдаться Цзюе- синь, но тут же умолк.

Цзюе-минь пристально смотрел на старшего брата, словно проникая взглядом к нему в душу. Вспомнив о чем-то, он с трудом произнес:

• А о чем ты говорил мне сегодня после полудня? Или ты хочешь, чтобы я повторил твою трагедию? ..

• Но дед... — Цзюе-синь оправдывался, ссылаясь на деда, потому что сознавал полную правоту Цзюе-миня и вместе с тем обязан был подчиняться приказу деда.

• Хватит ссылаться на деда. Я пойду своей доро­ гой, — перебил его Цзюе-минь и, не дожидаясь, пока старший брат договорит, ушел к себе в комнату.

Была глубокая ночь, но спать не хотелось. Он долго обсуждал эту новость с Цзюе-хоем. Братья сговорились действовать так: сопротивляться, а в случае пораже­ния — бежать, но ни за что не покоряться. Цзюе-хой старался подбодрить Цзюе-миня, потому что, во-первых, сочувствовал ему, во-вторых, хотел, чтобы Цзюе-минь своим примером открыл новый путь ему и остальным братьям. Цзюе-минь сразу же набросал коротенькое письмо, чтобы завтра утром, вложив его в книгу, послать с кем-нибудь Цинь. Вот содержание этого письма:

«Цинь, какие бы новости обо мне ты не услышала, не верь им. Сейчас приходили сватать меня. Я принадлежу тебе, и никто меня не отнимет у тебя. Ты веришь мне, и надеюсь, сохранишь эту веру до конца. Вот увидишь, как храбро я буду бороться! Я добьюсь своего!

Цзюе-минь».

Цзюе-минь дважды перечитал письмо и удовлетво­ренно сказал:

— Это важный сувенир в истории нашей любви. — Он дал прочитать Цзюе-хою и спросил: — Ну как?

— Настоящий средневековый рыцарь! — одобрил Цзюе-хой. Он не мог удержаться от насмешки. «По­ смотрим, как ты станешь бороться!»—думал он.

З09

День рождения старого господина Гао отпраздновали. О женитьбе Цзюе-миня начали поговаривать всерьез. Фэн Лэ-шань прислал сватов, и дед, конечно, дал свое согласие. Госпожа Чжоу, будучи невесткой старого Гао и мачехой, сочла неудобным вмешиваться. Теперь Цзюе-синь осознал всю серьезность положения. Он понимал, что совершается большая ошибка, и еще одна молодая жизнь будет искалечена, если дело решится положительно. Протестовать? У Цзюе-синя недоставало мужества возра­зить деду. После долгих размышлений он решил попы­тать счастья в суевериях. Он ждал, когда дед поручит главному свату доставить гороскоп * барышни Фэн и най­дет прорицателя, чтобы сопоставить ее «восемь иерогли­фов» с гороскопом Цзюе-миня. Цзюе-синь надеялся по­лучить от прорицателя «несчастливый ответ» и даже хотел подкупить его, но эти надежды так и не сбылись; когда сложили оба гороскопа, получилось: большое счастье, большая удача. Такое предсказание благоприятно подействовало на госпожу Чжоу. То, с помощью чего Цзюе-синь собирался помочь брату, превратилось в его смертельного врага. Казалось, другого пути нет. Цзюе-синь держал заключение, написанное господином прори­цателем, смеялся в душе над своей глупостью и одновре­менно оплакивал участь Цзюе-миня. Как ему хотелось разорвать эту дурацкую записку! Но мужества недоста­вало. Тяжело вздохнув, он сказал:

— Я сделал все, что мог, поскольку считал себя спо­собным только на эти меры.

Все это происходило втайне от Цзюе-миня, который ничего не знал о ходе событий. Так уже было заведено в семье Гао. Тот, кого дело касалось в первую очередь, превращался обычно в марионетку. Тех же, что когда-то сами были на его месте, теперь превращали в марионетку другого. Так поступали всегда и так будет вечно, — счи­тали люди вроде старого господина Гао. Но они ошиблись в Цзюе-мине, потому что он вовсе не желал становиться марионеткой.

В отличие от своих предшественников Цзюе-минь проявлял удивительную заинтересованность своими лич­ными делами, без тени смущения разузнавал новости, используя в качестве лазутчика Цзюе-хоя. Кроме того, он вместе с Цинь и Цзюе-хоем составили маленькую

310

группу, чтобы сообща обсуждать тактику, которую необ­ходимо применять: как расстроить брачный договор, как объявить о его отношениях с Цинь.

Первый шаг в этой борьбе был сделан, когда Цзюе-минь объявил о своей позиции старшему брату. Но тот отказался взять на себя инициативу и попросил мачеху расстроить помолвку, но госпожа Чжоу сослалась на волю деда. Ну, а деду нельзя было сказать об этом прямо. Дело принимало скверный оборот. Цзюе-минь не мог найти сильного помощника. Дед, казалось, олицетво­рял собой всю власть. Никто не сочувствовал Цзюе-миню. Через несколько дней ему уже стало неудобно часто ходить к Цинь. Правда, тетушка Чжан сочувство­вала ему, но не могла, да и не собиралась ничем помо­гать. Она просила его реже бывать у них, потому что в доме Гао кто-то уже распускал сплетни, якобы Цзюе-минь действует по указке тетушки Чжан, которая велит ему воспротивиться женитьбе, намереваясь выдать за него Цинь. Цинь плакала от досады, но впереди ее ждали еще большие неприятности.

Первая попытка провалилась. Цзюе-минь начал дей­ствовать по-другому, применяя тактику второго шага: он во всеуслышание заявил, что раз семья не считается с его мнением, ему придется прибегнуть к крайним мерам. Конечно, эти слова не дошли до ушей деда, а потому и не оказали должного действия.

Наконец, сообщили, что предстоит обмен свидетель­ствами о рождении и для этого назначен благоприятный день. Это случилось через две с лишним недели после дня рождения деда. Цзюе-синь намекнул деду о несогла-сии Цзюе-миня, но старый Гао сердито перебил внука:

— Если я говорю да, кто смеет сказать нет? Как я сказал, так и будет!

Узнав об этом, Цзюе-минь рассердился. Он несколько часов шагал одни по саду, спрашивая себя: «Покориться или же бороться до конца?» В этот момент он еще ко­лебался. Все зависело от его решения — шансов на бла­гоприятный исход не оставалось. Если бежать, оставить семью — впереди его ждет множество трудностей. На что жить — вот главная проблема. Дома он не испыты­вал материальных затруднений, не заботился ни о пище, ни об одежде, а как быть, если он уйдет из дому? На что жить? У него ничего не приготовлено. Дело требо-

311

вало быстрого решения, а в душу к Цзюе-миню закра­лись сомнения.

Он разыскал Цзюе-синя для последнего, окончатель­ного разговора. Начал без обиняков, с главного:

• Есть шансы оттянуть дело?

• По-моему, уже ничего нельзя сделать, — печально ответил Цзюе-синь.

• Ты действительно испробовал все способы, при­ нял все меры? — в отчаянии спросил Цзюе-минь.

• Да.

• Тогда скажи, как мне поступить?

• Как поступить? Я понимаю тебя. Но ничем не могу помочь. По-моему, придется подчиниться деду. Рожден­ ным в эту эпоху, нам суждено стать жертвами, — мед­ ленно, со слезами в голосе сказал Цзюе-синь.

Но это не подействовало на Цзюе-миня, он холодно усмехнулся.

— Непротивленчество! Философия поклонов! — и ушел.

Про себя Цзюе-минь подумал: «Пойду-ка лучше по­советуюсь с Цзюе-хоем».

31

На другое утро, когда Цзюе-синь, как обычно, зашел к деду пожелать ему доброго здоровья, дед с удовлетво- рением сообщил ему, что брачный договор с семьей Фэн заключен, и теперь нужно выбрать подходящий день в пределах двухмесячного срока, а Цзюе-синю велел за­няться обменом свидетельств о рождении; яри этом дед листал календарь. Цзюе-синь только поддакивал, а затем направился к выходу. Здесь он встретился с Цзюе-хоем, который загадочно улыбнулся ему.

Не успел Цзюе-синь вернуться к себе в комнату, как дед прислал за ним служанку. Войдя в кабинет старого Гао, Цзюе-синь увидел, что дед в страшной ярости отчи­тывает Цзюе-хоя. Дед сидел на диване, наложница Чэнь, непричесанная, с осунувшимся желтым лицом, присев на валик, стучала деду по спине. Цзюе-хой, не произнося ни звука, стоял перед дедом.

— Бунт! Вот что это такое! Разыщи и приведи ко мне своего брата! —громко приказал дед Цзюе-синю, увидев,

312

что тот вошел. Для Цзюе-синя это было полной неожи­данностью.

У деда опять начался жестокий приступ кашля. Чэнь итай еще усерднее принялась колотить его по спине, при­говаривая:

• Зачем вы так волнуетесь? Вам много лет, не стоит гневаться и портить себе здоровье!

• Он посмел ослушаться? Посмел возражать мне? — не унимался дед. Он перевел дыхание и сбивчиво про­ должал, красный от гнева. — Он недоволен тем, что я сосватал его? Куда это годится! Непременно отыщи его и приведи ко мне. Я ему покажу.

Цзюе-синь почтительно поддакивал. Он уже наполо­вину понял, в чем дело.

— Это дурное воздействие школы, я всегда гово­ рил, что не следует отдавать детей учиться, но вы не слу­ шались меня. Вот что из этого вышло! Даже Цзюе-минь и тот научился плохому. Кто бы мог подумать, что он подымет бунт... Заявляю, что с сегодняшнего дня детям из семьи Гао запрещено посещать школу! Ты слышал? — Он снова закашлялся.

Цзюе-синь совсем растерялся, каждая фраза деда действовала на него, словно удар грома.

Рядом стоял Цзюе-хой, он воспринимал слова деда по-другому. Хотя он тоже ощущал тяжесть сгустившейся атмосферы, но не предавался панике и ничуть не трусил. В душе он даже смеялся: «Фонарь, склеенный из бумаги, легко будет проколоть!»—думал он.

Дед откашлялся, но выглядел очень усталым, при­лег, закрыл глаза, долго молчал и, казалось, уснул. Братья попрежнему в почтительных позах стояли перед ним и ждали, что он скажет. Наконец, Чэнь итай жестом отослала их.

Выйдя от деда, Цзюе-хой заговорил первым:

— Цзюе-минь оставил тебе письмо, зайди к нам в комнату, прочитай.

• О чем ты говорил деду? Почему ты не сообщил сначала мне, а побежал сразу к нему? Какой ты глу­ пец! — в сердцах упрекнул Цзюе-синь.

• Глупец? Я хотел, чтобы дед узнал правду! Я очень рад, что добился своего. Пусть он знает, что мы хотим быть людьми, а не бессловесными скотами, которых лю­ бой может прирезать.

313

Цзюе-синь понял, что брат намекает на него, но вы­нужден был стерпеть. Он не мог говорить о своих пере­живаниях, зная, что если даже он все чистосердечно разъяснит Цзюе-хою, тот все равно не поверит.

Они вошли в комнату Цзюе-хоя. Цзюе-хой передал брату письмо. Цзюе-синь никак не мог набраться духу, но в конце концов прочитал:

«Дорогой брат, я поступаю так, как никто в нашей семье никогда не осмелился бы поступить. Я отказы­ваюсь от женитьбы. Дома некому позаботиться о моей судьбе, о моем будущем, поэтому я решил идти своим путем. Я полон решимости осуществить свои намерения. Я буду бороться со старыми силами до конца.

Если вы не расстроите помолвку, я до самой смерти не вернусь домой. Сейчас еще есть шансы исправить дело, надеюсь, ты придумаешь выход из создавшегося положения и по-братски поможешь мне.

Цзюе-минь, три часа ночи».

Дочитав письмо, Цзюе-синь побледнел, у него тряс­лись руки, письмо упало на пол. Он твердил:

• Что же мне делать? Он совершенно не входит в мое положение.

• Как ты поступишь? Теперь речь идет не об извине­ ниях и не о сочувствии, — строго заметил Цзюе-хой.

Вдруг Цзюе-синь, точно напуганный чем-то, поднялся и коротко ответил:

• Пойду и верну домой.

• Но тебе не найти его, — усмехнулся Цзюе-хой.

• Не найти? — растерялся Цзюе-синь.

• Конечно, никто не знает его адреса.

• Но ведь ты знаешь, безусловно знаешь.. Где он? Скажи мне скорее, — умолял Цзюе-синь.

• Знаю, но ни за что не скажу, — твердо ответил Цзюе-хой.

• Ты не доверяешь мне? — вспылил Цзюе-синь.

• А какой смысл доверять тебе! Твое «непротивлен­ чество», твоя «философия поклонов» предадут Цзюе- миня. Ты слишком труслив! — заявил Цзюе-хой, охвачен­ ный негодованием. Широко шагая, он начал расхажи­ вать по комнате.

• Я должен увидеть его. Ты обязан сообщить мне его адрес.

314

• Не скажу.

• Все равно скажешь, если этого потребуют от тебя другие, если дед потребует.

• Ни за что! Никто у нас в семье не сумеет даже с помощью пыток ничего узнать от меня, — гордо отве­ тил Цзюе-хой, не желая покоряться. В этот момент он ничего не боялся, он лишь испытывал удовлетворение от того, что отомстил. Его не интересовали переживания других.

Ничего не добившись от него, Цзюе-синь ушел. Вскоре он вернулся, намереваясь обсудить с Цзюе-хоем конкретные меры, которые следовало предпринять, но это не дало результата. Он и сам не знал, как лучше посту­пить, потому что, казалось, уже не существовало пути к примирению между дедом и Цзюе-минем.

В этот же день в комнате у госпожи Чжоу состоялся маленький семейный совет, в котором приняли участие госпожа Чжоу, Цзюе-синь с женой, Шу-хуа и Цзюе-хой. Мнения разделились: Цзюе-хой стоял на одной точке зре­ния, все остальные — на другой. Так называемое сове-щание уговаривало Цзюе-хоя, чтобы он назвал адрес Цзюе-миня и велел ему вернуться домой. Было произне­сено много громких слов и даже обещано придумать спо­соб, как расторгнуть брачный договор. Но Цзюе-хой все отверг.

Поскольку от Цзюе-хоя ничего не удалось добиться, а условия Цзюе-миня были неприемлемы, госпожа Чжоу и Цзюе-синь только понапрасну волновались; им при­шлось, во-первых, обратиться за помощью к Кэ-мину, чтобы тот придумал, как оттянуть на несколько дней церемонию с обменом свидетельств о рождении и как это скрыть от старого господина Гао, во-вторых, послать людей на розыски Цзюе-миня.

Но розыски ничего не дали: Цзюе-минь спрятался надежно, и никто не знал его адреса.

Кэ-мин вызвал Цзюе-хоя к себе в кабинет, отчитывал его, но тщетно; потом ласково увещевал, наконец, горячо убеждал, но опять тщетно. Цзюе-хой отпирался, говоря, что ему ничего неизвестно.

Госпожа Чжоу и Цзюе-синь снова взялись за Цзюе-хоя, уговаривая вернуть Цзюе-миня домой и соглашаясь принять все условия — пусть только Цзюе-минь вернется, а потом можно будет что-нибудь придумать. Но Цзюе-

315

хой твердо держался принятого решения, не доверяя ни­кому до получения надежных гарантий.

Госпожа Чжоу плакала от досады. Обычно она не вмешивалась в дела Цзюе-миня и его братьев, но теперь тоже была обеспокоена их будущим.

Положение складывалось исключительно серьезное, ей не хотелось видеть несчастливую развязку и тем бо­лее нести ответственность за дурную славу пасынков. Сама она не имела детей, но у нее сохранились материн­ские чувства. Сейчас они пробудились в ней.

Цзюе-синь в столь затруднительном положении мог только плакать. Он считал Цзюе-миня правым, но не мог выручить его. Не только не мог выручить, но даже наоборот, ему приходилось помогать деду в действиях, направленных против Цзюе-миня; дошло до того, что Цзюе-хой стал считать его своим врагом. Не вернуть до­мой Цзюе-миня — значило не угодить деду; найти Цзюе-миня — подвести брата. На самом же деле Цзюе-синь просто не в состоянии был вернуть его домой. Частично прояснился исход дела. Ведь Цзюе-минь — родной брат, он тоже любит Цзюе-миня; отец перед смертью поручил ему заботу о братьях и сестрах. Как он теперь оправдает доверие отца? Вспомнив об этом, Цзюе-синь почувство­вал, что должен поплакать. А его плач расстроил Жуй-цзюе.

Старый господин Гао ничего этого не знал. Он счи­тал, что приказ его должен быть исполнен, авторитет сохранен, а до счастья других ему не было дела. Он знал только одно: требовать с Цзюе-синя. Он часто вы­ходил из себя, ругал Цзюе-синя, ругал Кэ-мина, даже госпоже Чжоу пришлось выслушать его упреки.

Но брань тоже не возымела действия. Цзюе-минь не проявлял ни малейшей склонности подчиниться. Заста­вить его силой было невозможно, потому что Цзюе-миня не могли отыскать. Теперь это стало известно всему дому, но от посторонних случившееся хранили в тайне.

Проходил день за днем. Старый господин Гао сер­дился. Цзюе-синь и его родня перестали улыбаться, тоска завладела их жизнью. А прочие родственники, злорадствуя, подсмеивались втихомолку.

Однажды, вернувшись домой после тайного свидания с Цзюе-минем с тяжелой думой на сердце, Цзюе-хой по-

316

чувствовал, что мир в его глазах начинает раздваиваться. Простившись с отчаянно боровшимся братом, он словно расстался с целым миром света и попал на дикий необи­таемый остров. В его представлении семья была пусты­ней, или, точнее, оплотом старых сил, главной цитаделью его врагов. Придя домой, он тотчас разыскал Цзюе-синя и раздраженно заявил ему:

• Цзюе-синь, ты намерен, наконец, что-нибудь при­ думать для брата? Прошла неделя.

• Что я могу сделать? — беспомощно развел руками Цзюе-синь. А про себя подумал: «Ну вот, теперь и ты забеспокоился!»

• Что ж, ты так и думаешь оттягивать дело?

• Оттягивать? Сегодня дед сказал, что если еще через полмесяца Цзюе-минь не вернется, он выгонит его навсегда и объявит в газетах, что не признает его членом семьи Гао,—огорченно сказал Цзюе-синь.

• По-твоему, дед настолько жесток? — закричал Цзюе-хой, все еще не теряя присутствия духа.

• А почему бы ему не быть жестоким? Сейчас он в гневе!.. Он собирается сосватать и вторую сестру и одновременно назначить день свадьбы.

• Сосватать сестру? За кого же выдает ее дед?

• Ты ничего не знаешь? Ее выдают в дом Чэней. Не обменялись только свидетельствами о рождении. За сына Чэнь Кэ-цзя. Третий дядя приветствует этот брак.

Цзюе-хой хорошо знал имя Чэнь Кэ-цзя. Это был один из главных деятелей в Обществе блюстителей ста­рой морали. Цзюе-хой не выдержал и в ярости закри­чал:

• За сына Чэнь Кэ-цзя, уж не за того ли, который вместе с отцом имел связь со служанкой, а когда та за­ беременела, взял ее в дом?

• Нет, сестру выдают за его старшего брата. Что же касается истории со служанкой, то до сих пор неизве­ стно, от кого ребенок — от отца или от сына; номинально он считается родившимся от сына и будет приходиться второй сестре племянником. Но это нас не касается. Все равно решающий голос за другими. И сватает опять Фэн Лэ-шань.

• Не касается? Неужели ты так бессердечен, что выдашь замуж сестру в дом к этим людям? Это значит

317

жестоко искалечить молодую жизнь. Сама сестра ни за что не согласится, — вскипел Цзюе-хой.

• Что же делать, если она не согласится? Все равно за нее решают другие.

• Но она еще так молода, в нынешнем году ей исполнилось всего шестнадцать лет.

• Вполне подходящий возраст для замужества. Разве твоя невестка Жуй-цзюе не вышла замуж семна­ дцати? Чем раньше выдать замуж, тем вернее можно из­ бежать непокорности в будущем!

• Но предрешать судьбу сестры вопреки ее желанию, пользуясь молодостью, значит обрекать ее на всю жизнь на раскаяние и ненависть. Об этом они подумали? Как это мерзко! — возмущался Цзюе-хой.

• Что ты зря возмущаешься, — печально заметил Цзюе-синь. — Они знают одно: их воле должно подчи­ няться, поэтому и сопротивление Цзюе-миня бесполезно.

• Бесполезно? И ты так считаешь? В таком случае нет ничего удивительного, что ты не хочешь помочь брату.

• Что еще могу я придумать? — Цзюе-синь чувство­ вал себя самым несчастным человеком на свете. Силы совсем оставили его.

• Ты помнишь, что отец перед смертью оставил нас на твое попечение? Ты не оправдал его надежд! — сер- дито упрекал Цзюе-хой брата.

Цзюе-синь не отвечал и только всхлипывал.

• Будь я на твоем месте, я никогда не был бы таким трусливым. Я бы сам принимал решения и отверг бы сватовство Фэна, одним ударом отсек бы. Я обяза­ тельно добился бы своего!

• А дедушка? — после длительной паузы поднял голову Цзюе-синь.

• Его время прошло. Неужели ты хочешь, чтобы Цзюе-минь стал жертвой дедовских предрассудков?

Цзюе-синь попрежнему молчал, низко опустив го­лову.

— Эх ты, трус! — Выругав брата, Цзюе-хой ушел, оставив его одного.

Цзюе-синь отчаянно боролся с мучившими его мрач­ными думами. В комнате было так тоскливо, пусто, темно. Философия поклонов и непротивленчество утратили смысл и не могли больше примирить его с действитель-

318

ностью огромной семьи. Чтобы всем угодить, он пожерт­вовал даже своим счастьем, но так и не добился мира и покоя. Он добровольно принял ношу с плеч отца, сделал целью всей своей жизни устройство дел братьев и сестер, ради них готов пожертвовать всем, а что получилось? Он прогнал Цзюе-миня, а другой брат назвал его трусом. После долгих размышлений Цзюе-синь написал письмо Цзюе-миню, в котором открыл свою душу, пожаловался на свое трудное положение, напомнил о любви и дружбе между ними, братьями, и, наконец, просил, чтобы Цзюе-минь, помня о добром имени покойного отца, ради благо­получия и мира в семье, скорее вернулся домой.

Потом он нашел Цзюе-хоя, дал ему прочитать и про­сил отнести письмо Цзюе-миню.

Прочитав, Цзюе-хой прослезился, молча покачал голо­вой и вложил письмо обратно в конверт.

Ответ от Цзюе-миня доставил, конечно, Цзюе-хой. В письме было сказано следующее:

«Говоря по правде, я так разочарован тем, что после долгих ожиданий мне пришлось получить от тебя такое письмо. .. Вернись домой, вернись домой, — повторяешь ты... А я сижу в маленькой комнатке, как преступник, бежавший из тюрьмы, не смею даже пошевелиться, по­тому что достаточно одного движения, как меня схва­тят и препроводят в камеру смертников. Эта камера — наша семья, а палачи — мои родственники. Люди в на­шей семье объединились, чтобы казнить меня, сироту. Никто не желает подумать о моем счастье, никто не любит меня. Да, вы мечтаете, чтобы я вернулся, ибо стоит мне вернуться, как все ваши проблемы окажутся разрешенными, вы обретете покой и увидите еще одну жертву. Конечно, вы будете рады, а я погружусь в море страданий... Оставьте ваши несбыточные надежды, я не возвращусь ни за что, пока вы не примете моих условий. Мне не жаль расставаться с нашей семьей. Я ушел из нее с тяжкими воспоминаниями, и они мучат меня, под­рывают мое мужество на моем пути вперед. Но меня поддерживает любовь. Ты, наверное, удивляешься, от­куда у меня взялась смелость? Да, я сам никогда не думал, что смогу так поступить. Но теперь у меня есть любовь. Я знаю, что борюсь не за себя одного, а за счастье двух людей. За ее счастье я буду бороться до конца... Брат,

319

догадываешься ли ты, о чем я сейчас думаю? Я вспоми­наю наш сад, прежних друзей, годы детства. Помоги мне во имя отца, как старший брат, сделай это, если не ради меня, то ради нее, ради ее счастья... Ты должен помочь ей. Подумай о ее счастье, и пусть это взволнует твою душу. Достаточно одной Мэй, чтобы заныло от боли сердце; надеюсь, ты не захочешь, чтобы еще одну девушку постигла такая же участь. . .»

Слезы текли по щекам Цзюе-синя, но он не замечал их, будто провалился в бездну. Его окружала тьма: ни луча света, ни малейшего проблеска надежды. Он расте­рянно повторял только две фразы:

— Он не хочет войти в мое положение, никто не же­лает понять меня.

Цзюе-хой стоял рядом. Он и сердился и жалел брата. Он не только читал письмо Цзюе-миня, но и подсказал ему кое-какие выражения, рассчитывая, что письмо обя­зательно взволнует Цзюе-синя, поможет ему собраться с силами и выручить Цзюе-миня. И вот результат письма. Ему хотелось упрекнуть брата, но что толку в упреках? Цзюе-синь совершенно потерял волю.

«На эту семью нет никакой надежды, лучше уж рас­статься с нею»,—думал про себя Цзюе-хой. В этот мо­мент дела Цзюе-миня вовсе не представлялись ему в черном свете, но у него самого возникла другая мысль, она дала еще только ростки, но, по всей вероятности, могла созреть очень скоро.

Все эти дни несколько человек переживали за Цзюе-миня. Конечно, сам он не составлял исключения. Он жил у своего товарища по учебе Хуан Цунь-жэня и, хотя материально ни в чем не нуждался, а Хуан Цунь-жэнь относился к нему внимательно и заботливо, но пря­таться целыми днями в маленькой комнатке, не имея возможности делать то, что хочется, видеть тех, кого хотелось видеть, жить в вечном ожидании и страхе, — такая жизнь, жизнь беглеца, поистине невыносима, а ведь Цзюе-минь совсем не имел опыта в подобных делах.

Цзюе-минь ждал, целыми днями ждал добрых вестей, но Цзюе-хой сообщал ему только о неприятностях. На­дежда с каждым днем меркла, но еще не оборвалась, поэтому у него хватало мужества держаться. Цзюе-хой тоже непрестанно воодушевлял его, говоря об окончатель­320

ной победе. Любовь Цинь и ее образ вливали в него огромные силы. И Цзюе-минь, несмотря ни на что, дер­жался. Он не желал покоряться.

Все это время Цинь действительно владела его рас­судком. Даже днем он видел сны, и ему всегда снилось что-нибудь, связанное с ней. Чем меньше оставалось на­дежды, тем чаще он вспоминал о Цинь, а чем больше ду­мал о ней, тем сильнее хотел повидать ее. Но пойти к ней не мог, потому что боялся тетушки. Он жил совсем рядом с их домом и все же не имел возможности осуществить свое желание. Даже переписываться было неудобно.

Когда приходил Цзюе-хой, ему хотелось написать Цинь и передать письмо через Цзюе-хоя, но стоило взять­ся за кисть, как он чувствовал, что должен сказать об очень многом, и не знал, с чего начать, боялся, что если напишет ей недостаточно подробно, то лишь понапрасну растревожит ее. Он решил при первом же удобном случае повидаться и поговорить с нею. И действительно, вскоре такой случай представился. Это устроил Цзюе-хой, кото­рому, кстати, не пришлось тратить много усилий, просто он узнал, что тетушки нет дома, сообщил об этом Цзюе-миню и проводил его к Цинь.

Спрятав Цзюе-миня за дверью, Цзюе-хой первым за­шел в комнату и поздоровался с Цинь. Он самодовольно заявил ей:

— Цинь, я принес тебе что-то приятное.

Цинь полулежала на кровати с книгой в руках, и, казалось, собиралась вздремнуть. Услышав голос Цзюе-хоя, она быстро поднялась, отложила книгу и рассеянно спросила, поправляя прическу:

• Что же это такое? — Она держалась как-то необыч­ но. Лицо у нее осунулось, глаза все время были опу­ щены, отсутствовала даже усталая улыбка, как будто она не спала несколько ночей подряд.

• Как ты похудела! — невольно воскликнул Цзюе- хой, забыв ответить на ее вопрос.

• Ты несколько дней не заходил ко мне! — горько усмехнулась Цинь. — Как дела у Цзюе-миня? Почему он не пришлет мне даже маленькой весточки? — Она нехотя поднялась с кровати и прошлась по комнате.

• Несколько дней? А разве я не был у тебя поза­ вчера?

321

• Ты должен понять, какими долгими кажутся мне дни! Говори же скорей, как у него дела? — Она смотрела на Цзюе-хоя широко открытыми глазами, в которых от­ ражались печаль и озабоченность.

• Он покорился. — Цзюе-хой не собирался лгать, но какое-то страстное желание соблазнило его, и эта фраза вырвалась у него непроизвольно.

• Покорился? — упавшим голосом переспросила она, но тотчас решительно заявила. — Не верю! — Ложь не нанесла ей губительного удара.

Как и следовало ожидать, она оказалась права, по­тому что в этот самый момент в комнате появился дру­гой юноша. Ее глаза загорелись, она удивленно и радо­стно воскликнула: