Китайская литература 1 / Бацзинь - Семья

Самой тихой в особняке считалась семья тетушки Чжан; она состояла из матери и дочери. Бабушка Цинь жила в монастыре. У Чжанов уже больше десяти лет служили слуга и горничная.

Братья прошли в восточную часть двора, их встретил слуга Чжан-шэнь и поздоровался с ними. Подойдя к окнам комнаты госпожи Чжан, они окликнули ее. Тетушка отозвалась и, когда братья вошли в зал, вышла им на­встречу.

Став на колени, они поздравили тетку, которая хотя и повторяла все время «не стоит», «не стоит», но остано­вить их не успела. Потом она ответила на их поздравле­ния. Вышла Цинь, и братья поклонились ей. Госпожа Чжан усадила гостей в зале; служанка Ли-сао согрела чай.

От тетки братья узнали о том, что Кэ-мин и Цзюе-синь уже были здесь, но ушли очень скоро, потому что торо-

153

пились нанести следующие визиты. Госпожа Чжан долго говорила с братьями, передавшими ей приглашение пого­стить у Гао. Она обещала прийти послезавтра — завтра ей предстояло вместе с дочерью побывать в монастыре и навестить бабушку. Тетушка Чжан без конца повторяла, что любит покой и что на этот раз поживет у них, наверное, всего два-три дня, но может позволить Цинь остаться еще на несколько дней. Ее обещания очень обра­довали братьев.

Они немного посидели в зале. Потом Цинь при­гласила их к- себе.

Ни Цзюе-минь, ни Цзюе-хой никак не ожидали встре­тить там еще одного человека. Это была молодая жен­щина с гибкой и стройной фигурой, в теплой светлосиней куртке из сучжоуского шелка, поверх которой была на­дета безрукавка из темносинего атласа. Женщина сидела на краю кровати, низко опустив голову, и при свете керо­синовой лампы читала книжку. Услышав шаги, она под­няла голову, отложила в сторону книгу и встала.

Братья растерялись. Они смотрели на нее, не отводя глаз, и долго не могли вымолвить ни слова.

— Вы не знакомы? — Цинь притворилась удивленной.

Братья еще не успели ответить, как женщина улыб­нулась, но улыбка ее была печальной и странной. На лбу у нее резче обозначилась какая-то особенная морщинка, делавшая все ее лицо еще более красивым и грустным.

— Мы знакомы, — с горькой усмешкой ответил Цзюе- хой.

В памяти у братьев отчетливо сохранился образ Мэй. Тотчас нахлынуло прошлое. И вот теперь она стоит перед ними, у нее все то же грустное, красивое лицо. Та же гиб­кая, стройная фигура, те же густые, красивые волосы, те же большие, влажные глаза. Только морщинки на лбу обозначились резче, коса уложена на затылке узлом да лицо слегка напудрено. Братья никак не ожидали, что встретятся здесь с Мэй.

• Как вы поживаете? .. Прошло столько времени! — запинаясь, начала она. Даже эту простую, будничную фразу она произнесла с трудом.

• Мы хорошо. А как ты, сестрица Мэй? — ответил Цзюе-минь, чуть не плача. Он теперь легко терял само­ обладание.

154

• Все так же. Только последнее время стала грустить, часто расстраиваюсь безо всякого повода. Я и сама не понимаю, в чем тут дело. — Она нахмурилась и добави­ ла: — У меня от рождения слишком сентиментальный ха­ рактер.

• В этом повинна и среда, — пояснил Цзюе-хой. — А внешне ты не изменилась, совсем такая же, как прежде.

• Почему вы не садитесь? Все стоите и стоите. Не виделись несколько лет и уже церемонитесь, — вмеша­ лась в разговор Цинь.

Все сели. Цинь и Мэй — рядом на кровати, прижав­шись друг к другу, как близкие подруги.

— Эти годы прошли, как тяжелый сон. Считайте, что теперь я проснулась, но ничего нет, на сердце все та же пустота. — Мэй сразу же поправилась. — А на самом деле, я и сейчас еще сплю и не знаю, когда проснусь по-настоя­ щему. Я ничуть не жалею об этом. Меня беспокоит только то, что я обманываю других.

— Не будь такой пессимисткой, Мэй, ты еще молодая и найдешь свое счастье. Кто может заранее предугадать будущее? А ты ведешь унылые разговоры! — Цинь потре­ пала Мэй по плечу. — Сейчас другая эпоха. Она непре­ менно принесет тебе счастье... — Потом Цинь что-то про­ шептала, приложив губы к самому уху Мэй.

Мэй слегка покраснела, перестала хмуриться, луч света скользнул по ее лицу, она посмотрела на Цинь и попра­вила прическу, подобрав прядку, упавшую на правый висок. Но потом опять помрачнела. Она печально улыбну­лась Цинь:

— Мне кажется, что Цзюе-хой прав, говоря о влиянии среды. Мы с тобой находимся в разных условиях. Я не могу быть похожей на тебя. Мне не догнать эпоху. Вся моя жизнь разыграна судьбой, я не хозяйка над нею. Где же мне обрести счастье?—С этими словами Мэй осто­ рожно пожала руку Цинь и, наклонившись к ней, похва­ лила:— Цинь, тебе можно позавидовать! У тебя есть и мужество и талант. Над тобой не будут, как надо мной, всю жизнь издеваться.

Выражение сочувствия на лице Цинь сменилось гру­стью. Хотя чистосердечная похвала на миг обрадовала ее, но эта радость походила на порыв легкого ветра, кото­рый налетит и уже не вернется назад. Осталась одна лишь печальная улыбка. В ней некоторые женщины словно

155

ищут решение неразрешимых вопросов. Хотя Цинь обла­дала и мужеством и талантом, но иногда и ей приходи­лось прибегать к помощи этой улыбки.

— Мэй, пусть зависимость от условий жизни велика, но ведь они созданы людьми. Неужели мы не можем из­ менить их? Люди во что бы то ни стало должны вести борьбу с этими условиями; подчинив их себе, они смогут отвоевать свое счастье!—Цзюе-хой говорил горячо и убежденно, но чувствовал, что так и не высказал того, чем полна его душа.

У Цзюе-миня поведение Мэй вызвало самые противо­речивые чувства. Это были и горе, и радость, и робость, и жалость, и даже страх — не только за Мэй, но и за са­мого себя. Но, взглянув на уверенное лицо Цинь, он по­степенно успокоился и даже нашел нужные слова, чтобы утешить Мэй:

• Последние несколько лет судьба твоя складывалась не очень-то благоприятно, вот ты и пала духом, а это сразу же породило тоску. Но через несколько лет все обя­ зательно переменится и ты не будешь такой, как сейчас. По сути дела, положение Цинь немногим лучше твоего. У тебя прибавляется только история с замужеством — словно лишний сон. Мир един, но ты пессимистически смо­ тришь на него и потому слишком сентиментальна. Цинь смотрит оптимистически и чувствует, что ей все по плечу.

• Мэй, советую тебе в свободное время читать по­ больше новых книг; к счастью, у Цинь их много, — пред­ ложил Цзюе-хой. Он считал, что новые книги способны разрешить все проблемы.

Мэй печально усмехнулась и ответила не сразу. Боль­шие и влажные глаза, устремленные на братьев, не выда­вали ее мыслей. Вдруг она отвела взгляд, посмотрела на огонь в лампе, вздохнула, хотела что-то сказать, но опять сдержалась, словно не могла произнести тех заветных слов, которые берегла в сердце. Она молча закусила губу, потом еще раз вздохнула и заговорила:

— Вы правы, но все это для меня бесполезно. Что толку в чтении новых книг? — Она помолчала. — Это не выход из положения. Как бы ни изменилась эпоха, в моей судьбе уже не может произойти перемен.

Цзюе-минь чувствовал, что оказать ему больше нечего, и понимал, что она права. Дела не поправишь, Мэй была замужем, а у Цзюе-синя есть жена. Пусть изме-

156

нится эпоха, но как она может соединить их? К тому же матери их стали чуть ли не смертельными врагами. В этот момент даже Цзюе-хой понял, что далеко не все вопросы могут быть разрешены с помощью новых книг. Все молчали, подыскивая нужные слова. Первой опять заговорила Мэй:

— Я только что просмотрела здесь у Цинь несколько номеров «Новой молодежи». — Она перевела взгляд на стол, где валялись журналы в пожелтевших обложках; при свете керосиновой лампы у них был особенно жал­ кий вид. —Конечно, кое-чего я не понимаю, но есть ме­ ста, вполне для меня доступные. Есть правильные сужде­ ния, я знаю это потому, что сама пережила нечто подоб­ ное. Но чтение книг только огорчает меня. Кажется, что это совсем другой мир, все в нем совершенно не похоже на то, что меня окружает. Может быть, я и завидую всему этому, но понимаю, что сама ничего не могу сделать. Когда я читаю книги, то чувствую себя нищей, кото­ рая стоит за стеною сада богатого дома и слушает доно­ сящиеся оттуда веселые голоса или, подойдя к дверям кабачка, вдыхает запахи мяса и риса. Кто бы знал, как тяжело у меня на душе! — Морщинки на лбу обозначи­ лись еще резче. Мэй достала носовой платок, прикрыла им рот и несколько раз кашлянула. Потом с горькой усмешкой продолжала:—Последнее время я часто каш­ ляю, ночами мучает бессонница, в сердце — всегда боль.

— Мэй, забудь о прошлом. Не мучай себя. Следи за здоровьем. Нам больно видеть тебя такой, — прижавшись к Мэй, проговорила Цинь сквозь слезы.

Мэй повернулась к ней, улыбнулась и кивнула голо­вой в знак согласия. Она была растрогана, но голос ее звучал все так же печально:

— Ты же знаешь мой характер, я никогда не смогу забыть о прошлом. Оно глубоко запало мне в душу. Ты недостаточно хорошо знаешь, как я живу. У меня в семье, почти как у тебя; кроме нас с мамой, есть только младший братишка, который целыми днями сидит за уро­ ками — готовится сдавать экзамены в школу. А мать, если не играет в кости, то занята визитами. Дома я совсем одна. Целыми днями читаю, листая сборники стихов. Мне даже не с кем поговорить, некому пожаловаться. Смотрю, как опадают цветы, и мне хочется плакать. Вижу луну на ущербе, и она расстраивает меня. Все это будит

157

множество мучительных воспоминаний. Скоро год, как я вернулась домой. А когда жила в семье Чжао, под окном у меня росло тунговое дерево. Когда я туда при­ехала, на дереве появились молодые побеги, потом листьев день ото дня становилось все больше и больше, и они образовали густую зеленую крону. А с приходом осени один за другим листья пожелтели и опали, кружась на ветру. Когда мы с мамой уезжали, на дереве остались одни только сухие ветки. Мне кажется, это тунговое де­рево очень напоминает меня. Я пережила то время, когда зеленые листья образуют пышную крону, и теперь посте­пенно сохну... Позавчера всю ночь лил дождь, я воро­чалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Капли сту­чали по черепичной кровле, стучали в окна. Тускло мерцала лампа. Я вспомнила строки из какого-то стихо­творения: «Прошлое проступает смутно, оно неясно, как сон. Вслед за дождем и ветром приходит оно на сердце». Подумай, неужели такие настроения не терзают мне душу!.. Завтра, завтра! У всех вас есть завтра, а какое завтра у меня? У меня — только вчера. События этого «вчера», несомненно, огорчают, но только они могут уте­шить меня. — Тут она неожиданно, уже совсем другим тоном обратилась к Цзюе-миню и Цзюе-хою: — А как по­живает старший двоюродный брат? Хорошо?

Братья внимательно слушали ее и были очень растро­ганы. Казалось, они не поняли этого неожиданного во­проса и не сразу смогли ответить; первым нашелся Цзюе-хой; ответ его был Краток:

— Он живет хорошо. Говорит, что видел тебя. Последнюю фразу Цзюе-хоя поняла только Мэй. Цинь

и Цзюе-минь удивленно уставились на него.

— Да, мы виделись. Я с первого взгляда узнала его. Он немного постарел. Наверное, обижается на меня за то, что я ушла, не обратив на него внимания. Мне очень хо­ телось повидаться с ним, но, во-первых, я боялась напоми­ нать ему о старом, во-вторых — не хотела расстраивать себя, в-третьих — там была моя мать. Он только что при­ ходил сюда, я слышала его голос, но не решилась даже подсмотреть в дверную щель, и только дождавшись, когда он ушел, тайком проводила его взглядом.

Цзюе-хой несколько раз подряд повторил «нет, нет», отвечая на фразу Мэй: «Он, наверное, обижается на меня».

158

Цинь, видя как расстраивается Мэй, когда заходит речь о прошлом, принялась утешать ее:

— Не нужно больше говорить об этом. Ты пришла ко мне развлечься. Я боялась, что в новогодний праздник тебе будет скучно, и поэтому специально пригласила тебя в надежде, что ты немного рассеешься. Кто мог знать, что получится наоборот и эта встреча еще сильнее напомнит тебе о прошлом. Ты вправе отругать меня за то, что я привела их сюда.

Мэй понемногу поборола горе. Хотя она еще хмури­лась, но на лице у нее уже не было печали, и она даже улыбнулась:

— Ничего, поговорили, и на душе стало легче. Ведь дома мне и поделиться не с кем. — Потом тем же участ­ ливым тоном она принялась подробно расспрашивать Цзюе-миня и Цзюе-хоя о Цзюе-сине и его жене.

16

Цзюе-минь и Цзюе-хой вышли от тетушки Чжан уже после одиннадцати, а на улице все еще царили шум и ожи­вление. Братья шли посередине вымощенной камнем мостовой. Глядя на ярко освещенные свечами и фона­рями лавки и кабачки по обе стороны улицы, они чув­ствовали, как на душе у них стало легко, как будто все только что случившееся было не чем иным, как тяжелым и неприятным сном. Дорогой они не разговаривали, молча и быстро шли, торопясь пораньше попасть домой.

Недалеко от дома, когда братья миновали перекресток, навстречу им попалась чья-то черная тень. Человек мед­ленно прошел мимо, низко опустив голову, даже не взгля­нув на них.

— А это не Цзянь-юнь? — удивленно спросил Цзюе- хой брата.

Оба остановились. Цзюе-хой обернулся и крикнул:

— Цзянь-юнь!

Человек тоже остановился, поднял голову, заметил их и подошел. Он и обрадовался и удивился:

— Это вы?

Они стояли посреди улицы.

— Куда ты идешь в такое время? — спросил Цзюе-хой.

159

Цзянь-юнь застенчиво улыбнулся.

— Просто гуляю. Одному дома скучно, вот и решил пройтись. Хотел зайти к вам на проводы старого года, но боялся... — Он не договорил и внезапно замолчал.

В такой замечательный праздник подобное признание, конечно, казалось необычным, но потом Цзюе-хой понял, в чем дело: когда только, в какое время мог не тосковать Цзянь-юнь в семье своего дяди, окончательно пришедшей в упадок.

Цзюе-хой потянул Цзянь-юня за рукав и быстро заго­ворил:

— Почему ты не заходишь к нам? Пошли. Поживешь несколько дней у нас. Послезавтра к нам приедет по­ гостить Цинь.

При упоминании имени Цинь худое, вытянувшееся лицо Цзянь-юня засветилось, он улыбнулся, но ни Цзюе-хой, ни Цзюе-минь не заметили этого. Цзянь-юнь ответил согласием и пошел вместе с братьями.

Молодые люди вышли на тихую улицу, вошли в особ­няк, перед воротами которого сидели каменные львы, и сразу очутились среди веселья и шума.

Двери людской были открыты настежь, там тускло светила лампа, слуги и носильщики паланкинов, собрав­шись вокруг стола, с руганью и выкриками стучали игральными костями.

Братья и Цзянь-юнь прошли в дом. Главные двери зала тоже были широко распахнуты, и там тоже играли в кости: вокруг стола сгрудились и мужчины и женщины, слышались пререкания, крики. Только лампы здесь све­тили гораздо ярче. За столом собралось почти все стар­шее поколение. Больше других шумели пятый дядя Кэ-дин и четвертая тетка Ван.

Братья вместе с Цзянь-юнем направились в зал. Звон серебряных монет, падавших на тарелку, и стук играль­ных костей смешались с шутками и выкриками игроков. Люди радовались, состязались, может быть даже обма­нывали друг друга, забыв обо всем, кроме игральных ко­стей в чашке и денег на столе.

Цзюе-минь и его спутники еще не успели подняться по каменным ступеням, ведущим в зал, как навстречу им, смеясь и крича, выбежал Кэ-дин. Увидев Цзянь-юня, он остановился, поздоровался и задал несколько во­просов. В ответ Цзянь-юнь осведомился о самочувствии

160

Кэ-дина, потом прошел в зал и обратился с приветствием ко всем, кто там находился. Кэ-дин пригласил Цзянь-юня присоединиться к играющим. Сперва тот отказывался, но скоро согласился и сел к столу. Продолжали стучать игральные кости, с места на место перелетали серебряные монеты. Цзюе-хой сначала намеревался отговорить Цзянь-юня от участия в игре, но видел, что Цзянь-юнь хочет сыграть. Кроме того, в присутствии старших родст­венников неудобно было настаивать, поэтому он вышел с невеселым чувством: «Вот и получилось, что я привел вам еще одного игрока».

Проходя под окном Цзюе-синя, Цзюе-хой опять услы­шал стук костей — здесь играли в мацзян; он свернул, прошел по коридору и, заглянув в комнату Цзюе-синя, увидел, что там играет Жуй-цзюе с родней. Он поспешил к себе в комнату.

Там уже сидел Цзюе-минь -и что-то писал, склонив­шись над письменным столом. Заметив Цзюе-хоя, он бы­стро отложил кисть, захлопнул дневник и, обернувшись, улыбнулся брату.

• Что у тебя за секреты, о которых никому нельзя знать? — насмешливо спросил Цзюе-хой. Он взял первую попавшуюся под руку английскую книжку, лег на кро­ вать и, держа ее перед собой, начал громко читать, не обращая ни малейшего внимания на Цзюе-миня.

• Канун Нового года, а ты еще что-то читаешь? Как тебе не надоело! — обиделся Цзюе-минь. Голос Цзюе-хоя мешал ему сосредоточиться и писать дальше.

• Ладно, пиши себе. — Цзюе-хой поднялся с кровати, положил книгу на стол и, делая вид, что сердится, вышел.

Навстречу из зала раздался стук костей и звон сере­бряных монет, смех и голоса игроков, как будто ветер уда­рил в лицо. Цзюе-хой стоял на лестнице, наблюдал, как суетятся, смеются, кричат игроки, и ему показалось, буд­то он в театре.

Вдруг ему стало скучно. Все, что он видел, отодвину­лось куда-то далеко. Он словно попал в другой мир. Холод окружал его, им владело какое-то уныние. Никто не сочувствует ему, не заботится о нем. Он совсем одинок среди этих странных людей. Чем дальше, тем больше Цзюе-хой не понимал их. Его молодое сердце не могло разгадать эту загадку. В его памяти один за другим воскресли предновогодние вечера. Тогда он радостно сме-

161

ялся и шутил, веселился, забыв обо всем, вместе с братьями и сестрами играл в кости, в карты или в другие игры. Ему не было скучно. А теперь он переменился. Стоит один в темноте и наблюдает за тем, как весе- лятся другие, с таким чувством, словно живет в другом мире.

— Что же все-таки меняется, люди или окружающая их среда? — спрашивал он самого себя, но определенного ответа дать не мог. Просто он чувствовал, что идет другой дорогой, чем его семья, в противоположном направлении. Он вспомнил слова Хуан-ма о «чистой и мутной воде», и они больно кольнули его сердце.

Чтобы хоть немного успокоиться, Цзюе-хой спустился по ступеням и бесцельно побрел туда, где ему никто не мог помещать. Он прошел коридор и свернул в сто- рону. Смех и голоса постепенно удалились от него. Цзюе-хой остановился и обнаружил, что стоит под окном Шу-хуа. Напротив ярко светилось окно комнаты четвер­того дяди Кэ-аня. От этого окна Цзюе-хоя отделял двор с подставками для лиан. Цзюе-хой сел в кресло под окном, наискосок видна была кухня. У входа в кухню хлопотали служанки.

В комнате Шу-хуа кто-то разговаривал; говорили очень тихо, но голоса показались Цзюе-хою знакомыми.

— Говорят, должны выбрать одну из нас... — Это была Вань-эр, служанка четвертого дяди, девушка с вы­ тянутым лицом, годом старше Мин-фэн. Она говорила скороговоркой.

Ее слова прозвучали очень неожиданно и привлекли внимание Цзюе-хоя. Он словно предчувствовал, что за этой фразой последуют какие-то другие, важные слова, и, затаив дыханье, прислушался.

— Тут и говорить нечего, — конечно, выберут тебя! — сказала Мин-фэн и, не удержавшись, прыснула.

— Я серьезно с тобой говорю, а ты смеешься. Как тебе не стыдно! — рассердилась Вань-эр.

• Что ж это получается? Я желаю тебе счастья, а ты еще обвиняешь меня в том, что у меня нет совести? — продолжала подтрунивать Мин-фэн.

• Что за радость быть у кого-то младшей наложни- цей! — еще больше рассердилась Вань-эр, голос выдавал ее беспокойство.

• И младшей наложницей быть неплохо; посмотри,

162

как живет Чэнь, вторая жена нашего старого барина, — продолжала Мин-фэн.

— Ладно, затвердила свое. Посмотрим, кого выберут. А если выберут, то убежать уже не удастся, ты сама это знаешь, — ехидничала Вань-эр, не зная, как возразить, и злобно усмехнулась.

Цзюе-хой чувствовал, как сильно колотится его сердце, он чуть было не закричал, но во-время сдержался и еще внимательнее стал прислушиваться — ему очень хотелось услышать ответ Мин-фэн.

Но Мин-фэн молчала, словно поняла, что в таком деле шутить нельзя. Тишину в комнате нарушал только разме­ренный стук маятника. Цзюе-хой еле сдерживал себя, но уходить не хотел.

• Как я поступлю, если действительно выбор падет на меня? — с отчаянием в голосе сказала Мин-фэн, нару­ шая тягостное молчание.

• Если это случится, придется роптать только на нашу судьбу, — с тревогой подхватила Вань-эр.

• Нет, нет, Я так не могу. Ты просто не знаешь меня. Я не могу. Я лучше умру, а не стану наложницей этого старика, — с ужасом возразила Мин-фэн, как будто опас­ ность уже стала реальным фактом. Голос ее, полный скорби, дрожал.

• Ничего, ничего. Мы еще успеем посоветоваться, как лучше поступить. — Вань-эр после слов Мин-фэн пере­ стала сердиться и принялась утешать подругу, думая вме- сте с тем и о собственной судьбе. Потом на некоторое время в комнате опять воцарилась тишина.

Цзюе-хой неподвижно сидел в кресле под окном. У него щемило сердце, он чуть не расплакался. Он забыл о вре­мени, о том, что сейчас предновогодняя ночь, не замечал служанок, которые на кухне балагурили с поваром. На­против, под окном комнаты четвертого дяди, служанки то и дело проносили тарелки и чашки. Они торопились и не замечали его. Голоса и смех, доносившиеся из кухни, Цзюе-хой воспринимал как насмешку над его мыслями.

— По-моему, ты в кого-то влюбилась. Не так ли? — еще тише спросила Вань-эр у Мин-фэн. Она говорила ласково, медленнее, чем обычно.

Мин-фэн не ответила. Вань-эр еще более вкрадчиво выспрашивала, переходя на шепот:

— Ведь ты кого-то полюбила? По-моему, последние

163

дни ты ведешь себя как-то странно. Почему ты не хочешь сказать мне правду? Я никому не разболтаю. Ведь я тебе, как сестра, почему же ты боишься признаться мне?

Мин-фэн, смущаясь, зашептала что-то на ухо Вань-эр. Хотя Цзюе-хой прислушивался очень старательно, он так ничего и не услышал.

• Кто он? Скажи мне!— шептала сквозь смех Вань-эр. Цзюе-хой испугался. Он напряженно ждал ответа Мин- фэн.

• Не скажу. — Голос Мин-фэн слегка дрожал.

• Второй господин Гао? — Вань-эр старалась доко­ паться до истины. Цзюе-хой понял, что она имеет в виду Гао-чжуна, молодого слугу. Он облегченно вздохнул, с сердца у него свалился камень.

• Его? Тьфу! Кто станет любить его? — сквозь слезы засмеялась Мин-фэн.

Вань-эр назвала имена еще нескольких слуг, но Мин-фэн так и не призналась.

• Кто же это в конце концов? В господском доме больше и нет никого, — под конец с сомнением спросила сама себя Вань-эр, не подозревая, что ее подслушивают.

• Ты не угадаешь, а я не скажу. Его имя знаю только я одна, — мечтательно произнесла Мин-фэн. В слове «его» она словно нашла силу, способную ее защитить. Она больше ничего не боится. "В своей чистой любви она нашла самозабвенную радость.

Служанки говорили все тише и тише, потом перешли на приглушенный шепот, временами прерываемый сме­хом. Цзюе-хой внимательно прислушивался, но не мог разобрать всего, однако догадывался, что Вань-эр де­лится с подругой своими сердечными тайнами. Внезапно из комнаты напротив кто-то позвал:

— Вань-эр! — Это был голос старой служанки. Вань-эр не отзывалась. Она не обращала внимания на

то, что ее зовут, предпочитая поболтать с Мин-фэн. Потом голос послышался совсем близко, как будто зовущий слу­жанку человек собирался зайти в комнату. Вань-эр умолкла, встала и сердито проворчала:

— С самого утра только и знают, что зовут то туда, то сюда. Даже в Новый год нет ни минуты свободной! — С этими словами она ушла.

В комнате осталась одна Мин-фэн. Она сидела молча. Цзюе-хой встал коленками на кресло и прижался ли-

164

цом к оконной бумаге, потом слегка надорвал ее и загля­нул внутрь. Мин-фэн сидела в кресле, облокотившись о письменный стол, подперев щеки и засунув в рот мизинец. Девушка рассеянно смотрела на пучки кипарисовых веток в жаровне и на оловянную чашку лампы с арахисовым маслом.

— Что же будет? — Она вдруг вздохнула и, опустив голову, наклонилась к столу.

Цзюе-хой, забыв о себе, осторожно постучал в окон­ное стекло. Ответа не последовало. Он постучал еще не­сколько раз, но сильнее, и тихонько позвал:

— Мин-фэн! Мин-фэн!

Девушка подняла голову, испуганно огляделась по сторонам, но, ничего не заметив, вздохнула:

— Только заснула и сразу же увидела сон. Как будто кто-то зовет меня. — Потом она нехотя поднялась, опи­ раясь о стол; длинная тень ее упала на полог кровати.

Цзюе-хой постучал настойчивее и несколько раз оклик­нул ее.

Догадавшись, наконец, откуда доносится голос, Мин-фэн быстро подошла к стулу у окна, встала на него коле­нями, прижалась к стеклу и спросила:

• Кто там?

• Это я, — ответил Цзюе-хой; он говорил совсем тихо. — Скорей подними штору, я хочу спросить тебя.

• Это вы? Третий молодой барин? — удивилась Мин- фэн, узнав, кому принадлежит голос. Она отодвинула за­ навеску, разрисованную цветами, и, заметив напряженное выражение на лице Цзюе-хоя, испугалась:

• Что случилось?

— Я слышал, о чем вы сейчас разговаривали... Цзюе-хой не успел договорить, как Мин-фэн прервала

его. Изменившись в лице, она поспешно спросила:

• Вы слышали все, о чем мы говорили? Зачем вы под­ слушивали? Мы ведь просто так болтали.

• Болтали? Не лги мне. Как быть, если в один пре­ красный день кто-нибудь остановит на тебе свой вы­ бор? — Цзюе-хой был возбужден.

Мин-фэн растерянно посмотрела на него, долго мол­чала и вдруг заплакала. Она не вытирала слез и, превоз­могая себя, решительно ответила:

— Я никуда не пойду. Я ни за кого не выйду замуж. Клянусь вам!

165

Он прижал руку к стеклу, словно прикрывая ей рот;

— Я верю тебе, мне не нужны клятвы...

Вдруг, будто очнувшись, она поняла, где они нахо­дятся и, постучав по стеклу, взволнованно попросила:

• Третий молодой барин, уходите, нехорошо, если вас здесь увидят.

• Скажи мне, в чем все-таки дело? Скажи, и я сразу уйду, — настаивал он.

— Ладно, скажу, а вы уходите. — Мин-фэн очень боя­ лась. — Идите, мой дорогой господин!

Он утвердительно кивнул.

— Говорят, что друг старого барина, по фамилии Фэн, собирается взять себе наложницу, а старая госпожа Фэн часто бывает у нас в господском доме; она запри­ метила меня и Вань-эр. Ей нужно выбрать одну из нас. Говорят, что об этом уже шла речь. До Вань-эр дошли слухи через четвертую госпожу, и сегодня она поделилась со мной. Если спросят наше согласие, мой ответ вы уже слышали... Теперь уходите, пожалуйста, иначе вас уви­ дят. — Тут она вдруг опустила штору, и как Цзюе-хой ни стучал по стеклу, как ни звал ее, Мин-фэн больше не отзывалась.

Цзюе-хою пришлось слезть со стула. Он растерянно стоял на лестнице, в голове его бродили самые разнооб­разные мысли. Глаза его были устремлены в сторону кухни, по он ничего не видел.

А Мин-фэн все еще стояла на коленях на стуле; сна­ружи было тихо. Решив, что Цзюе-хой уже ушел, она осторожно приоткрыла штору, но, увидев, что он попреж-нему стоит под окном, растрогалась; прижавшись лицом к стеклу, она в каком-то забытьи долго смотрела на него.