Экспрессивность окказионального слова

Экспрессивность — это наличие экспрессии. Экспрессия — это «выразительно-изобразительные качества речи, отличающие ее от обычной (или стилистически нейтральной) и придающие ей образ­ность и эмоциональную окрашенность»¹.

Экспрессивность слова бывает двух видов — адгерентная и ингерентная. Адгерентная экспрессивность слова проявляется лишь при употреблении его в соответствующем контексте. Напри­мер, о каком-либо неприятном инциденте можно сказать: Краси­венькое дело! Слово красивенькое экспрессивно лишь в данном контексте, обеспечивающем ему названное нами здесь значение. Ср. употребление этого же слова в прямом, неэкспрессивном значении: красивенькое колечко.

Экспрессивность ингерентная не зависит от условий контекста или ситуации, а внутренне присуща данному слову как лексиче­ской единице во всех случаях его употребления в языке. Примером слов с ингерентной экспрессивностью являются просторечно-разговорные глаголы на -ануть: долбануть, шагануть, работнуть. Экспрессивная сила разных групп и отдельных слов различна.

Обязательная экспрессивность—характернейшая черта окка­зиональных слов. Это их сквозной признак, в отличие от слов канонических, большей части которых экспрессивность не свой­ственна.

Кроме того, экспрессивность окказиональных слов носит ингерентный характер. Это значит, что окказиональное слово экспрес­сивно само по себе, в силу особенностей своего внутреннего словообразовательного строения (каждое окказиональное слово производно), хотя это слово зависимо от контекста, привязано к нему в конкретно-речевом употреблении.

В этом утверждении нет противоречия: окказиональное слово привязано к контексту лишь по смыслу, по своему лексическому значению, экспрессивность же его носит независимый от контекста характер. Например, шкодливой юбконосицей (окказиона­лизм В.Маяковского.—А. Л.) окказионально можно назвать любое живое существо при соответствующей ситуации. Лексиче­ское значение окказионализма юбконосица будет зависеть от кон­текста или ситуации. Экспрессия же этого слова является само­стоятельной особенностью, сохраняющейся при любом его лексическом окказиональном значении.

Степень окказиональности и — соответственно — экспрессив­ности различных окказиональных слов неодинакова. Это зависит от многих причин, трудно поддающихся формализации или четко сформулированным обобщениям. В общем и целом можно отме­тить так: чем меньше формальных и семантических нарушений правил языкового (социально отстоявшегося) словообразователь­ного стандарта совершается при образовании окказионального слова, тем меньше окказиональности (а вместе с нею — и экспрес­сивности) содержится в этом слове, и наоборот.

Окказиональные слова, созданные по высокопродуктивным словообразовательным типам, содержат слабый заряд экспрессии и могут находиться на самой границе, отделяющей их от кано­нических неэкспрессивных слов. Сюда можно отнести многие слова на -ость (неузнаваемость, снимаемость, фейерверочность, обезьяноподобность), -ние (прихорашивание, выхлопатывание, осчастливливание), -ище (автобусище, университетище, факультетище) и т.д. Подобное словообразование осуществляется почти с такой же легкостью, как формообразование изменяемых слов.

Резкое нарушение словообразовательных норм, «воскрешение» угасшей продуктивности, соединение в одно словесное целое семантически или стилистически несовместимых морфем, различного рода приемы грамматического «одушевления» (персонифи­кации) неживых предметов или свойств, характерных для нежи­вых предметов, — все это дает в итоге окказиональное слово с ярко выраженной экспрессией. Например:

Я никогда не знал,

что столько

тысяч тонн

в моей позорно легкомыслой головенке.

(Маяковский В. «Юбилейное»)

Купарский реставрировал старинные утюги всех времен и на­родов и, зная об утюгах практически все, слыл авторитетным утюговедом («Лит. газета», 13 марта 1974 г.); О Фунтикове знали все. Это был известный психиатр. Психиатр, известный тем, что гениально умел оклеивать стены обоями и даже изобрел для этого специальный клей «фунтикин» (там же).

Таким образом, экспрессивность является обязательным атри­бутом окказиональности, которая, разумеется, не совпадает с нею, так как распространяется — на уровне лексики—лишь в пределах окказиональных слов, в отличие от экспрессивности, охватываю­щей более широкую зону лексики.

Если для обычных слов главной функцией является номина­тивная, то для окказионализмов — экспрессивно-изобразительная; лексический окказионализм не столько номинативен, сколько экспрессивен. Окказионализм как средство экспрессии усиливает впечатляющее воздействие речи и передает ее неповторимое свое­образие.

Г. Клаус о назначении языковых знаков (и прежде всего у слов) писал так: «Хотя языковые знаки и производятся людьми для целей взаимопонимания, это не есть единственное назначение знаков. С помощью языковых знаков необходимо также заинте­ресовать собеседника в том, чтобы он принял участие в акте ком­муникации. Это может быть достигнуто, например, использованием языковых знаков, апеллирующих к определенным чувствам, желаниям, надеждам партнера по беседе». Окказиональное слово как раз и является языковым знаком, апеллирующим не только к интеллекту, но и к чувствам человека, к его эстетическому вос­приятию мира действительности.

В целом же экспрессивно-стилистические качества и особен­ности функционирования русских окказиональных слов в различ­ных стилях речи и жанрах литературы пока что не изучены.

В рассказе Чехова «Хороший конец» использован окказиона­лизм игуменей, являющийся результатом контаминации двух слов: игумен и Гименей. Кондуктор говорит о себе: Я человек образованного класса, при деньгах, но ежели взглянуть на меня с точки зрения, то кто я? Бобыль, все равно, как какой-нибудь ксендз. А потому я весьма желал бы сочетаться узами игуме­нея, то есть вступить в законный брак с какой-нибудь достойной особой. Окказиональное слово игуменей, наряду с другими сред­ствами, экспрессивно передает претенциозность и невежество кондуктора, считающего себя «человеком образованного класса».