Формирование корпуса русских агнонимов

Как мы уже говорили, агнонимы образуют совмещен­ную единицу лексической системы, причем такую, которая по понятным причинам характеризуется выраженной ан-тропоцентричностью. Если это так, то выделение агнони­мов, как и любой другой антропоцентрической единицы лексической системы, представимо только с помощью непо­средственного или опосредованного обращения к языково­му сознанию говорящего на данном языке человека.

Как же должна выглядеть процедура формирования корпуса русских агнонимов? Один из возможных вариантов такой процедуры может, вероятно, основываться на услов­ном приравнивании словарного запаса русской языковой личности к словарному запасу исследователя, т.е. на предположении, что лексикон усредненной русской языковой личности не намного превышает лексикон исследователя или немногим уступает ему. Основанием для такого пред­положения является то очевидное обстоятельство, что, хотя лексический запас у конкретных языковых личностей нико­гда не совпадает ни в количественном, ни в качественном отношении, различия между лексической компетенцией любых двух языковых личностей, сформировавшихся в сходных условиях языковой социализации, пренебрежимо малы по сравнению с отстоянном словарного запаса любой конкретной языковой личности от словарного запаса соот­ветствующего этноса. Исходя из указанного предположения, для получения искомого массива русских агнонимов необ­ходимы три данности: представление о лексиконе исследо­вателя, представление о лексиконе русского этноса, а также инструмент формирования интересующей нас совокупности слов. Что касается лексикона исследователя, то здесь все относительно ясно: он содержится в его языковой памяти и обозревается им посредством интроспекции. <…>

Сложнее обстоит дело с моделированием лексикона со­временного русского этноса. Действительно, какую именно (в количественном и качественном отношении) лексиче­скую совокупность можно было бы с достаточным основа­нием (иначе говоря, с приемлемой степенью огрубления) рассматривать в качестве словарного запаса русского этноса в целом, взятого в его сегодняшнем состоянии?. Есть осно­вание думать, что мы не допустим большой ошибки, если приравняем ее к лексическим массивам, описываемым в имеющихся больших толковых словарях современного рус­ского языка. Не прямым, но тем не менее сильным доводом в пользу рассмотрения в качестве модели словарного запаса русского этноса словника какого-нибудь большого толково­го словаря русского языка может служить такое априорно очевидное соображение: несмотря на то, что нет ни одного русского человека, который бы знал все без исключения слова, имеющиеся в таких словарях, тем не менее в них нет ни одного слова, о котором можно было бы сказать, что его не знает ни один русский человек. Методом исключения нетрудно прийти к выводу о том, что наиболее подходящим для упомянутого использования надо, по всей вероятности, признать Словарь русского языка в 4-х томах (далее MAC). Почему? Из имеющихся четырех больших словарей современного русского языка (Словарь современного рус­ского литературного языка в 17-ти томах (БАС), Сло­варь русского языка в 4-х томах (MAC), Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н.Ушакова (СУ) и Словарь русского языка С.И.Ожегова (СО)) два следует отвести сразу как не вполне подходящие для реше­ния стоящей перед нами задачи. Этими словарями являют­ся БАС и СУ. Первый — в силу своей неровности, внут­ренней разобщенности и недостаточной последовательности в разработке и представлении языкового материала¹. Вто­рой - по причине известной удаленности во времени от сегодняшнего дня и, следовательно, неполного соответствия современному состоянию русского языка. Словарь русского языка С.И.Ожегова в принципе может быть использован для решения поставленной задачи, но, во-первых, он недос­таточно полно отражает лексический состав русского языка (ок. 42500 словарных статей)², а во-вторых, семантическая структура лексических единиц раскрывается в нем недоста­точно подробно. Всех перечисленных несовершенств в зна­чительной степени лишен, как кажется, MAC. Выбор MAC объясняется тем, что это лексикографическое произведение, будучи достаточно полным по охвату лексического состава современного русского литературного языка (83016 словар­ных статей), является вместе с тем одним из наиболее ква­лифицированно сделанных толковых словарей. Его несо­мненное преимущество перед другими словарями состоит в детальной и последовательной разработке семантической структуры заголовочных единиц — фактор, имеющий для нашей работы очень большое значение.

Однако и имея перед собой лексический массив, по предположению отражающий словарный запас русского этноса, мы еще не готовы к формированию интересующей нас совокупности слов: нам не хватает для этого соответст­вующего инструмента и договоренности о том, какие имен­но языковые сущности следует считать единицами рассмот­рения. Если относительно единицы рассмотрения вопрос представляется достаточно ясным — ею может быть только простая единица лексической системы, т.е. однозначное слово или лексико-семантический вариант многозначного слова, то относительно инструмента такого рода ясности, к сожалению, нет.

Это означает, что для его изобретения требуется опре­деленное интеллектуальное усилие.

В самом общем виде можно полагать, что в качестве искомого инструмента должна выступать некая процедура, позволяющая не просто декларировать с опорой на свои субъективные ощущения, а вполне обоснованно утверждать, что некое слово, например, лайба, или лерка, или летяга, или лядунка, относятся к числу агнонимов. При этом, раз­рабатывая упомянутую процедуру, нельзя упускать из виду известный тезис Л.В.Щербы, в соответствии с которым языковые единицы используются человеком, грубо говоря, в двух основных режимах: в режиме продукции речи и в режиме ее рецепции. Применительно к интересующему нас вопросу активная речевая деятельность (продукция речи) требует не просто понимания слова, а его активного знания, предполагающего среди прочего и умение пра­вильно в семантическом отношении (от других аспектов мы здесь намеренно отвлекаемся) включать слова в собствен­ную речь. При осуществлении рецептивных видов речевой деятельности данностью является некоторый предъявлен­ный для понимания и восприятия текст. Поскольку лекси­ческие единицы здесь всегда находятся в окружении других слов, т.е. функционируют в условиях мощной текстовой поддержки, то от участвующего в общении человека требу­ется владение существенно меньшим количеством сведений о слове. Можно сказать, что группы сведений (еще раз под­черкнем: речь идет только о собственно семантических свойствах слова), которыми человек должен владеть для того, чтобы участвовать в продуктивных и рецептивных видах речевой деятельности, соотносятся между собой как целое и часть. Уже неоднократно употребляя слово «сведения», мы, вероятно, должны ясно представлять себе, к чему именно относятся эти сведения. А относятся они пре­жде всего к тем элементам лексического значения, которые, как мы показал и в предыдущем параграфе, выступают в качестве сем.

Учитывая сказанное, можно утверждать, что владеть словом в рецептивном и/или продуктивном режиме значит знать его лексическое значение, что, в свою очередь, пред­полагает знание семного состава. Однако, как можно опре­делить, знает или не знает человек определенное слово, а если знает, то в какой мере? Ответ на этот вопрос позво­ляют дать установленные в науке закономерности соотно­шения значения слова и его сочетаемости. Не входя в под­робное обсуждение этого вопроса, представим некоторые из такого рода закономерностей в обобщенном виде. Вот они: 1) каждая сема служит семантическим основанием лексической сочетаемости данного слова, т.е. порождает эту сочетаемость; 2) семы связаны между собой иерархиче­скими отношениями, т.е. образуют иерархически организо­ванную структуру, в рамках которой они обладают разным статутом; 3) семантическая связь слова с партнером по сло­восочетанию проявляется в том, что партнер актуализирует в его лексическом значении одну или несколько сем; 4) поскольку семы образуют иерархическую структуру, актуа­лизация нижестоящих сем всегда и неизменно ведет к ак­туализации вышестоящих сем, хотя обратное неверно; 5) словосочетания, в которых в лексическом значении слова актуализируются наиболее конкретные семы (т.е. семы с высокой функциональной значимостью), образуют собст­венную сочетаемость слова; словосочетания, в которых в лексическом значении слова актуализируются наиболее абстрактные семы (т.е. семы с высокой системной значи­мостью), образуют несобственную сочетаемость слова.

Проиллюстрируем некоторые из приведенных положе­ний простым примером. В значении слова шуба могут быть выделены такие семы: 'предмет', 'одежда', 'верхняя [одежда]', 'меховая [одежда]' и ряд других. Сема 'предмет' обладает предельно высокой системной и близкой к нулю функциональной значимостью. Сема 'меховая [одежда]' характеризуется предельно высокой функциональной и близкой к нулю системной значимостью. Между этими крайними по статусу семами располагаются все прочие. Пока слово шуба не включено в речевой отрезок (словосочетание, предложение), все семы его значения на­ходятся в расслабленном состоянии функционального без­различия. Включение рассматриваемого слова в речевой отрезок приводит к установлению семантической связи с партнером (партнерами) по соответствующему контексту, что, в соответствии с одним из указанных выше положений, ведет к актуализации в его лексическом значении одной или нескольких сем. При этом актуализированные семы приходят в рабочее состояние функциональной напряжен­ности (ср. состояние строительной балки, лежащей на скла­де, и состояние этой же балки под нагрузкой в составе со­ответствующего сооружения). В словосочетании испачкать шубу глагол актуализирует в лексическом значении слова шуба только сему 'предмет'. В словосочетании надеть шубу глагол актуализирует в лексическом значении слова шуба сему 'одежда', что, в соответствии с четвертым из приве­денных выше положений, немедленно возбуждает и выше­стоящую сему 'предмет'. В словосочетании надеть лисью шубу прилагательное лист актуализирует в лексическом значении слова шуба сему 'меховая [одежда]' и тем самым возбуждает всю семную совокупность, составляющую лек­сическое значение слова шуба.

После приведенного рассуждения в нашем распоряже­нии есть все необходимое, чтобы сформулировать правила, наполняющие реальным содержанием утверждения типа Некто знает слово N и Некто понимает слово N. В частно­сти, утверждение о том, что некто знает слово N, соответст­вует действительности, если этот некто в состоянии по­строить такую совокупность правильных в семантическом отношении словосочетаний с этим словом, которая обеспе­чивает актуализацию всех составляющих его лексическое значение сем или, иначе говоря, если он в состоянии вклю­чить слово в речевые отрезки, отражающие его собственную сочетаемость. Утверждение о том, что некто понимает слово N, соответствует действительности, если этот некто в со­стоянии построить правильное в семантическом отношении словосочетание или предложение, в котором среди актуали­зированных по требованию партнера сем есть хотя бы одна, которая в пространстве между наиболее значимой и наименее значимой семами располагается ближе к первой, чем ко второй.

Отражаемый в приведенных правилах критерий владе­ния (в том или ином режиме) лексическим значением сло­ва является наиболее важным, но не единственным крите­рием, обеспечивающим отбор русских агнонимов. Помимо него в систему такого рода критериев должны входить и иные, в том числе дидактический, культурологический, эстетический и т.д. Выработанная с учетом всего сказанно­го система критериев в обобщенном виде может быть пред­ставлена так. Агнонимом будем считать лексическую еди­ницу, относительно которой носитель языка может ска­зать:

1. совершенно не знаю, что значит слово;

2. имею представление только о том, что слово обозна­чает нечто, относящееся к определенной весьма широкой сфере, например, бакштов — 'что-то, связанное с морем';

3. знаю, что слово обозначает нечто, относящееся к оп­ределенному классу предметов, но не знаю, чем именуемый предмет отличается от других предметов данного класса, например, бальнеология — 'какая-то наука';

4. знаю, что слово обозначает определенный предмет, но не знаю конкретных особенностей этого предмета, спо­собов его использования или функционирования, например, сизоворонка — 'перелетная птица, но певчая или нет?';

5. знаю, что обозначает слово, но не представляю как выглядит соответствующий предмет, например, епанечка, таратайка;

6. знаю слово в связи с особенностями своего жизнен­ного опыта и своей специальности, но предполагаю, что многие другие люди его не знают или знают недостаточно, например, менталитет, фрикативный.

Представленная система критериев как раз и может рассматриваться в качестве искомого инструмента, позво­ляющего осуществить формирование корпуса русских агно­нимов. На практике указанный процесс состоял в последо­вательном просеивании всех ЛСВ, зарегистрированных в MAC, через сито приведенных критериев и каталогизации лексико-семантнических единиц, которые по принятому определению могут считаться агнонимами (в рецептивном и/или продуктивном аспекте). Всего такого рода единиц в MAC оказалось 8813.