Письмо восьмидесятое (lxxx).

Сенека приветствует Луцилия!

Сегодня я свободен не только благодаря самому себе, но и благодаря зрелищу, собравшему всех докучных на состязанье игроков в шары. Никто не ворвётся, никто не помешает моему раздумью, и безопасность делает мысли ещё смелее. Дверь не стукнет, занавес не будет поднят, можно идти одному, – а это самое необходимое для идущего своим путём к своей цели. Выходит дело, я ни за кем не иду следом? Нет, но я позволяю себе кое – что и придумать, и изменить, и отбросить. Я не раб предшественников, а единомышленник. Но я говорил слишком дерзко, когда сулил себе тишину и уединение без помех: Вот с ристалища донёсся громкий крик и, хоть не сбил меня, однако отвлёк и сам стал предметом сопоставления. Я подумал про себя: Как много людей упражняют тело и как мало – душу! Сколько народу сбегается смотреть потешное и мимолётное зрелище, и какая пустота возле благородных наук! Как немощны духом те, чьими плечами и руками мы любуемся! Об этом я и думаю больше всего: Если упражнениями можно приучить тело к такой терпеливости, что она позволяет сносить и удары, и пинки многих людей, проводить целые дни под палящим солнцем, в горячей пыли, обливаясь кровью, то насколько же легче закалить душу, чтобы она была стойкой перед всяким даром и ударом фортуны, чтобы, сброшенная наземь и растоптанная, она поднималась вновь? Ведь телу для здоровья нужно многое, а душа растёт сама собою, сама себя питает, сама себя закаляет. Атлету нужно много пищи, много питья, много масла, нужны долгие труды, тебе добродетель достанется и без вспомогательных орудий, и без затрат. Что может сделать тебя человеком добра, то при тебе. Что же надобно, чтобы стать таким? Желание! Но можешь ли ты пожелать лучшего, нежели вырваться из гнетущего всех рабства, от которого даже невольники последнего разбора, рождённые в ничтожестве, силятся избавиться? Всё своё достояние, скопленное за счёт собственной утробы, отдают они за свободу. Так неужели ты, верящий, что родился свободным, не жаждешь любой ценой добиться свободы? Зачем ты оглядываешься на свой ларь? Купить её нельзя. То, что вносится в списки, есть лишь пустое имя свободы, которой нет ни у тех, кто её купил, ни у тех, кто продал. Нужно, чтобы ты сам дал себе это благо, сам у себя его добился. Освободись прежде всего от страха смерти, потом от страха бедности. Если хочешь убедиться, что ничего худого в ней нет, сравни лицо богача и лицо бедняка. Бедняк чаще смеётся от души, никакая тревога не жжёт его в глубине, если и придёт какая забота, она уйдёт, как лёгкое облачко. У тех, что слывут счастливыми, веселье притворно, а печаль мучительна, как скрытый нарыв, – мучительна тем более, что порой нельзя быть откровенно несчастным и надо среди горестей, разъедающих сердце, играть счастливца. Мне часто приходится приводить этот пример, потому что в нём яснее всего виден мим человеческой жизни, назначающей нам такие роли, каких нам не сыграть. Кто это спесиво шествует на подмостках и говорит, закинув голову: «Я – Аргоса властитель! Завещал Пелоп от моря Геллы вплоть до Ионийских вод простёртую державу мне?». Раб, получающий пять мер зерна и пять денариев! А кто вон тот, не знающий удержу в спеси и кичливо верящий в своё могущество, тот, который говорит: «Молчи, о Менелай, иль от моей руки падёшь!». Ему платят поденно, и спит он под лоскутным одеялом! То же самое можно сказать обо всех избалованных, которых над головами людей, над толпою возносят носилки; у всех у них счастье – только личина. Раздень их – и запрезираешь. Покупая коня, ты велишь снять попону, выставленным на продажу рабам ты велишь сбросить одежду, чтобы не скрылись телесные изъяны. Почему же ты ценишь человека лишь в облаченье? Работорговцы всё, что может не понравиться, прячут с помощью какой – нибудь уловки, поэтому покупателю украшенья и подозрительны: Увидев повязку на ноге или на руке, ты прикажешь сбросить её и показать тебе тело. Ты видишь этого царя скифов или сарматов с роскошным убором на голове? Если хочешь оценить его и до конца узнать, каков он, развяжи диадему. Много зла прячется под нею! А что говорить о других? Хочешь знать, что ты весишь, – отставь в сторону деньги, дом, сан. Сам разберись в себе! А покуда ты судишь о себе, приняв на веру чужое мненье.

Будь здоров.