Письмо шестьдесят восьмое (lxviii).

Сенека приветствует Луцилия!

Присоединяюсь к твоему решению: Скройся от дел, но скрывай и своё безделье. И знай: Ты сделаешь так если не по наставлениям стоиков, то по их примеру, впрочем, и по наставлениям тоже, ты докажешь это и себе самому, и кому угодно. Мы и не всяким государственным делом велим заниматься, и не всегда, и не без конца. А кроме того, мы указали мудрецу государство, достойное его, – весь мир, так что он, и удалившись от дел, не оставит государства, а может быть даже, выйдет, покинув свой угол, на широкий простор, и поднимется к небесам, и поймёт, как низко стоят кресла в сенате или в суде, на которые он всходил. Сохрани в себе мои слова: Мудрец никогда не бывает так деятелен, как в те часы, когда перед его глазами предстаёт всё божественное и человеческое. Но вернусь к тому, в чём начал тебя убеждать, – чтобы твой досуг был никому не известен. Незачем писать слова: «Философия» и: «Покой» на вывеске: Назови своё намеренье иначе, скажи: «Слабость здоровья», в худшем случае – «Лень». Похваляться досугом – пустое тщеславие. Звери, чтобы их нельзя было найти, путают следы у самого логова, то же надо сделать и тебе, а не то ты не избавишься от преследователей. Многие проходят мимо явного, но копаются в скрытом и тайном, вора влечёт то, что под замком. Если что перед глазами, оно не ценится; открытую дверь взломщик минует. Таков же обычай и у толпы, таков и у всех невежд: Каждый хочет ворваться туда, где заперто. Поэтому лучше не хвастать досугом, а слишком таиться, избегая людского глаза, тоже есть род хвастовства. Один прячется в Таренте, другой запирается в Неаполе, третий много лет не выходит за порог; чей досуг стал притчей во всех устах, тот и собрал толпу. Отойдя от дел, нужно стараться, чтобы не люди о тебе говорили, а ты сам с собою говорил. О чём? О себе, и так же, как люди с особой охотой говорят о других, – со злостью. Так ты приучишься и говорить, и выслушивать правду. И больше всего занимайся тем, в чём сам чувствуешь свою слабость. Каждый знает изъяны в своём теле, поэтому один облегчает желудок рвотой, другой укрепляет его частым приёмом пищи, третий сушит и очищает тело, перемежая сытые дни голодными. У кого часто болят ноги, те воздерживаются от вина или бани; небрежные во всём прочем, люди преграждают дорогу тому, что чаще их тревожит. Но и у нашего духа есть как бы свои недужные члены, их – то и надо лечить. Чем я занят, уйдя от дел? Лечу свою язву. Если бы я показал тебе распухшую ногу, синюшную руку, сухие жилы, стянувшие бедро, ты бы позволил мне не двигаться с места и лёжа лечить болезнь. А моя болезнь тяжелее, хотя показать её нельзя, ведь нарыв и скопленье гноя – в сердце! Нет, не хочу я похвал, не хочу, чтобы ты говорил: «О великий муж! Он всё презрел и бежит от неистовости человеческой жизни, которую осудил!». Ничего я не осудил, кроме самого себя. И не с чего тебе приходить ко мне в надежде на пользу. Кто рассчитывает найти здесь помощь, ошибается. Не врач, а больной живёт здесь. По мне, лучше скажи, уходя: «Я – то принимал его за счастливого, за учёного и навострил уши, а ухожу, и не увидев, и не услышав, чего хотел, так что незачем и возвращаться». Если ты это почувствуешь и скажешь, значит, польза была: Я предпочитаю, чтобы праздность мою ты простил, а не завидовал ей. Ты скажешь: «Как же ты, Сенека, советуешь мне праздность? Ты скатываешься к Эпикуру!». Я советую тебе праздность, чтобы ты занялся делами, которые величавей и прекрасней оставленных тобою: Стучаться в двери могущественных гордецов, переписывать по алфавиту бездетных стариков, иметь влияние на форуме – может быть, это и власть, но всем ненавистная, недолгая и, если оценить её по – настоящему, нечистая. Такой – то превосходит меня любовью завсегдатаев форума, такой – то – сроком военной службы и добытым через неё саном, такой – то – числом клиентов. Пусть все берут над тобою верх – дело того стоит, если ты сам берёшь верх над фортуной, меж тем как среди толпы ты и вровень с нею не станешь, ведь общая любовь к ней сильнее. Если бы ты намного раньше готов был исполнить это намеренье! Если бы мы начинали заботиться о блаженной жизни раньше, чем смерть появится вблизи! Но хоть теперь – то не будем медлить: Поверим опыту в том, в чём надо бы давно поверить разуму, и признаем многие вещи лишними и вредными. Как те, что выехали поздно и хотят наверстать время скоростью, пришпорим коня! Для наших занятий нет возраста лучше: Он отбушевал и усмирил пороки, неукротимые в первом пылу юности, ещё немного – и он совсем их угасит. «Но когда и в чём поможет тебе знанье, добытое на исходе жизни?». Поможет лучше уйти! Не думай, будто есть для благоразумия возраст лучше того, который укрощён многообразным опытом и нередким раскаянием и приходит к спасительным мыслям с усмирёнными страстями. Теперь самое время для этого блага! Кто пришёл к мудрости стариком, того привели к ней годы.

Будь здоров.