Письмо тридцать седьмое (XXXVII).

Сенека приветствует Луцилия!

Ты обещаешь быть человеком добра, а это самый надёжный залог благомыслия. Ты уже приведён к присяге. И только в насмешку могут тебе сказать, будто служба твоя будет лёгкой и удобной, я же не хочу тебя обманывать. В твоём почётнейшем обязательстве и в обязательстве самом позорном стоят одни и те же слова: «Даю себя жечь, вязать и убивать железом». Кто отдаёт руки внаём для арены, кто за пищу и питьё платит кровью, – от них берут ручательство в том, что они вытерпят всё, хоть и против воли, а от тебя – что ты всё вынесешь добровольно и с охотой. Им дозволено опустить оружие, попытать милосердие народа, а тебе нельзя ни опустить меч, ни молить о пощаде: Ты обязан умереть стоя, непобеждённым. К тому же что пользы выгадать несколько дней либо лет? Для нас, коль скоро мы родились, нет избавления. Ты спросишь: «Как же мне стать свободным?». Избежать неизбежного нельзя – его можно только победить. «Сила путь пролагает себе». Этот путь откроет перед тобою философия. Обратись к ней, если хочешь не знать ущерба, быть безмятежным, счастливым и, главное, свободным. Иным способом этого не достичь. Глупость – вещь унизительная, гнусная, презренная, рабская, подвластная многим жестоким страстям. Но от этих тягостных повелителей, которые приказывают то по очереди, то все вместе, избавит тебя мудрость, она же – единственная свобода. К ней ведёт одна дорога, и притом прямая: С неё не собьёшься, шагай уверенно! Если хочешь взять власть над всем, отдай власть над собою разуму! Многим будешь ты повелевать, если разум будет повелевать тобою. Он научит тебя, как и за что браться, и ты перестанешь наталкиваться на то или другое дело случайно. Ты не назовёшь мне никого, кто, желая чего – нибудь, знал бы, откуда это желанье взялось, ведь он пришёл к нему не по размышленью, а натолкнулся на него сходу. Фортуна сама находит нас не реже, чем мы её. Стыдно не идти, а нестись по течению и в водовороте дел спрашивать, опешивши: «Как же я сюда попал?».

Будь здоров.

Письмо тридцать восьмое (XXXVIII).

Сенека приветствует Луцилия!

Ты не зря требуешь, чтобы мы чаще обменивались письмами. Больше пользы приносит речь, которая малыми долями прокрадывается в душу. В пространных же рассуждениях, написанных заранее и прочитанных при народе, шуму много, а доверительности нет. Философия – это добрый совет, а давать советы во всеуслышанье никто не станет. Иногда не стоит пренебрегать и этой, так сказать, всенародностью, – когда надо подтолкнуть сомневающегося; но когда дело не в том, чтобы внушить желание учиться, а в самом учении, тогда нужны слова не такие громкие. Они легче проникают вглубь и удерживаются, ведь слов нужно немного, но зато убедительных. Сеять их следует, как семена, каждое из которых, при всей его малости, попав на подходящую почву, обнаруживает свои силы и развивается так, что из крошечного вырастает огромное. То же самое и доводы разума: На взгляд они невелики, но растут по мере того, как делают своё дело. Сказано немного, однако сказанное, если западёт в душу, крепнет и даёт всходы. Повторяю, тот же удел у наставлений, что и у семян: Короткие, они многое могут, лишь бы только им попасть, как я говорил, в подходящую душу, способную их принять. А она сама принесёт плоды, возвратив полученное сторицей.

Будь здоров.