pol_partii

Анализ историографических обзоров и основных обобщающих трудов показывает, что история политических партий России нуждается в дальнейшем изучении на основе нового корпуса источников и нового исторического мышления, свободного от идеологических стереотипов50. Одной из центральных задач является постижение российской многопартийности в конкретных социально-политических условиях ее функционирования. История политических партий приобретет полновесное звучание при выяснении отношений между ними, их сравнительной оценки и общественного веса. Это даст возможность выявить общее и особенное в программных установках различных партий и в методах их деятельности.

Требуется исследование роли и места политических партий в мировом революционном движении и, в частности, влияния РСДРП на социалистические партии II Интернационала.

Отдельно отметим, что изучение истории политических партий с позиций актуальности вовсе не означает, что история – это политика, “опрокинутая в прошлое”, и что следует переносить на прошлое оценки сегодняшнего дня. Гносеологически такой подход противоречит общеметодологическим принципам объективности и историзма. Эти же принципы несовместимы со стремлением некритически повторять (или, что еще хуже, заимствовать) идеи зарубежной историографии по истории политических партий.

Таким образом, можно констатировать, что в изучении истории политических партий России тактические “прорывы” на отдельных направлениях не превратились еще в стратегическое “наступление”. Возможно, здесь сказался недостаток времени, необходимый для “перестройки” исторического мышления или, шире, для смены поколений исследователей. Не исключено также, что “наступление” блокируется конъюнктурной игрой со “знаками”, когда то, что вчера оценивалось позитивно, сегодня оценивается негативно, и наоборот. Отмеченные моменты касаются прежде всего истории КПСС.

Одним из условий создания трудов по рассматриваемой проблематике, основанных на новом мышлении, является дальнейшее развитие теории и методологии историографических и источниковедческих исследований. Написание подлинно научной истории политических [c.37] партий России должно явиться живительным источником в изучении не только общественной жизни Отечества, но и поиска путей его демократического обновления, что, несомненно, будет способствовать его возрождению как могучей державы мира. [c.38]

Археографический обзор

Под опубликованными документами обычно понимаются (и учитываются в библиографических указателях) любые документы (или комплексы документов), преданные гласности путем тиражирования их полиграфическими или компьютерными средствами – независимо от целей, времени и условий такого тиражирования (издания). На практике историк в своей работе сталкивается с двумя категориями опубликованных документов. С одной стороны, это документы, опубликованные синхронно времени их создания с целью оперативного оповещения современников. С другой же стороны, уже несколько столетий существует практика ретроспективной публикации утративших практическую актуальность документов – специально для нужд историка, т. е. в качестве исторического источника. Именно второй категорией занимается следующая историческая дисциплина – археография.

Археографическая практика включает в себя как первопубликацию архивных документов, так и републикацию старых синхронных (оперативных) публикаций (при этом по возможности проводится сверка с архивными подлинниками). Обзоры археографических публикаций нередко включают (в качестве предыстории) и публикации оперативные.

Хронологические рамки данного обзора обусловлены вышеприведенной формулировкой понятия “публикация исторического документа” и охватывают период с 1920-х до конца 1990-х годов. Конечно, документы российских политических партий начали появляться в печати задолго до первых послеоктябрьских лет. Еще в годы первой российской революции были изданы первые сборники партийных программ51. Периодическая и непериодическая печать, в том числе нелегальная, систематически публиковала материалы партийных съездов, конференций, заседаний ЦК, работы партийных публицистов; с началом функционирования российского “парламента” широкой огласке стали предаваться выступления с думской трибуны партийных лидеров, декларации и обращения фракций, проекты законов, разработанные в недрах различных политических группировок. Все эти материалы, при всей их важности для исследователя политической истории России, являются оперативными и не могут считаться археографической публикацией партийных документов, понимаемой в вышеформулированном смысле.

У истоков советской историографии небольшевистских партий и публикации их документов стояли, как уже отмечалось, деятельность таких далеких от науки учреждений, как ВЧК – ОГПУ и ЦК РКП(б). В рамках разведывательного и охранного секретно-оперативного управления функционировал Особый Секретный отдел, имевший в [c.38] своем составе специальные номерные подразделения, занятые борьбой с группой партий определенной ориентации. Часто эта “борьба” велась с организациями, которые прекратили существование задолго до прихода большевиков к власти (например Союз 17 октября), и, таким образом, превращалась в сражение с тенью. Здесь же были созданы группы “референтов” по изучению истории и современной практики небольшевистских партий.

Результатом их деятельности явились пространные циркуляры, регулярно рассылавшиеся на места и представлявшие собой нечто среднее между инструктивными письмами и популярными эссе на тему о контрреволюционности очередной жертвы режима. В циркулярах нередко содержались очерки истории возникновения и деятельности этих партий (например, в одном из циркуляров, посвященных партии социалистовреволюционеров, изложение начиналось с деятельности Аграрно-социалистической лиги на рубеже XIX–XX вв.), рассматривались их основные программно-тактические установки в прошлом и настоящем, особенности организационного строения, содержались обзоры партийной печати, приводились сведения о течениях внутри партий и околопартийных группировках. В приложениях к циркулярам помещались обширные подборки партийных документов. Таким образом, в “чекистский” оборот было введено около ста документов, напечатанных целиком и с подлинников, взятых при обысках и арестах, а также добытых “агентурным путем”. Собранные и изданные в середине 30-х гг., эти циркуляры вместе с приложениями в совокупности составили два полновесных тома.

Другим способом “служебного” тиражирования документов небольшевистских партий в 20-е годы явились тематические номерные “Бюллетени”, готовившиеся и издававшиеся Информационным отделом ВЧК – ОГПУ также для рассылки на места. Как и циркуляры, эти бюллетени имели гриф секретности и предназначались для очень узкого и специфического круга читателей.

Появление указанных материалов можно было бы расценить как курьезный исторический факт, если бы не то влияние, которое они оказали на советскую историографию небольшевистских партий в концептуальном плане. Конечно, составители всех этих материалов ставили перед собой отнюдь не научные, а вполне практические цели: показать “контрреволюционность” и “антинародную” сущность этих партий в прошлом, их непримиримую враждебность “рабоче-крестьянскому” правительству в настоящем и на основе этого сформулировать способы и методы борьбы с ними. Уже по одному этому они не могут быть названы ни историческими произведениями, ни публикациями исторических источников. Составителей чекистских циркуляров и бюллетеней мало заботило явное, а во многих случаях и вопиющее несоответствие содержания публиковавшихся ими документов их собственным оценкам и выводам. Так, в № 2 бюллетеня Информотдела ВЧК, специально посвященном отношению меньшевиков к кронштадтским событиям, были воспроизведены показания арестованных накануне Ф.И. Дана и Н.А. Рожкова. Из этих показаний следовало, что РСДРП не только не принимала участия в выступлении кронштадтских матросов, но и принципиально осуждала всякие [c.39] попытки добиться демократизации режима вооруженным путем. Это не помешало чекистам заключить, что 2 марта 1921 г. против советской власти “выступила анархо- эсеро-меньшевистско-беспартийная контрреволюция”52. Ту же формулу о “меньшевистски-эсеровски-беспартийной массе” мы находим в ленинских рассуждениях о социальной природе кронштадтских событий, как, впрочем, и прямое указание на причастность к ним эсеров и меньшевиков. “Место им в тюрьме”, – заключал Ленин53, выводы которого, как видим, базировались на информации и оценках чекистов.

С деятельностью “органов” непосредственно связано появление целого комплекса других документов и материалов, которые либо представляли политику небольшевистских партий в искаженном свете, либо являлись прямой фальшивкой. Напомним, что обвинительное заключение по делу ЦК ПСР (1922 г.) было построено на показаниях агентов ВЧК Г.И. Семенова и Л.В. Коноплевой, а в основу сфабрикованного “дела Союзного бюро РСДРП” (1931 г.) легли сведения, “выбитые” следователями на допросах бывших меньшевиков. Опубликованные документы этих судебных процессов и ряда более ранних чекистских следственных дел54 снабдили официальную пропаганду изрядным количеством подлинного, но исторически недостоверного материала. Так закладывалась документальная база для разработки истории “вырождения”, “банкротства” и “краха” “непролетарских” партий, в действительности павших жертвой большевистского террора.

Важным источником распространения ложной информации о небольшевистских партиях явились покаянные письма, заявления, мемуары и исторические сочинения партийных ренегатов, часто написанные с санкции или под давлением властей и охотно ими публиковавшиеся. Так, воспоминания упомянутого эсера Семенова55 были опубликованы по прямому указанию Политбюро ЦК РКП и при ближайшем участии ВЧК56. К этому же разряду можно отнести покаянное письмо бывшего эсера Б.В.Савинкова57, речи, воспоминания и исторические сочинения бывших членов меньшевистского ЦК Б.И. Горева58 и И.М. Майского (Ляховецкого)59 и др. Не менее охотно в начале 20-х годов печатались воспоминания и публицистические произведения бывших деятелей либеральных партий, пересмотревших свои прежние взгляды, особенно “сменовеховцев”60.

Основным каналом распространения официальных идей и оценок деятельности небольшевистских партий являлись работы, во множестве публиковавшиеся представителями правящей партии и чекистами в открытой печати и, как правило, приуроченные к периодически проводившимся кампаниям травли политических противников большевизма61.

Таким образом, совместными усилиями чекистов и партийных публицистов в 20–30-е годы были заложены основы того тенденциозного освещения истории российского либерального, социалистического и анархистского движений, которое господствовало в советской историографии вплоть до конца 80-х годов, а эпизодически проявляется и доныне. Уже тогда под эти “исследования” была подведена и соответствующая база источников, не претерпевшая [c.40] существенных изменений в течение всего времени существования официальной советской историографии.

Санкционированное и инициированное “сверху”, тенденциозно-фальсификаторское направление в изучении истории небольшевистских партий хотя и занимало ведущие позиции, но было не единственным в советской историографии 20-х – начала 30-х годов. Параллельно 'и как бы на втором плане в ней присутствовало и стремление к объективному изучению этой истории, основанному на знакомстве с первоисточниками. Эта тенденция нашла выражение в публикациях воспоминаний и автобиографий деятелей небольшевистского лагеря62 и их исторических, философских и публицистических работ, а в отдельных случаях – и документов самих этих партий.

Поскольку, как известно, большевистская фракция была не единственной в РСДРП в дооктябрьский период ее существования, в документальные публикации, посвященные истории правящей партии, включались материалы будущих крупных деятелей и лидеров меньшевизма. Так, в томах 3 и 4 “Ленинского сборника” под рубрикой “Из эпохи "Искры" и "Зари"” была опубликована подборка писем членов редакций этих печатных органов63. В публикацию вошло около 150 документов – писем П.Б. Аксельрода, В.И. Ленина, Ю.О. Мартова, Н.А. Носкова, А.Н. Потресова, Г.В. Плеханова за 1900– 1903 гг. Традиции тщательной археографической подготовки и оформления публикуемых материалов, заложенные составителями сборника, получили продолжение в последующих изданиях дооктябрьских документов РСДРП64.

В 20-е годы подготовку и издание документальных сборников в основном осуществлял Главархив Наркомпроса (с 1922 г. – Центрархив Президиума ВЦИК). Интересующая нас тематика в его изданиях представлена не была, за исключением нескольких сборников, посвященных истории Советов в 1917 г.65, сборника И.С. Малчевского об Учредительном собрании66, а также публикации Б.Б. Граве “Буржуазия накануне Февральской революции”67.

Продолжением работы Б.Б. Граве явилась новая публикация архивных документов – протоколов ЦК кадетской партии за 1905–1906 гг.68. Неполная и далеко не идеальная в археографическом смысле (протоколы были опубликованы с неоговоренными изъятиями, купюрами и погрешностями в расшифровке исходного рукописного текста), эта публикация тем не менее в течение десятилетий оставалась единственной в своем роде и широко использовалась отечественными и зарубежными исследователями вплоть до начала 90-х гг.

Завершили серию документальных публикаций по истории буржуазно-либеральных организаций подготовленная В. Рейхардом подборка октябристских документов69, вышедший в 1932 г. сборник “Буржуазия и помещики в 1917 г.”70, в котором были собраны стенограммы частных совещаний членов Государственной думы за период с начала мая по август 1917 г., а также коллекция документов под общим названием “Прогрессивный блок в 1915–1917 гг.”, опубликованная в журнале “Красный архив” в 1932–1933 гг. [c.41]

Заметное место среди документальных изданий 20-х годов занимает двухтомный сборник документов и материалов “Наши противники”, появившийся в 1928–1929 гг. в

издательстве Коммунистического университета им. Я.М. Свердлова71. Сборник составили статьи из либеральной (“Освобождение”, “Полярная звезда”), неонароднической (“Революционная Россия”) и меньшевистской (“Искра”, “Голос труда”) периодики, брошюры и отрывки из книг представителей различных направлений общественной мысли (П.Б. Струве, Ю.О. Мартова, Я.В. Махайского, Ф.Л. Череванина, П.Б. Аксельрода, Ф.И. Дана и др.). В числе опубликованных были кусковское “Credo”, программа и устав Петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса, программы Союза Освобождения и ПСР, программные статьи из эсеровской “Революционной России”, включая цикл статей с обоснованием программы социализации земли и даже знаменитый, нашумевший “Террористический элемент в нашей программе” – статью, вышедшую изпод пера основателя эсеровской Боевой организации Г.А. Гершуни. Хотя хронологически материалы сборника не выходили за пределы периода первой русской революции, они давали весьма основательное представление об основных течениях социалистической и либеральной общественной мысли России начала XX в. Каждый раздел сборника был снабжен предисловием, а его материалы откомментированы. Думается, что по подбору документов, их полноте и разнообразию, а также по богатству научно-справочного аппарата этот сборник не потерял своего научного значения и по сей день.

Большое внимание в 20-е годы было уделено литературному наследию Г.В. Плеханова. Первая после его смерти серьезная публикация такого рода была осуществлена в Париже в 1921 г.72 Через четыре года Р.М. Плеханова издала 2 тома переписки покойного мужа с П.Б. Аксельродом73. Наконец, в 1923–1927 гг. в серии “Библиотека научного социализма” и под редакцией Д.Б. Рязанова увидело свет 24-томное Собрание сочинений Плеханова, до сего дня остающееся самым полным собранием работ патриарха российской социалдемократии.

Самой значительной документальной публикацией 20-х годов по истории российской социал-демократии явился сборник материалов “Социал-демократическое движение в России”, основу которого составили документы из личного архива А.Н. Потресова74.

Сборник включил около 300 документов: переписку Г.В. Плеханова, А.Н. Потресова, П.Б. Аксельрода, Ю.О. Мартова, В.И Ленина и др. за 1895-1914 гг., протокол заседания Совета РСДРП (июнь 1904 г.) и т. д. Самостоятельную ценность представляют примечания и комментарии к документам, подготовленные Б.И. Николаевским.

Основную часть документов по истории небольшевистских партий, изданных в 20-е гг., составили воспоминания их деятелей, публиковавшиеся на страницах журналов “Каторга и ссылка”, “Былое”, “Красный архив”, “Пролетарская революция”, а также выходившие отдельными изданиями или в составе юбилейных сборников. В итоге, к середине 30-х гг. советские исследователи получили в свое распоряжение целую библиотечку документальных изданий, в основном [c.42] посвященных российским социалистическим партиям и анархистским организациям в виде документов личного происхождения деятелей этих партий. Хронологически эти материалы в подавляющем большинстве относились к периоду первой русской революции. Значительно хуже в отечественных документальных публикациях 20–30-х гг. оказались представлены российские либеральные и консервативные политические деятели.

В 1920–1930-е годы активный сбор и публикация мемуарной литературы шли и за рубежом. В послереволюционные годы центрами публикаторской деятельности были Берлин, Прага и Париж. В Берлине в начале 20-х годов выходило сразу несколько историко-документальных серий – сборники “На чужой стороне”, “Архив русской революции”, “Пути революции”, “Летопись революции” З.И. Гржебина. Характерной чертой эмигрантской мемуарной литературы было стремление авторов воспоминаний

выйти за классические рамки этого жанра и поделиться с читателем не только воспоминаниями, но и собственной интерпретацией пережитых событий.

Из публикаций эпистолярного жанра заслуживает быть отмеченной переписка Ю.Мартова и П.Аксельрода за 1901–1916 годы75. Эта переписка, в отличие от большинства вышеназванных изданий, была весьма квалифицированно и подробно прокомментирована.

Втой же серии, что и “Переписка” (“Материалы по истории русского революционного движения”), в 1924 г. под редакцией В.С. Войтинского, Б.И. Николаевского и Л.О. Дан вышел сборник документов “Из архива П.Б. Аксельрода, 1881–1896”, в комментариях к которым также содержался ценный исторический материал. Таким образом, усилиями Николаевского документальная разработка истории российской социал-демократии в России и за рубежом в 20-е годы представляла собой единый процесс.

Витоге в 20–30-е годы в советской и эмигрантской исторической литературе были заложены основы археографического освоения материалов, связанных с деятельностью отечественных политических партий. Сложился комплекс документов по истории общественного движения в России первых двух десятилетий XX в., в основном представленный документами личного происхождения самих участников этого движения. Опубликованные материалы, однако, далеко не исчерпывали этой истории во всем ее многообразии и полноте. Партийные документы в собственном смысле (за исключением социал-демократических и принадлежавших правящей партии) публиковались лишь от случая к случаю, без какого-либо продуманного плана, с большими археографическими изъянами.

Советские издания в этом отношении выгодно отличались от зарубежных, в подавляющем большинстве археографически вообще не оформленных. Воспоминания, дневники, переписка за редкими исключениями освещали лишь краткие периоды политической деятельности их авторов, а то и просто ее отдельные эпизоды. В той или иной степени сознательные и целенаправленные попытки исследовательских и издательских коллективов (Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссылно-поселенцев, редакций советских исторических журналов и “Архива русской революции”, издательства [c.43] З.И. Гржебина) создать библиотеку документальных материалов для изучения истории общественного движения в России XX в. были реализованы лишь отчасти. “Железный занавес”, окончательно опустившийся к концу 20-х годов, на долгие годы разорвал изначально единый историко-культурный процесс документального освоения и осмысления прошлого. С тех пор советская и зарубежная археографии стали развиваться независимо друг от друга.

Общий упадок, который переживала советская археография в 1930–1940-е годы, в полной мере коснулся публикации документов небольшевистских партий. В официальной пропаганде восторжествовали воинствующее мракобесие и начетничество, возобладал взгляд на все небольшевистские политические организации как на “отдельные отряды контрреволюционных сил”, мечтающие о реставрации “помещичье-буржуазного” строя76. Универсальной и единственной революционной силой в истории России XX в., независимо от периода, о котором шла речь, была объявлена партия большевиков с Лениным и Сталиным во главе. Прочие политические организации рассматривались как всегдашние враги большевизма и народных масс. Даже РСДРП, партия, генетически наиболее близкая правящей, вместе с другими социал-демократическими партиями II Интернационала получила ярлык “социал-фашистской”, “крупнейшей контрреволюционной силы” и, давно растоптанная властью, стала рассматриваться как якобы “еще не уничтоженный враг”77.

Втаких условиях издание каких бы то ни было документов небольшевистских партий и их деятелей стало невозможным и по политическим соображениям, и физически. Тенденция объективного изучения и освещения политической истории России оказалась придушена. При подготовке к печати документальных сборников начал проводиться жесточайший отбор, целью которого был отсев всех документов, содержавших хотя бы упоминания о каких-либо партиях, кроме большевистской. Это касалось не только тематических сборников, на долгие годы ставших излюбленным жанром советских публикаторов, но и видовых. Так, в изданном в 1942 г. сборнике “Листовки гражданской войны в СССР. 1918– 1922 гг.”, подготовленном на материалах Главной редакции “Истории гражданской войны” (ИГВ), не было опубликовано ни одного документа небольшевистского происхождения. Предисловие к сборнику было написано так, чтобы не оставить у читателя сомнений в том, что никаких иных листовок, кроме большевистских, в годы гражданской войны в России вообще не издавалось78.

Взарубежной публикаторской деятельности археографический бум 30-х годов в 40-е годы сменился резким спадом. Если не считать немногочисленных газетных и журнальных публикаций (как правило, юбилейных), заслуживают быть упомянутыми изданные в эти годы отдельными книгами воспоминания кадета Н.И. Астрова79, речи В.А-Маклакова80, мемуары социал-демократа П.А. Гарви81, а также историко-документальное исследование Г.П. Максимова о репрессиях против анархистов в Советской России82. К 1940 г. перестало существовать большинство эмигрантских журналов общественно-политической [c.44] и исторической направленности, начавших выходить в 20-е годы.

Публикация исторических документов в СССР в эти годы продолжала оставаться важным направлением агитационно-пропагандистской деятельности правящей партии. Этот период развития советской арехографии был временем господства тематических многотомных публикаций (в жанре “исследования в документах”), для которых характерен был жесткий, социально заданный отбор материалов и их группировка по тематическим рубрикам, также выдержанным в духе сталинского “Краткого курса” ВКП(б). Вместо того чтобы давать исследователям пищу для новых наблюдений и выводов, публикации были призваны лишь еще раз проиллюстрировать постулаты, давно сформулированные советскими историографами. Такой же тенденциозностью были отмечены формально безупречный научно-справочный аппарат и археографическое оформление этих изданий.

Составители 22-томного издания “Революция 1905–1907 гг.”, “разоблачив” меньшевиков как “агентов буржуазии”, прямо указывали, что формируя сборник, имели задачу проиллюстрировать “усиление влияния большевистской партии в руководстве революционным движением” и не касались вопросов внутрипартийной борьбы большевиков с меньшевиками, не говоря уже о показе деятельности последних83. Если публикатор не мог обойти полным молчанием деятельность той или иной небольшевистской партии в рамках избранного им сюжета, этот раздел публикации формировался путем крайне тенденциозного подбора ограниченного числа документов с соответствующим их комментарием. Например, составители юбилейного документального пятитомника “Великая октябрьская социалистическая революция” раздел о работе Демократического совещания представили в виде 10 документов, не скрывая при этом намерения показать “несостоятельность и холопское поведение министров-социалистов”84. Еще меньше “повезло” депутатам Учредительного собрания, стенограмма заседания которого, в оригинале составляющая свыше 100 печатных страниц, оказалась урезанной до полутора85. Таким образом, был подвергнут цензуре документ, изданный уже в советское время.

Качественных улучшений в составе отечественных публикаций интересующих нас источников в 40–80-е годы по сравнению с предшествующим периодом не произошло. Изменения носили лишь формальный характер. Распространившаяся в это время практика издания многотомных серийно-тематических сборников документов, однако, способствовала формированию кадров опытных археографов и общему повышению публикаторской культуры. Это подтвердила дискуссия по теории археографии, прошедшая в 70-е годы на страницах журнала “Советские архивы”.

К середине 80-х годов потребность в документальных публикациях по истории российских небольшевистских партий стала вполне очевидной. Однако дальше констатации слабости источниковой базы “непролетарских” партий в плане изучения “исторического опыта” борьбы с ними советская историография не пошла86. [c.45]

По-иному обстояли дела в зарубежной археографии. Период публикаторского безвременья здесь продолжался недолго. Уже в 1940 г., в год прекращения “Современных записок” и в связи с этим печальным фактом, в эмиграции возникла мысль об издании нового толстого внепартийного журнала, который и начал выходить в Нью-Йорке в 1942 г. под редакцией М.А. Алданова и М.О. Цетлина. После смерти Цетлина и отъезда в 1946 г. Алданова в Европу “Новый журнал” вплоть до 1959 г. бессменно возглавлял М.М. Карпович, историк, выпускник Московского университета, эмигрант “первой волны”, профессор русской истории Гарвардского университета, благодаря авторитету и знаниям которого историкодокументальный отдел журнала постоянно пополнялся новыми материалами. В 50–80-е годы на страницах журнала были опубликованы воспоминания и письма десятков русских общественных и политических деятелей. Весьма содержательные, документальные публикации “Нового журнала”, однако, продолжали характерную для эмигрантской литературы традицию игнорирования каких-либо археографических норм.

В 50-е годы, в соответствии с новым расселением русской эмиграции, центром публикаторской деятельности стал Нью-Йорк. Здесь в издательстве имени Чехова выходят воспоминания П.А. Бурышкина, В.А. Маклакова, А.В. Тырковой-Вильямс, В.М. Чернова, В.М. Зензинова, М.В. Вишняка, двухтомные мемуары П.Н. Милюкова и биография П.Б. Струве, написанная его близким другом С.Л. Франком87. В 1959 г. в связи с 80-летием Л.О. Дан выходит сборник воспоминаний меньшевиков “Мартов и его близкие”88.

Кроме Нью-Йорка воспоминания русских эмигрантов отдельными изданиями публиковались в Париже89, Франкфурте-на-Майне90, Мадриде91. Отрывки из воспоминаний, юбилейные и т. п. статьи появлялись в “Социалистическом вестнике”, продолжавшем издаваться вплоть до 1965 г.92; изредка подобные материалы публиковал и общественно-политический ежеквартальник “Грани”, выходивший во Франкфурте-на- Майне с 1946 г.

На рубеже 50–60-х годов в сбор материала по истории российских небольшевистских партий и подготовку документальных публикаций, традиционно бывших уделом русских эмигрантов и их прямых потомков, включаются зарубежные исследователи. С 1959 г. берет начало Межуниверситетский проект по изучению меньшевизма, инициаторами которого выступили Б.И. Николаевский и американский историк Леопольд Хеймсон. В 50–60-х гг. возглавляемая Хеймсоном группа исследователей провела и записала серию бесед с меньшевиками-эмигрантами, одновременно предложив им написать автобиографии, воспоминания и статьи. Собранные таким образом материалы вошли в специальный архив по истории меньшевизма, созданный в Гарримановском институте Колумбийского университета (США), а результаты проведенной работы явились основой для публикации серии исследований, сборников воспоминаний и статей93.

С 70-х гг. началось широкое археографическое освоение комплекса документальных материалов по истории русских революций, сложившегося в Международном институте социальной истории (IISH) в Амстердаме. Группа американских, английских и немецких историков [c.46] в составе таких известных специалистов, как М. Перри, Р. Пирсон, К. Райс и М. Хильдермайер, разработала программу документальных публикаций, включавшую переиздание давно ставших библиографической редкостью протоколов 1-го и 2-го съездов и 1-й общепартийной конференции ПСР и 2-го съезда кадетской партии. К сожалению, эта программа оказалась реализованной лишь отчасти94.

В самом Амстердамском институте по инициативе меньшевика-эмигранта Б.М. Сапира в 80-х годах возникла документальная “русская серия”, в которую вошли подготовленные им публикации писем Ф.И.Дана95 и подборка материалов “Из архива Л.О.Дан”96. Оба издания, выполненные главным образом на материалах IISH, содержат высокопрофессиональное предисловие и научно-справочный аппарат и являются незаменимым источником не только для биографов этих двух виднейших представителей РСДРП, но и для исследователей истории европейской социал-демократии в целом. В той же серии в 1989 г. голландец Марк Янсен издал фундаментальный документальный сборник “Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота”97, посвященный деятельности партии правых эсеров в 1917–1925 гг. как в России, так и в эмиграции.

Таким образом, в 40–80-е годы дальнейшее археографическое освоение документов российских небольшевистских партий происходило главным образом на Западе. До первой половины 60-х гг. эта работа, как и прежде, в основном осуществлялась русскими эмигрантами и их потомками и заключалась преимущественно в сборе и публикации документов личного происхождения. Вовлечение в эту деятельность западных исследователей обеспечило преемственное продолжение и существенно изменило ее характер, стиль и методы организации. Началось археографическое освоение сложившихся к этому времени на Западе крупных собраний документов по истории российского общественного движения, в первую очередь материалов архивов Б.А. Бахметева в Колумбийском университете и Б.И. Николаевского в Гуверовском институте войны, революции и мира (США), а также Международного института социальной истории (Амстердам, Голландия).

В деятельности исследовательских коллективов ясно обнаружилась тенденция к систематическому и планомерному сбору и публикации не только дневников, воспоминаний и переписки российских общественных и политических деятелей, но и собственно партийных документов. Следует отметить и стремление преодолеть традиционное для зарубежной археографии пренебрежение к правилам публикации исторических документов. Эти позитивные сдвиги, однако, существовали лишь в качестве тенденции и не приобрели еще законченных форм. Несмотря на предпринятые попытки, сколько-нибудь полной программы публикации документов российских партий западным археографам осуществить не удалось. Стало очевидно, что без привлечения материалов отечественных архивов и участия российских специалистов широкая публикаторская программа не может быть ни составлена, ни тем более реализована. [c.47]

Условия политической свободы создали предпосылки для возобновления издания документов небольшевистских партий в самой России. Упразднение политической цензуры, рассекречивание архивных фондов и целых архивов (Русского Зарубежного исторического архива – РЗИА, текущего архива ЦК КПСС, архива КГБ и др.), падение “железного занавеса” и снятие ограничений для работы исследователей за рубежом – все это способствовало давно назревшему воссоединению двух искусственно разорванных и

долгое время изолированных, мощных культурных потоков – отечественного и зарубежного. В археографической публикации источников происходят такие изменения формально-организационного и содержательного плана, которые без преувеличения могут быть названы революционными. Публикаторское дело выходит из-под государственной опеки и, свободно развиваясь, ведется людьми науки и обслуживает нужды науки. Формируются крупные публикаторские программы, над реализацией которых работают международные группы исследователей. Издаются ранее засекреченные документы отечественных архивов и материалы зарубежных документальных собраний. Общее число вновь опубликованных документов исчисляется десятками тысяч. Их ассортимент охватывает все виды и типы исторических источников. Наряду с видовыми и номинальными в новом качестве возрождаются тематические сборники, появляются фондовые публикации. Возникает целый ряд новых исторических альманахов и документальных сборников (“Звенья”, “Лица”, “Неизвестная Россия”, “Российский архив” и др.), в Россию переносятся аналогичные зарубежные издания (“Минувшее”, “Грани”), возобновляется журнал “Исторический архив”, специализирующийся на публикации архивных документов, расширяются и становятся более разнообразными соответствующие разделы в существующих специальных исторических и архивоведческих изданиях. В публикаторскую деятельность включаются толстые литературные журналы. Начав с простого репринтного переиздания книг 20-х годов, книгоиздатели переходят к реализации крупных оригинальных публикаторских проектов.

Таковы внешние параметры изменений. В содержательном плане центральным событием с точки зрения интересующей нас тематики явилось появление крупнейшего публикаторского проекта “Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. Документальное наследие”. Начало его практического осуществления относится к первой половине 90-х годов и связано с деятельностью независимой научной ассоциации “Российская политическая энциклопедия” (“РОССПЭН”). Основная идея проекта заключается в археографической публикации базовых источников по истории всех крупнейших российских небольшевистских партий за все время их существования. В настоящее время проект реализуется в виде нескольких документальных серий: шеститомного издания “Протоколы ЦК и заграничных групп конституционнодемократической партии. 1905 – середина 1930-х гг.”, трехтомного “Партия социалистовреволюционеров. 1900–1922 гг.”, двухтомного “Партия "Союз 17 октября". Протоколы съездов, конференций, заседаний ЦК. 1905–1915 гг.” и [c.48] однотомного сборника “Меньшевики. Документы и материалы. 1903 – февраль 1917 г.” и др.

В 1994 г., одновременно с первым томом “Протоколов ЦК и заграничных групп кадетской партии”, открывшим публикацию сборников указанного проекта, вышел в свет первый том многотомного издания документов “Меньшевики в 1917 году”, подготовленный российско-американской рабочей группой историков и архивистов,

Таким образом, в научный оборот вводится несколько тысяч документов отечественных и зарубежных архивов, представляющих собой основополагающие источники для изучения всех общероссийских политических партий. Трудно делать окончательные выводы относительно продолжающихся изданий. Однако, судя по содержанию опубликованных томов обеих серий, их археографическому оформлению и близкому к академическому способу воспроизведения документальных текстов, уже сейчас можно утверждать, что эти публикации являются крупнейшим событием в истории отечественной археографии и археографического освоения интересующих нас источников в целом.

Приметой последних лет стало археографическое освоение документальных комплексов, в прежнее время совершенно недоступных для исследователей, и среди них архива бывшего