Новый китайский горизонт
М. Завадский. Эксперт № 2 (736). 17.01.2011.
Китай готовится выйти на следующий уровень экономического развития, но это означает, что властям придется получать новый мандат на правление. Старый общественный договор теряет свою актуальность
Греция, Венгрия, Пакистан, Португалия, Египет — так пять приморских провинций Китая выглядели в 2000 году, если оценивать их экономическое развитие по размеру ВВП. Турция, Нигерия, Венесуэла, Индонезия, Швейцария, Таиланд — этим странам они соответствуют сегодня. Испания, Аргентина, Австралия, Россия, Канада, Корея — так, если верить прогнозам аналитиков HSBC, «приморский пояс» будет выглядеть к 2020 году.
Не менее интересно посмотреть на внутренние районы Китая. Сегодня экономика Внутренней Монголии сопоставима с алжирской; через десять лет она должна сравняться с ЮАР. Юньнань за то же время пройдет путь от Словакии до Нигерии, Хунань из Чехии превратится в Швейцарию...
«Десять лет назад Китай напоминал Африканский союз, сегодня он выглядит как совокупность развивающихся стран. Через десять лет КНР будет экономически равна содружеству развитых государств второго порядка и наиболее продвинутых представителей развивающегося мира», — говорит аналитик HSBC Чжан Чжимин.
Все это произойдет, разумеется, лишь в том случае, если Китай в ближайшие десять лет будет развиваться не менее успешно, чем в предыдущее десятилетие. Речь идет прежде всего о качественных показателях. Последние двадцать лет Китай был мировым лидером по темпам экономического роста, в будущем он хочет стать одним из лидеров и по качеству экономического развития, темпы же китайского экономического роста в ближайшие годы, скорее всего, замедлятся. «Это не страшно, — уверяет старший аналитик гонконгского отделения банка UBS Дун Тао. — На самом деле, чтобы достичь четырехкратного роста ВВП к 2020 году по сравнению с 2000-м, Китаю достаточно расти со скоростью 5,6 процента в год».
2011 год для КНР не будет переломным или решающим, какими были кризисный 2009-й и первый посткризисный 2010-й, когда властям нужно было доказывать состоятельность своей экономической политики в условиях кризиса. Но некоторые ориентиры начавшийся год задаст: в марте Всекитайское собрание народных представителей одобрит 12-й план пятилетнего развития. Так что 2011-й станет первым годом, в котором Китай будет жить при новой — посткризисной — повестке дня. По его итогам можно будет судить о том, насколько в КНР к этому готовы — экономически, политически и социально.
Из прошлого в будущее
Будущий пятилетний план в значительной степени станет развитием плана предыдущего, просто акценты в 12-й программе развития расставлены четче. Так, 11-й план, принятый в начале 2006 года, также предусматривал упор на качество роста в ущерб количественным показателям. Одним из ключевых положений программы стал «поиск нового баланса» — между развитием приморских и внутренних провинций, между экспорториентированным производством и внутренним потреблением, между обеспечением полной занятости и повышением эффективности производства. Кроме того, китайские власти тогда же впервые всерьез задумались о энергоэффективности экономики — к 2010 году в Китае планировали сократить потребление энергии на единицу реального ВВП на 20%.
Программа была выполнена не до конца. Темпы экономического роста сильно превысили установленные в плане — в среднем 11,4% против запланированных 7,5%, установлению рекорда не помешал даже финансовый кризис. Но намеченные структурные изменения не состоялись. Из-за кризиса китайские власти отложили ряд важных реформ — в области ценообразования в энергетике и ресурсном секторе, в реформировании госсектора.
Доля внутреннего потребления в ВВП продолжала снижаться, несмотря на все попытки повысить значение внутреннего рынка. Доля же капитальных инвестиций в структуре роста ВВП в 2009 году достигла рекордных 70%. Понятно, что Китаю все планы испортил финансовый кризис — у руководства страны не было иного выхода, кроме как начать масштабное капитальное строительство. Это позволило поддержать высокие темпы экономического роста и занять десятки миллионов рабочих рук, высвободившихся из-за сокращения экспортных потоков. В результате в КНР решили использовать кризис для сокращения экономического и инфраструктурного разрыва между развитыми приморскими районами и другими частями страны. В целом на этом направлении власти преуспели. Так, миллиарды долларов были вложены в реформу здравоохранения, причем приоритетом стало строительство клиник в сельских районах Китая и распространение там базового медицинского страхования.
Валютный обмен
В 2010 году стало окончательно понятно, что в Китае твердо намерены сделать юань не только свободно конвертируемой валютой, но и одной из главных мировых торговых и резервных валют. «Если в XXI веке и появится валюта, равная по весу американскому доллару, то это будет китайский юань», — утверждает экономист HSBC Цю Хунбин. Уже через пять лет почти половина торговли между Китаем и развивающимися странами будет осуществляться в китайских юанях, сегодня на них приходится лишь 3%.
Рост спроса на юань за границей дает возможность китайским компаниям платить в юанях за зарубежные активы, а иностранным корпорациям — инвестировать в экономику КНР в китайской валюте. Представители нескольких центробанков заявили о готовности перевести часть своих золотовалютных резервов в юани. Ожидается, что уже в скором времени курс китайской валюты по отношению к американской будет расти на 2–5% ежегодно. «Многие финансисты полагают, что США с помощью слабого доллара пытаются переложить собственные экономические проблемы на другие страны. Даже если это не так, подобное отношение ослабляет позиции американской валюты по всему миру», — говорит Цю Хунбин.
Полемика между Пекином и Вашингтоном по вопросу курса юаня по отношению к доллару продолжилась: как известно, в США считают его заниженным. В прошлом году американцы решили зайти с другой стороны и предложили перед саммитом «большой двадцатки» в Сеуле установить предельно допустимый размер профицита текущего баланса в 4% от ВВП. Интересно, что первым о стремлении КНР выйти на этот рубеж заявил вице-председатель Народного банка Китая И Ган— еще в начале прошлого года. Однако на «двадцатке» Китай и другие экспортеры отказались принять это предложение.
Позиция Китая понятна — повышение курса юаня и снижение профицита торгового баланса здесь увязывают с ходом экономических реформ и не готовы к поспешным действиям ради того, чтобы добиться определенного количественного результата. В Пекине надеются, что стимулирование внутреннего спроса должно естественным образом привести к увеличению импорта, собственно, так и происходило в 2010 году. Импорт рос в среднем на 10% быстрее экспорта за счет увеличения спроса на иностранные станки и оборудование, а также сырье, необходимое для масштабного инфраструктурного строительства.
В любом случае в Пекине хотят сохранить рычаги управления курсом национальной валюты и, очевидно, не пойдут на договоренность, которой будет жестко задана скорость повышения курса китайской валюты.
Медленная пятилетка
Большинство экономистов полагают, что в ближайшие пять лет темпы экономического роста в Китае снизятся с нынешних ежегодных 9–10 до 7–8% (8% в 2011 году). Но эти ориентиры не являются обязательными к исполнению — каждый год на сессии ВСНП они уточняются с учетом макроэкономической конъюнктуры и других факторов, предсказать которые заранее невозможно.
Ключевые формулировки будущего плана — «выравнивание разницы в доходах различных групп населения», «строительство социального жилья», «новые стратегические отрасли», «земельная реформа и реформа налогообложения в сфере недвижимости» — свидетельствуют о социально-модернизационной направленности будущей программы.
В макроэкономическом развитии акцент будет сделан на развитии внутреннего потребления. По оценкам аналитиков UBS, в среднесрочной перспективе от этого выиграют отрасли, ориентированные на технологии, потребителей и в целом отрасли сферы услуг. Особое внимание эксперты советуют обратить на два тренда — региональное развитие и промышленный апгрейд. Это будет означать увеличение инвестиций в инфраструктуру внутренних районов Китая, создание там новых промышленных зон, новые инвестиции в новейшее оборудование и станки.
Летом 2010 года Госсовет КНР выделил семь новых стратегически важных отраслей. Это альтернативная энергетика, биотехнологии, информационные технологии, производство высокотехнологичного оборудования, сложные материалы, автомобили на альтернативном топливе и защита окружающей среды. Такая «европейская» повестка дня может вызывать удивление у тех, кто привык судить о Китае по дешевому ширпотребу, но для внимательного наблюдателя подобное развитие событий вполне закономерно. Китайские власти понимают, что растущие потребности экономики страны в различных ресурсах невозможно удовлетворить без существенного повышения ее эффективности.
КНР планирует стать мировым лидером в зеленой экономике, и все шансы на это у страны есть. Более серьезных возможностей для финансовой поддержки новых отраслей нет сейчас ни у одного государства.
Вряд ли что-то угрожает и позиции Китая как крупнейшего мирового экспортера. Несмотря на рост издержек производства в КНР, по-прежнему ни одна страна не может здесь с Китаем конкурировать. «Второго Китая нет и не будет», — говорит президент GE International Нани Беккалли. Сегодня КНР уже не заинтересована в развитии экологически вредных, трудоемких производств с низкой добавленной стоимостью, поэтому из страны постепенно уходят одежные и обувные компании, неуютно себя чувствуют и изготовители пластика.
Возможен, правда, и другой вариант — оставить в Китае финальную сборку, разместив производства в соседних странах Юго-Восточной Азии. В 2009 году вступило в силу Соглашение о свободной торговле между Китаем и ЮВА, которое позволяет выстроить региональную производственную цепочку, избежав уплаты таможенных пошлин на целый ряд комплектующих. «В Китае отличная инфраструктура, здесь отлаженные бизнес-потоки, ни одна соседняя страна сравниться с ним пока не может», — говорит директор китайского офиса крупной российской текстильной компании.
Инфляция в КНР стала неожиданностью для многих горожан, привыкших к постоянному повышению качества жизни
Фокус на потреблении
В промежутке между 2002-м и 2008 годами, отмеченными самыми высокими темпами роста экономики, доля потребления к ВВП в Китае оставалась стабильно низкой: 35% в 2003 году, 38% — в 2005-м, 39% — в 2007-м.
Одной из причин стало «несправедливое» распределение благ внутри Китая. Все последние годы зарплаты китайцев росли медленнее ВВП — в 1998 году совокупный зарплатный фонд равнялся 53% ВВП, в 2007-м — лишь 40%. С одной стороны, это удешевляло производство, но с другой — сдерживало рост внутреннего потребления. В этом смысле рост зарплат в Китае стал чуть ли не задачей государственной важности — летом 2010 года размер минимального оклада был поднят в десятках регионов страны.
Но помимо городских жителей, уже начавших активно радоваться материальным сторонам жизни, в Китае существует огромный запас «латентных потребителей» — от 600 до 800 (по разным оценкам) миллионов крестьян, в настоящее время практически выключенных из процессов «современного потребления». Последние два года основной акцент был сделан именно на них — китайские производители бытовой техники получили субсидии на реализацию своей продукции в сельских районах (в результате на деревню в 2009 году пришлось около 40% всех продаж). Государство обязалось в течение трех лет открыть по одному магазину в каждой деревне, активно развиваются схемы потребительского микрокредита.
Вторым важным трендом стало бурное развитие городов «второго и третьего ранга» — новых центров экономического развития, зачастую расположенных в центральных провинциях, чья экономика не зависела от экспортных поступлений и поэтому практически не пострадала в кризис. О намерении активно развивать бизнес в таких регионах в последние месяцы говорили почти все опрошенные бизнесмены. «В этих городах нам предлагают отличные условия, льготную аренду, ослабление налогового бремени», — рассказывает президент крупной японской сети супермаркетов.
В Пекине и Шанхае ситуация совершенно другая, компании жалуются, что не могут получить место в моллах из-за слишком высокой конкуренции. «Мы уже полгода ищем возможность для начала продаж, но переговоры с владельцами зданий идут очень непросто», — говорит менеджер по северно-восточным районам КНР одного из крупных западных производителей пылесосов. До этого года он работал в Китае только через систему прямых продаж.
Договор со средним классом
«Никогда раньше китайцы так много не говорили о политике, два года назад это была почти запретная тема, сейчас постоянно идут активные обсуждения», — рассказывает «Эксперту» владелец одной из крупных китайских маркетинговых компаний. Речь о «белых воротничках» — городском среднем классе, который в Китае постоянно растет.
На протяжении двадцати лет именно средний класс был главной опорой китайской власти, поскольку он выигрывал от реформ больше других слоев населения. Но в последние два года ситуация стала меняться. «Сегодня выпускнику провинциального университета практически невозможно найти хорошую работу в Пекине или Шанхае, вчерашним студентам приходится соглашаться на низкооплачиваемую поденщину», — рассказывает «Эксперту» вице-президент китайского хедхантерского агентства. Инфляция, резкий рост стоимости жизни в крупных городах стали неожиданностью для многих горожан, привыкших к постоянному повышению качества жизни. Именно из-за этого коррупция выходит на первое место среди всех проблем, которые сегодня волнуют китайцев, — они пытаются найти объяснения и виноватых. «Многие чувствуют себя пострадавшими. Им кажется, что их деньги отбирает верхушка, оставляя львиную часть себе, а остальное отдавая бедным, чтобы избежать социальных протестов», — говорит китайский маркетолог.
Китайским властям придется учитывать эти настроения и выстраивать новую систему взаимоотношений со средним классом. Пока он не требует политических реформ, но при этом явно не удовлетворен существующим уровнем прозрачности принимаемых решений и ответственности чиновников перед народом.
Центральным властям необходимо доказать, что повышение и первого, и второго возможно в рамках существующей политической системы — именно на это направлены все последние антикоррупционные меры и создание каналов обратной связи с населением в городах и на селе. Но если эти доводы окажутся недостаточно убедительными, требования реформ будут звучать все громче, а сами предложения будут становиться все радикальнее.
Инфляция в бедной стране
М. Завадский Эксперт № 7 (741). 21.08.2011.
Китай официально стал второй экономикой в мире, но для дальнейшего развития ему необходимо справиться с высоким инфляционным давлением
Экономика КНР официально стала второй в мире — после того как Япония обнародовала экономическую статистику за 2010 год. При этом в пересчете ВВП на душу населения Китай, по данным Международного валютного фонда, остается на 95-м месте. «Впервые одна из крупнейших экономик в мире одновременно и одна из самых бедных», — говорит старший аналитик гонконгского отделения HSBC ЦюйХунбин. Последние двадцать лет Китай рос за счет огромного резерва дешевых трудовых ресурсов, сегодня они вынесли его почти на самый верх.
Учитывая, что Америку догнать по абсолютному размеру ВВП в ближайшие лет десять Китаю вряд ли удастся, ему остается постепенно взбираться вверх по лестнице уровня жизни, благо здесь обгонять кого-то можно хоть каждый год: прямо перед ним в списке стоят Эквадор, Иордания и Алжир. Наконец, есть еще и индекс по паритету покупательной способности, согласно которому Китай обогнал Японию еще в 2001 году, а на американский уровень может выйти уже к 2016 году (прогноз МВФ). Основное препятствие на этом пути — инфляция, резко уменьшающая эффект от повышения доходов населения.
Цены вверх
На прошлой неделе Государственное статистическое управление КНР сообщило, что в январе 2011 года цены в стране выросли на 4,9% по сравнению с 2010 годом. Впервые индекс CPI рассчитывался по новой формуле, которая должна лучше отражать рост благосостояния населения: доля продовольственных товаров в индексе снизилась с 33,2 до 31%, а удельный вес расходов на жилье вырос с 13,2 до 17%. Несмотря на то что официальные данные оказались лучше прогнозов большинства экономистов, предсказывавших повышение цен на пять и более процентов, понятно, что инфляция становится главной головной болью китайских властей.
Цены на продовольственные товары поднялись в январе более чем на 10%, так же быстро они росли и в четвертом квартале 2010 года. И хотя до гиперинфляции в Китае еще далеко, здесь настроены взять ситуацию под контроль: инфляция четко ассоциируется с общественными волнениями, рост цен на продовольственные товары больнее всего ударяет по беднейшим слоям населения. «Январские данные указывают на инфляционное давление на экономику Китая, оно будет возрастать по меньшей мере всю первую половину 2011 года», — утверждает старший аналитик гонконгского отделения UBS Дун Тао.
Невозвращенцы против роста
Китайские власти пытаются бороться с инфляцией традиционными способами, ограничивая размеры банковского кредитования, повышая норму обязательного резервирования и увеличивая процентную ставку (трижды с октября прошлого года). И в определенной степени эти ограничения срабатывают: в январе рост денежной массы в экономике составил 17,2% — это самый низкий показатель за последние полгода. Но все равно размер денежной массы в Китае очевидно превышает возможности для инвестиций. «Проблема в том, что слишком много денег охотится за сравнительно небольшим числом товаров», — утверждает директор Центра макроэкономических исследований при Пекинском университетеЛу Фэн. По данным ICBC, в последние месяцы в Китае наблюдается «превышающий все ожидания» спрос на золото и золотые изделия — китайцы лихорадочно ищут возможности обезопасить свои сбережения от обесценивания.
Высокие темпы инфляции несут с собой и другие проблемы. Ситуация с ценами развивается быстрее в больших городах, и в этой связи они становятся менее привлекательными для временных рабочих, занятых на фабриках или строительстве инфраструктурных объектов. По данным шанхайских СМИ, через пять дней после официального окончания каникул по случаю китайского Нового года не вернулись на фабрики и стройки почти 90% рабочих. В прошлом году в это же время «невозвращенцев» было лишь 30%, и даже тогда это казалось серьезной проблемой. Предприниматели вынуждены идти на различные ухищрения, чтобы удержать сотрудников. «Я был вынужден повысить зарплату своим служащим на 15 процентов, но задержал выплату до их возвращения из отпуска, иначе я рисковал потерять многих из них», — жалуется владелец одной из электронных фабрика в Шэньчжэне на юге Китая. Другой бизнесмен рассказывает, что возвращающиеся рабочие с ходу требуют повышения зарплаты на 30%.
Не исключено, что инфляция станет не только китайской, но и главной азиатской проблемой 2011 года. «По нашим оценкам, инфляция угрожает большинству стран региона и справиться с ней средствами монетарной политики вряд ли удастся», — заявил в начале этой недели директор Азиатско-Тихоокеанского представительства МВФ Анууп Сингх. В качестве решения МВФ традиционно предлагает странам прекратить поддерживать экспорт за счет искусственного сдерживания роста курсов национальных валют. Но в ситуации жесткой конкуренции между азиатскими странами за место на мировом рынке это вряд ли возможно. Похоже, за то, чтобы азиатские вещи обходились дешевле европейским и американским потребителям, будут доплачивать сами жители азиатских стран.
Китай доживает до кризиса
В. Калабин. Эксперт-Казахстан. № 10 (31). 14.03.2011.
Вероятность банковского кризиса в Китае к середине 2013 года экспертами рейтингового агентства Fitch оценивается в 60%. Системный кризис, как отмечают в агентстве, может возникнуть из-за роста объемов кредитования и резкого подорожания недвижимости в стране.
Под системным кризисом в данном случае подразумеваются необходимость существенной докапитализации банковского сектора и массовые дефолты финансовых институтов. Такие пессимистичные прогнозы сделаны на основе макропруденциального индикатора (MPI), с помощью которого уже были предсказаны проблемы в банковских системах Ирландии и Исландии.
За последние два года банки Китая выдали ипотечных кредитов на рекордные 2,7 трлн долларов. Власти сейчас предпринимают меры по ужесточению монетарной политики, сокращению темпов роста кредитования и снижению цен на недвижимость. В частности, продолжает повышаться базовая ставка и ужесточаются нормы резервирования для банков. В 2010 году банкам установили пороговое значение объема выдачи кредитов на уровне 7,5 трлн юаней (1,1 трлн долларов), что на 22% меньше объема кредитования в 2009-м.
Премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао пообещал усилить меры по охлаждению рынка недвижимости. В ближайшие пять лет в Поднебесной будет построено 36 млн кв. м доступного жилья. На текущий год из бюджета страны было выделено 200 млрд долларов на эти цели.
Вэнь Цзябао также озвучил задачи страны на следующую пятилетку — упор будет сделан на поддержание социальной стабильности и борьбу с инфляцией. Как считает известный колумнист Bloomberg Вильям Песек, рост потребительских цен и стоимости жилья — главные проблемы КНР.
Говоря о планах, правительство Китая признало необходимость сдерживания темпов экономического роста на уровне 8%, хотя последние пять лет экономика в среднем прибавляла по 11%. Сильный рост приводит к внутренним дисбалансам.
Ударники капиталистических пятилеток
В. Попов. Русский репортер. № 15 (193). 21.04.2011.
Китайская экономика официально стала второй в мире, обогнав по объему ВВП японскую. А в начале марта Всекитайское собрание народных представителей утвердило планы на новую, двенадцатую пятилетку и заложило в них ежегодный семипроцентный рост экономики. Стремительным ростом экономики Поднебесной на Западе восхищаются давно и обоснованно. А когда в ходе последнего кризиса она обнаружила завидную устойчивость, некоторые авторы заключили, что эта модель более конкурентоспособна и Западу пора учиться у Китая
У нас на Западе есть выбор, — написал недавно в “Таймс” известный английский экономический обозреватель Анатоль Калецки. — Либо мы признаем, что Китай в последние пять тысяч лет был более успешной и прочной культурой, чем Америка и Западная Европа, и теперь возвращает себе свою естественную роль глобального лидера. Либо мы перестанем отрицать соперничество между китайской и западной моделями и начнем серьезно думать, как можно реформировать западный капитализм, чтобы обеспечить ему большие шансы на успех».
Это давно не социализм
Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им никогда не сойтись — эти слова Редьярда Киплинга часто цитируют и обсуждают. Кстати сказать, у Киплинга в этом стихотворении Восток и Запад все-таки сходятся, сын английского полковника и Камаль становятся друзьями, так что, похоже, Киплингу приписывают совсем не то, что он имел в виду. Однако зададимся более скромным вопросом: действительно ли китайский капитализм кардинально отличается от западного, а китайская экономика обладает волшебной устойчивостью, которая позволяет ей оставаться островом стабильности в океане кризиса и расти на 9–13% в год или это просто стечение обстоятельств?
Экономический прогресс Китая во многом зависит от сферы инноваций. Глава КНР Ху Цзиньтао провозглашает, что «способность к самостоятельному инновационному развитию» является «основой нашей национальной стратегии развития». Скептики согласны с его мнением, но говорят, что инновации и самодержавие несовместимы. До тех пор, пока Китай остается под властью диктатуры, он будет оставаться страной массового производства и обычной промсборки, считают они.
Социалистическая атрибутика вроде утверждения пятилетних планов не должна вводить в заблуждение — китайская экономика, конечно, уже давно не плановая и не социалистическая.
• Цены уже 20 лет как не контролируются правительством, и даже государственные предприятия работают не по плану, а на свободный рынок.
• Порядка 75% производства ВВП приходится на частный сектор, в том числе на акционерные компании, где государству принадлежит меньшая часть акций, и на частные предприятия в личной собственности. Доля государственных расходов в ВВП — всего 20%, это меньше, чем в развитых странах.
• Бесплатное образование и здравоохранение, которыми страна гордилась в период Мао, ушли в прошлое, а пенсии для крестьян и рабочих негосударственного сектора только-только начинают вводиться.
• Доходное и имущественное неравенство уже очень сильное и продолжает расти: коэффициент Джини для доходов достиг 45%, а по числу миллиардеров, согласно списку «Форбс», Китай еще в прошлом году вышел на второе место после США, обогнав Россию (64 и 62 миллиардера соответственно), не сдал позиции он и в этом году (115 и 101 соответственно).
Отличия китайской экономической модели от западной остаются, но они уже не столь существенны.
• Китай проводит активную экспортно ориентированную промышленную политику, главным образом через поддержание искусственно заниженного курса юаня, что достигается ускоренным накоплением валютных резервов. Такая политика, конечно, является вмешательством в действие рыночных сил, но имеет прецеденты: ее использовали Япония и Южная Корея, Тайвань, Сингапур и Гонконг на более ранних стадиях развития.
• Земля в Китае до сих пор не является частной собственностью и не может быть предметом купли-продажи. Однако государственная собственность на землю встречалась и встречается и в других капиталистических странах, хотя, быть может, не в таких масштабах.
• Китай сохраняет контроль над движением капитала, но такой контроль практикуют многие развивающиеся страны и практиковали западноевропейские страны всего полвека назад, после Второй мировой войны.
• Политический режим в Китае авторитарный, а не демократический, но и здесь прецедентов хватает. Капитализм возник раньше, чем демократия, все страны были когда-то авторитарными, а некоторые развитые страны — Испания, Португалия, Тайвань, Южная Корея — стали демократическими всего два-три десятилетия назад.
И все-таки различия есть
При формальном перечислении сходств и отличий китайской экономической модели от западной упускается из виду самое главное. Уникальность Китая состоит в том, что если по уровню экономического развития (ВВП на душу населения) это, конечно же, развивающаяся страна, то по силе и эффективности государственных институтов он нисколько не уступает развитым странам.
Институциональный потенциал в узком определении — это способность государства проводить в жизнь свои законы и предписания. Способов субъективной оценки эффективности госинститутов немало — это индексы эффективности правительства, правопорядка, коррупции и т. д., но многие исследователи считают их ненадежными. Объективными же измерителями институциональной силы государства являются, во-первых, уровень убийств как нарушение государственной монополии на насилие и, во-вторых, доля теневой экономики как нарушение устанавливаемых государством налоговых и экономических правил. Китай по обоим показателям приближается к развитым странам и занимает почти исключительное положение в развивающемся мире.
Китай оказывается в группе развитых стран по уровню убийств — менее трех на сто тысяч человек против одного-двух в Европе и Японии и пяти в США. Только некоторые развивающиеся страны, в основном на Ближнем и Среднем Востоке, имеют такой низкий показатель, тогда как в большинстве из них убийств больше на порядок. Западной Европе, кстати сказать, понадобилось 300 лет, чтобы снизить уровень убийств с сорока в XIV веке до одного-двух в XIX веке.
То же и с теневой экономикой: ее доля в Китае всего 17% — это ниже, чем в Бельгии, Испании, Португалии, тогда как в развивающихся странах этот показатель в среднем 40%, а часто доходит и до 60%. Опять-таки, лишь немногие развивающиеся страны могут похвастаться таким низким показателем — Вьетнам, Иордания, Иран, Саудовская Аравия, Сирия.
Секрет эффективности
Ключевые предпосылки для китайского «экономического чуда» были заложены в коммунистический период 1949–1976 годов. Не будет преувеличением сказать, что без достижений правления Мао Цзэдуна рыночные реформы, начатые в 1979 году, никогда не дали бы таких впечатляющих результатов. В известном смысле экономическая либерализация Дэн Сяопина была последней каплей, которая переполнила чашу и привела в действие механизм ускоренного роста. Другие предпосылки экономического ускорения, в особенности такие важнейшие, как человеческий капитал и сильные институты, были созданы именно при Мао. Без них одна лишь экономическая либерализация, проводившаяся в разные периоды и в разных странах, никогда не была успешной, а часто даже оказывалась разрушительной, как, например, в Африке южнее Сахары в 90-е годы прошлого века.
Почему экономическая либерализация сработала в Центральной Европе и не сработала в 1980-е годы в Латинской Америке, а в 1990-е — в Африке? Потому что в Центральной Европе для роста не хватало именно либерализации, тогда как критическим отсутствующим компонентом в Африке и Латинской Америке была вовсе не либерализация, а работоспособные госинституты.
Другими словами, реформы, которые требуются для ускорения роста, в разных странах различны, а могут быть и прямо противоположными. Инженерия экономического роста — как приготовление кулинарного шедевра: все ингредиенты должны быть в правильных пропорциях, если чего-то не хватает или что-то в избытке, спусковой механизм роста не сработает, экономического чуда не случится.
Для быстрого экономического роста требуются и материальная инфраструктура, и человеческий капитал, и равномерное распределение земли в аграрных странах, и сильные государственные институты, и экономические стимулы. Если одного из условий не хватает, если в одно и то же время в одном и том же месте не сходятся все необходимые факторы роста, чуда не произойдет. Экономисты Дэни Родрик, Рикардо Хаусманн и Андрес Веласко в известной статье «Диагностика роста» говорят о «критических ограничениях» на рост, которые для каждой страны разные. Иногда не хватает рыночной либерализации, иногда — сильных государственных институтов, а иногда — человеческого капитала.
Рыночные реформы 1980-х годов в Китае привели к ускорению экономического роста с 5% в среднем в 1949–1979 годах до 10% в период с 1980 до 2010 года, потому что после победы в гражданской войне в 1949 году Компартия сформировала эффективное правительство, которого в Китае не было как минимум с середины XIX века — ни при императорах, ни при Гоминьдане. Эти институты создала только Компартия — часто авторитарными методами, но создала, — взяв под контроль всю национальную территорию, прекратив внутренние войны и распри, снизив преступность до одного из самых низких уровней в мире. Впервые в истории Китая власть дошла до каждой деревни и до каждого крестьянина, так как КПК опиралась на сеть сельских ячеек и могла росчерком пера в центре менять направление движения огромной страны — такая властная вертикаль не снилась не то что Путину, но даже и Цинь Шихуанди.
В XIX веке центральное правительство Китая не могло собрать налоги в объеме более 3% ВВП, для сравнения: в Японии сразу же после революции Мэйдзи собирали 12% ВВП. При Гоминьдане налоговые сборы возросли, но незначительно, и составляли не более 5%: центральное правительство тогда не могло сыграть заметную роль в экономике, даже если бы захотело — у него просто не было денег, государственные инвестиции в инфраструктуру в тот период вообще отсутствовали. Центральное коммунистическое правительство Китая начало с доходов, эквивалентных 5% ВВП в 1950-х годах, а оставило государственную казну команде реформаторов во главе с Дэн Сяопином в 1978 году с доходами 20% ВВП.
Уровень преступности в Китае к 1970-м годам упал до одного из самых низких в мире показателей, теневая экономика была сведена на нет, коррупция оценивалась Transparency International даже в 1985 году как самая низкая в развивающемся мире. В период правления Мао в ходе «очевидно величайшего эксперимента в массовом образовании в мировой истории» грамотность взрослого населения выросла с 28% в 1949 году до 65% к концу 1970-х (в Индии, для сравнения, только до 41%).
То есть в Китае конца 1970-х было все, что нужно для экономического роста, кроме экономической либерализации, которую, к слову сказать, провести намного легче, чем создать сильные институты. В этом отношении Китай был похож и на страны Восточной Европы, и на страны бывшего Советского Союза, где и человеческий капитал, и институты, доставшиеся в наследство от коммунистической системы, были, что называется, на уровне.
Конечно, и такая относительно несложная задача, как экономическая либерализация (отмена ограничений), требовала искусной координации. СССР был в аналогичном положении в конце 1980-х годов. Да, советская плановая система к тому времени утратила экономический и социальный динамизм, темпы роста в 1960-1980-е годы падали, продолжительность жизни перестала расти, а уровень преступности постепенно повышался, но госинституты были еще эффективны, а человеческий капитал — на уровне развитых стран, а не развивающихся. Нужные предпосылки для ускорения роста были налицо. Казалось, если добавить немного экономической либерализации, то можно воспроизвести китайский успех. Однако рыночные реформы в СССР, а потом и в России привели не к ускорению роста, а к трансформационному спаду, продолжавшемуся без малого десять лет.
Секрет китайского успеха состоит в том, что экономическая либерализация там не сопровождалась разрушением госинститутов, как это произошло в большинстве стран бывшего СССР. Бесценное наследие «великого кормчего» в виде способности государства проводить в жизнь свои законы и предписания в Китае не растранжирили, как у нас, а сохранили: несмотря на рост доходного неравенства и преступности в ходе экономической либерализации, институциональный потенциал китайского государства остается на уровне, недосягаемом для большинства стран мира.
Наша экономическая либерализация в России и СНГ, к сожалению, сопровождалась подрывом государственных институтов: доля госрасходов в ВВП резко снизилась, эффективность расходования средств упала, так как коррупция возросла. Снижение доли госдоходов и госрасходов в ВВП практически везде сопровождалось повышением удельного веса теневой экономики.
Сохранение сильного государства в переходный период, разумеется, не может быть абсолютной гарантией благоприятной динамики производства (нужны еще и другие условия, в частности эффективное расходование государственных средств). Однако резкое сокращение госрасходов — верный путь к коллапсу институтов и глубокому падению производства, сопровождающемуся углублением социального неравенства и макроэкономическим популизмом.
В отличие от России Китай, по крайней мере до сих пор, преуспел в поддержании эффективных госинститутов. Да, уровень убийств в Китае в целом вырос с менее одного на сто тысяч человек в правление Мао до 2,4 в 2006 году. Рост в два-три раза сопоставим с динамикой уровня убийств в России — с семи-десяти в горбачевский период до более тридцати в 2002 году с последующим снижением до тринадцати в 2010-м, — однако, согласитесь, разница в уровне на порядок кое-что говорит о способности правительства добиваться исполнения законов.
Можно ли воспроизвести китайскую модель
Сегодня доминирует представление, что именно демократические страны, гарантирующие права человека и свободное предпринимательство, такие как Мексика и Бразилия, Турция и Индия, станут следующими «драконами» и «тиграми» экономического роста, тогда как быстро растущие сегодня авторитарные страны, такие как Китай, Вьетнам или Иран, обречены на замедление роста в будущем и, возможно, даже на экономический спад.
Однако представьте, например, что дискуссия о том, где возникнут новые «экономические чудеса», происходит в 1960 году: одни ставят на более демократические, предпринимательские и рыночные Индию и Латинскую Америку, другие — на авторитарные, иногда даже коммунистические, страны Восточной Азии с масштабным государственным вмешательством и даже централизованным планированием… Теперь-то известно, кто оказался прав.
Опасность уникальной китайской модели грозит сегодня с другой стороны: если постепенно падавшая в ходе реформ эффективность госинститутов будет и далее снижаться, то Китай, видимо, превратится в «нормальную развивающуюся страну», такую как Россия, быстрый рост закончится, и вопрос об особой модели экономического развития отпадет сам собой.