ФИЛОСОФИЯ / ФИЛОСОФИЯ 2 часть / Тема 2 Философское учение о материи / Сисакян Новое о строении материи

Эта картинка очень образно показывает, как происходит соударение этих ядер. Вот релятивистская ядерная физика – с большими скоростями эти ядра сталкиваются. Вы видите, что часть вот… внизу показано схематически, вот эти белые шарики – это как бы протоны и нейтроны из ядер, которые не провзаимодействовали. То есть они остались бесцветными. А те, которые провзаимодействовали – это привело к высвобождению кварк-глюонных степеней свободы. А кварки, как известно, цветные. Правильно? Поэтому вот на какое-то мгновение образовалась вот эта каша, цветная каша, каша из кварков и глюоонов, то есть кварк-глюонная материя.

Тут очень важно понять, в какой момент это все происходит. То есть, с одной стороны, очень важно энергия, то есть близкая к релятивистской. Или температура – эта температура достаточно высокая, для того, чтобы действительно увидеть то, что было после Большого взрыва. Но еще есть одно обстоятельство очень важное. Это так называемая плотность ядерной материи. Или плотность барионного заряда – можно еще говорить о плотности барионного заряда. Этот параметр оказывается очень важным, что именно при наибольшей плотности мы можем наблюдать те фазовые переходы, которые происходят. И если мы с вами сейчас вот в этих реакциях будем наблюдать переход, когда сталкиваются ядра, вот это протоны, нейтроны… переход вот к этой кварк-глюонной материи, то когда Вселенная возникла, то, наоборот, от кварк-глюонной материи все перешло к ядрам. Как бы мы процесс наблюдаем обратный.

Вот посмотрите на эту фазовую диаграмму – здесь, значит, по одной оси отложена температура, или энергия. И по другой как раз барионные… плотность барионного заряда, или плотность ядерной материи. Вот в белой области – это адронная материя, в желтой – это кварк-глюонная материя. На самом деле эта табличка, она очень напоминает, и правильно напоминает переход … фазовый переход, который происходит при кипении воды. Вода – пар. Кварк-глюонная материя – это пар. Вода – это… адронная материя. И как вы хорошо знаете, что имеет смысл изучать вот этот фазовый переход, если нормальное давление, при ста градусах, правда? Если мы будем изучать при тысяче градусов, то моментально все, и мы фазового перехода с вами не сможем изучать, не сможем найти критическую точку.

И это как раз было подмечено теоретиками, в том числе нашими теоретиками дубнинскими. Беря все эти обстоятельства во внимание, была оценена та энергия, которая нужна для изучения этого интересного класса явлений. Оказалось, что эта энергия относительно небольшая, в системе центра масс это где-то порядка десяти, одиннадцати миллиардов электронвольт. А вовсе не заоблачная энергия, которая, например, в Брукхейвенской национальной лаборатории исследуется. То есть максимальная плотность оказалась оптимизирована именно в этой области относительно небольших энергий. Таким образом, нам как бы повезло, и мы можем … ну… путем некоторого дополнения нашего ускорительного комплекса выйти в эту область.

Вот вы видите направление «NICA – MPD». MPD – это многоцелевой детектор, вот эта зелененькая стрелочка. Это как раз область, которая позволяет не только изучить переход от… адронной материи к кварк-глюонной материи, но и пройти вот эту область восстановления симметрии. Дело в том, что вообще, когда наш мир произошел, что первоначально все симметрии выполнялись. А потом начали нарушаться определенные симметрии. И вообще говоря, вот то, что происходит вокруг нас – это следствие нарушения симметрий. Возникший мир – это следствие нарушения ряда симметрий. И в частности, вот одна из первых симметрий, вот эта симметрия, так называемая хиральная, была нарушена. Теперь, когда мы идем в обратном направлении по физике, мы смотрим восстановление хиральной симметрии. А также вот должен произойти этот скачок - деконфайнмент, то есть отпирание кварков. Сегодня они, кварки, в нашем мире в протонах и нейтронах заперты. То есть конфайнмент существует. Вот этот деконфайнмент должен происходить. Поэтому вот вы посмотрите, в этой области, в отличие от других ускорителей, которые здесь показаны, мы как бы в самую интересную область попадаем. Мы попадаем в область, где мы можем фазовый переход изучить, прощупать, критическую точку прощупать, восстановления симметрии, которые нарушались в ходе эволюции. Ну и есть и другие вопросы, я просто общую характеристику хотел дать. Вот это картинка, которую нарисовал Дмитрий Иванович Блохинцев, один из выдающихся теоретиков нашего времени. И первый директор Объединенного института ядерных исследований в Дубне.

Вторым многолетним директором был Николай Николаевич Боголюбов – действительно великий теоретик, физик и математик. И … ну вот как раз он любил повторять, будучи таким великим теоретиком, слова Поля Дирака, который говорил, что любая красивая математика в конце концов найдет применение. Он действительно был очень хорошим теоретиком. Но с другой стороны, Дмитрию Ивановичу было присуще … скажем… наличие таких очень оригинальных инженерных мыслей. И он был одним из авторов идеи вот этого импульсного быстрого реактора, импульсного реактора на быстрых нейтронах. И вот эта картинка, которую он любил, как бы процесс познания, он, конечно, происходит по спирали. Вообще природа любит вот такие спиральные решения, трансцендентные функции типа синуса – косинуса.

Вот он как-то пытался выразить здесь свое отношение к науке. И вот … я опять возвращаюсь к нашим планам – ряд конкретных проектов, есть таких основных проектов для нашего института. И вот «NICA – MPD» - это ионный коллайдер и многоцелевой детектор – это один из таких, я бы сказал, важных каркасных проектов, которые мы начали уже реализовывать. И планируем уже где-то к 2015 году уже запустить его. Ну, я не буду подробности говорить, хотя они видны вот из этой картинки. Но здесь используются и нуклотрон – как предускоритель вот здесь он изображен. Здесь вот синий – это ярмо синхрофазотрона. Но ярмо синхрофазотрона тоже используется как некий кожух для другого предускорителя. И вот в некоем существующем зале, который синим цветом помечен, будет создаваться как таковой коллайдер. Где будет обеспечена встреча вот этих пучков, ускоренных в двух предускорителях.

Этим проектом мы на самом деле учимся … обгонять, не догоняя. То есть мы идем другим путем, своим путем. Мы идем не по прямой линии, нужно, чтобы обогнать – тогда догнать и как-то обойти противника или конкурента. Мы нашли новый параметр, вышли как бы за одномерную, двумерную систему. Этим новым параметром оказалась плотность ядерного вещества. Поняли, что она важна. И что не только в погоне за энергиями может быть интересная физика, но и с учетом вот этого нового параметра как бы… нашли нишу, исследовательскую нишу, которая очень-очень важна.

И у нас, конечно, в погоне за высокими энергиями много интересных задач было пропущено. Поэтому всегда поиск таких путей – обгонять, не догоняя – они как место для подвига, всегда в жизни есть, да? Такие пути существуют. Надо сказать, что кроме интереснейшей Нобелевской научной программы у этой установки, фундаментальной программы, - есть и очень интересные прикладные аспекты. Вот здесь они показаны, на этой прозрачке, эти прикладные возможности. Можно использовать один из предускорителей для лечения онкологических заболеваний. Дело в том, что – вы знаете, что у протона углерода кривая Брэгга, то есть энергия отдачи пучка, она локализуется в очень узких областях, что очень хорошо для вмешательства в опухоли. И это в мире направление развивается, хотя впервые оно появилось, кстати, в Дубне. Оно после Америки впервые появилось в Дубне, в лаборатории академика Джелепова. Это одно из направлений. Другое направление связано с возможностью тестировать … аппаратуру, которая в космосе летает – в частности, для проблем ГЛОНАССа. Вот на таких ускорителях – поскольку наиболее опасными в космосе частицами являются тяжелые ионы. Они так же и для космонавтов являются наиболее опасными, поэтому мы вот участвуем в подготовке экспедиции на Марс, которая планируется на 2017 год в России – может быть, вы слышали, что такая программа есть? И для отработки аппаратуры, для отработки радиобиологических аспектов используются, в частности, вот такие ускорители, о которых я сейчас говорю. В частности, и «NICA» будет использоваться. Сегодня мы нуклотрон для этих целей используем.

Модификация поверхностей может производиться для целей нанотехнологий. Ну и так далее, и тому подобное. То есть я хотел подчеркнуть, что прикладные профессии у этого ускорителя, как и у других ускорителей, есть. И они очень привлекательные, очень интересные. Надо сказать, что исследования в этом направлении, конечно, будут продолжаться и в ЦЕРНе. При высоких энергиях в Брукхейвене. Брукхейвен даже поставил своей задачей понизить энергии, поскольку область более низких энергий, то есть наша область, оказалась достаточно интересной, более интересной, чем сверхвысокие энергии. В Германии специализированно, но в другой методике изготавливается прибор для исследований в этой области. Это все говорит о том, что эта область действительно сегодня привлекает очень-очень большое внимание мировой общественности. И у нас здесь есть задел – и экспериментальный, и теоретический.

Потому что это направление исследований во многом родилось в Дубне. Именно в школе Боголюбова, в школе Балдина, Маркова и других наших блистательных ученых. И сегодня вот интерес к исследованиям, о которых я говорил, проявляют и российские центры – вы здесь видите и институт в Протвино, и новосибирский центр, ИТЭФ, и Троицк, и МГУ, Российская академия наук – ряд учреждений, Курчатовский институт. И буквально на днях были подписаны соглашения и с ЦЕРНом, и с Фермиевской национальной лабораторией, с Брукхейвенской национальной лабораторий, с Дармштадским центром немецким – о сотрудничестве по этой программе. Причем многие вот из этих центров впервые обозначили свое участие в наших программах. Но я по этому поводу люблю говорить, что, в общем-то, сотрудничество, как и любовь, должна быть в обе стороны. Односторонняя безответная любовь, она, вообще говоря, не является пределом мечтаний.

И в этом отношении многие годы, но из-за объективных реальных трудностей, у нас сотрудничество международное было связано с тем, что наши ученые ехали на Запад, это была и утечка умов, утечка рук, утечка приборов. И так далее. И участвовали, определяли иногда судьбу ускорителей, которые на Западе сегодня успешно работают. На самом деле должен начаться – и сегодня самое время – другой процесс, когда и они тоже помогают нам создавать наши ускорители, наши приборы. И этот процесс в Дубне начинается. Я думаю, что это очень важно – и для молодежи, и для инновационного развития. И для того, чтобы мы действительно в России, в великой России имели бы великую науку, которой мы достойны. Но я должен сказать, что сегодня внимание к этим направлениям руководители страны проявляют, и это очень хорошо.

У нас в 2008 году был Дмитрий Анатольевич Медведев. Который отметил важность, перспективность целого ряда наших проектов, включая и коллайдера «NICA», и нескольких прикладных проектов – центра радиационной медицины, международного инновационного центра нанотехнологий для стран СНГ.

Что касается физики тяжелых ионов и низких энергий, то тут немножко другая физика. Когда при низких энергиях ядра тяжелые сталкиваются, то тут вот уже другие процессы происходят, происходит слияние этих ядер, и образуется новый элемент. При высоких энергиях происходит разбивание этих структур ядер до кварк-глюонных степеней свободы. А здесь происходит фактически конструирование новых элементов. И вот в этом направлении Дубна издавна славится, и надо сказать, что после работы наших теоретиков и экспериментаторов тоже внимание к этой области было обращено и в Америке, и в Германии, и в Японии, и во Франции. Что говорит, естественно, о том, что эти исследования являются передовыми.

Но, как вы знаете, всего в природе должно существовать порядка ста семидесяти элементов – это вывод из квантовой механики такой следует, дальше наступает необратимая нестабильность, образно выражаясь. Ну вот вообще после фермия все элементы живут очень и очень мало, распадаются. Поэтому задача о создании новой таблицы Менделеева, где не только природные, но и рукотворные, в лабораторных условиях конструируемые элементы существуют – это была задача довольно трудная, и по плечу оказалась именно физикам-ядерщикам. В первую очередь. Вот это та таблица Менделеева, которая была сто сорок лет тому назад. А в последние годы в коллективе, лидерами которых были академики Российской академии наук Флеров, и после кончины Флерова Юрий Цолакович Оганесян, тоже академик Российской академии наук.

Были, во-первых, созданы уникальные ускорители – вот они здесь показаны. Изохронные циклотроны. На которых… с хорошей интенсивностью, с хорошими другими параметрами, которые позволяли конструировать вот эти сверхтяжелые элементы. И я сказал, что с какого-то момента в эти работы включилась большая группа лабораторий мира. И в то же время несмотря на все очевидные трудности, о которых вы знаете, о которых сегодня упоминали, за последние годы в Дубне было синтезировано впервые шесть новых элементов таблицы Менделеева. Про дубний, который ранее был синтезирован, еще при академике Флерове, я уже говорил, он уже получил наименование. И буквально вот в этом году закончились работы по синтезу сто семнадцатого элемента таблицы Менделеева. И что характерно, для синтеза этого элемента понадобился берклий, который очень дорогой, и, в общем-то, недоступный для нас был. Но американцы изготовили берклий для нас, в Димитровграде изготовили мишень и эксперименты были проведены. Американцы таким образом внесли вклад в коллаборацию, в которой они участвовали. Надо сказать, что и другие лаборатории мира просили этот берклий у американцев, но они его передали именно в Дубну, ссылаясь на то, что именно в Дубне гарантированно будет получен результат. И в этом отношении оказались правы, и вот здесь образно показана картинка, как мы продвигаемся к острову… к основному острову стабильности тяжелых элементов. Надо сказать, что эти островки стабильности мы уже сумели изучить – не только открыть, но и изучить. Некоторые элементы определенно нейтронно-избыточные. А там идет своеобразная борьба сил отталкивания с силами поверхностного натяжения. Которые возникают в нейтронно-избыточных ядрах. И… вот эти нейтронно-избыточные ядра оказались стабильными, так, например, некоторые элементы, постфермиевые, трансфермиевые – жили доли секунд. Мы нашли такие нейтронно-избыточные элементы, которые жили часами и даже сутками. Таким образом появилась уникальная возможность изучить химические свойства этих элементов. И изучение химических свойств этих элементов показало, что, вообще говоря, это все не так просто. И таблица Менделеева, она как бы является не просто двухмерной, но и трехмерной. Потому что влияние релятивистских эффектов, я имею в виду релятивистские эффекты электронов, которые на оболочке находятся – они влияют и на химические свойства этих элементов.  Физика конденсированных сред. Блохинцев предложил идею реактора, которая в коллективе, возглавляемом нобелевским лауреатом Франком была реализована группой конструкторов, в том числе которую возглавлял патриарх реакторного дела в нашей стране Николай Антонович Доллежаль. Вот здесь вы видите, на этом снимке – это была уникальная машина сделана, которая получила вот такую оценку Нильса Бора. Нильс Бор видел только прообраз этой сегодняшней машины, но и то он писал: «Я восхищен мужеством людей, решившихся на сооружение такой замечательной машины». Параметры уникальные, она сегодня в «Дорожную карту» европейскую входит как уникальный прибор. Надо сказать, что Николай Антонович Доллежаль, он прожил большую жизнь, он умер в возрасте почти 102 года, в 100 лет у него вышла последняя научная работа.

Вот это пример такого долгожительства научного. Надо сказать, что среди людей, занимающихся умственным трудом, и ученых в том числе, довольно много долгожителей. Вот сейчас живет автор уникального учебника по дифференциальным уравнениям Сергей Михайлович Никольский, академик, ему 105 лет в апреле исполняется, он ходит еще на семинары Математического института. Столетний юбилей отметили ряд ученых – например, академик Дружинин, например, почти сто лет прожил академик Дмитрий Валерьевич Скобельцин, который был патриархом физики высоких энергий в Советском Союзе, так что об этом стоит задуматься – интеллектуальный труд, он, в общем-то, не вреден. По крайней мере, так показывает некоторая статистика.

Показываю вам картинку, которая говорит о том, что физика конденсированных сред, она очень полезна для ряда прикладных работ. Вот вы видите здесь и нанотехнологии, и ряд других работ. У нас мощная инженерная инфраструктура существует в институте. О которой тоже можно много и много говорить. Я уже обещал вам сказать о том, что у нас образовательные программы активно развиваются, но, может быть, будут вопросы на эту тему, поэтому я просто пролистаю то, что у нас есть по образовательным программам. Вы знаете, что в Дубне действует особая экономическая зона, экономическая зона позволяет нам строить инновационный пояс вокруг института.

И я бы хотел в завершение просто еще одно стихотворение процитировать, которое, наверное, важно для того, чтобы понимать, что инновационные разработки и фундаментальная наука – это вещи, конечно, необходимые в цепочке создания инновационной экономики, но это разные звенья. Это разные звенья. Вот это стихотворение родилось в некоторой дискуссии с Анатолием Борисовичем Чубайсом…

А это мое признание

Забудьте, куда-нибудь деньте:

Наука превращает деньги в знание,

А инновации – знания в деньги.

Вот это разные вещи, действительно. Фундаментальная наука – она за деньги государства создает знания. А дальше использование этих знаний – вот это уже есть предмет инновационной деятельности. И тут уже вмешательство может быть и политиков, и коммерсантов. Вот. Но я думаю, что сегодня у нас есть все основания для того, чтобы оставаться оптимистами – просто для этого нужно довольно много работать. Спасибо.

ВОПРОС: Сейчас в ускорительной физике ходит мнение, что дальнейшее увеличение энергии не приведет к каким-то новым результатам, потому что технологически достичь тех энергий, при которых будет какая-то новая физика, пока невозможно. Какое ваше по этому мнение.

А.Н. СИСАКЯН Конечно, вы в каком-то смысле правы. Потому что, например, мы понимаем, что ускорение, которое, скажем, в циклотронах происходит, в результате паразитных излучений оно тоже определенное ограничение вводит. В связи с этим существует, например, мнение, что следующим этапом должен быть этап создания линейного ускорителя. Ну, например, международного линейного коллайдера, или проект «CLIC» - и там, значит, какие особенности? Ну, во-первых, вот этот линейный коллайдер позволяет не претерпевать от этих паразитных излучений, с одной стороны. С другой стороны, предполагается, что на таком коллайдере будут сталкиваться электроны. А электрон, как вот вы заметили из предыдущего, он тоже является элементарной составляющей, он точечный, так же, как кварк. Ну, по крайней мере, по сегодняшним соображениям. Поэтому относительно небольшие энергии могут привести к изучению очень фундаментальных таких свойств. Поэтому… я думаю, что ускорители будут развиваться, но, может быть, сама логика будет изменена. Вот, например, будет отдаваться предпочтение линейным коллайдерам, столкновению там электронов. Потом, в конце концов, можно ставить вопрос о том, чтобы некоторые строить ускорители, где мы будем наблюдать определенное взаимодействие элементарных составляющих, ну, типа кварков. И так далее. Но надо сказать, что вообще говоря, ускорительщики – народ изобретательный, поэтому в свое время обсуждался вопрос такого мирового ускорителя, то есть, вообще говоря, кольца вокруг земного шара. Такой ускоритель тоже был.

Были предложения вообще и в космос выходить. Поэтому я не думаю, что сегодня… на сегодня все идеи исчерпаны. А то, что всего много нового предстоит узнать – это точно… вообще каждому периоду времени определенный эгоцентризм присущ. Нам кажется, что мы уже почти все знаем, осталось совсем немножко. А на самом деле даже вот с черной материей, с черной энергией – с темной, извините – 96% нам не известно. И я думаю, что будут все новые и новые задачки для новых ускорителей возникать, и люди будут придумывать какие-то новые, новые способы. Поэтому здесь я не думаю, что лежат какие-то ограничения, и в тупик зайдет исследовательская мысль.

ВОПРОС Как вы считаете, сможем ли мы сохранить тот высочайший уровень образования, который был у вашего поколения, эталонный уровень образования полувековой давности? Вот на Западе наших ученых знают, безусловно, с хорошей точки зрения, как очень образованных людей. Но это большей частью знают представители более старших поколений. Видите ли вы в русской науке каких-то молодых людей, каких-то специалистов, которые отвечали бы тем высочайшим стандартам, которым отвечали вы?

А.Н. СИСАКЯН Я думаю, что сегодня нам не надо впадать в панику. Мне приходится наблюдать, вольно или невольно, молодых людей – и на вузовской скамье, и которые в институт приходят. В общем-то, талантливых людей, и мотивированных на занятия наукой и сейчас очень много. Но, конечно, поколения немножко отличаются. Поколения немножко отличаются, но я бы сказал так, что ваше поколение несколько более прагматичное, чем наше поколение. У нас было поколение, наверное, романтиков, но как-то совсем было не свойственно задумываться вообще о деньгах. Но, наверное, это и плохо, может быть. Потому что должен быть реалистический такой романтизм. Ну просто да, реалии времени изменились, я думаю, что ничего плохого не произошло. И сегодня есть классные специалисты. Вот я должен сказать, что мы эти новые проекты когда делали, у нас много появилось молодых людей, которые только недавно окончили вузы, им там по тридцать лет.

Они уже кандидаты наук, и на них уже лежит институт, вот, на их плечах. Но, конечно, меня заботит то, что я смотрел по младшей дочери, которая сейчас, правда, студентка уже, - а когда она училась в школе, то там почти уже не решали, хотя в хорошей школе училась – не решали задачи по физике. И, конечно, для того, чтобы подойти к уровню поступления в вуз, приходилось дополнительный объем знаний давать. А в наше время, в общем-то, спокойно можно было с тем знанием – ну, немножко самостоятельной работы какой-то приходилось, наверное, делать, но тем не менее, сама программа выводила хорошо к самым престижным вузам. А сейчас есть какие-то пробелы. Конечно, это плохо. Но, наверное, вы знаете, наверное, действительно, может быть, не надо всех людей загружать всем объемом знаний.

По всей видимости такие физматшколы, если о нашей области науки говорить, которые в свое время возникли, - мне приходилось тоже в этом участвовать тогда, и Колмогоров, Кикоин очень этим занимались активно. Они, наверное, необходимы для того, чтобы нам не потерять уровень. Уровень в вузе преподавания – он остается достаточно высоким. Но … конечно, если дальнейшие какие-то шаги мы будем делать по сокращению объема естественно-научных знаний, то это к добру не приведет. Но пока потенциал есть. И вот я как раз в заключение просто хотел сказать о том, что вообще важно. Я уже подчеркивал, что очень важно нам приборную базу держать. И очень важно нам сохранить те научные традиции, которые мое поколение приняло от своих отцов и учителей. В частности, у меня отец был ученый. И учитель, Николай Николаевич Боголюбов, был человеком, преданным науке. Они были люди, может быть, разные – и по специальностям, и по каким-то другим жизненным путям. Но вот эта преданность науке, вот эта мотивированность на занятия наукой, она передалась нашему поколению. Я надеюсь, что удастся эту миссию осуществить по отношению к молодому поколению. Ну, конечно, каждый раз надо, не впадая в панику, но, тем не менее, все-таки отслеживать, чтобы ухудшений не происходило. Но определенные процессы дебилизации общества, что… как говорят сейчас иногда ретивые журналисты, но происходят.

ВОПРОС Вопрос, подтверждающий ваши слова о прагматичности нашего поколения. Вопрос следующий. В достаточной ли степени финансируются ваши проекты, и как объем этих финансирований изменился в связи с мировым финансовым кризисом? Спасибо.

А.Н. СИСАКЯН Я думаю, что мировой финансовый кризис практически на все области сказался. И на науке он сказался. Но, к счастью, те страны-участницы, которые сейчас в Дубне на сегодня объединены, увидев плодотворность и перспективность научной программы Дубны, которая на сегодня сложилась, оказывают нам поддержку, достаточно эффективную. И у нас, вообще говоря, по сравнению со временем пятилетней давности бюджет увеличился вдвое. Вот. Но это по-прежнему достаточно немного. Потому что институт большой очень. И надо сказать, что все равно порядок величины по крайней мере от бюджета ЦЕРНа нас отличает.

При приблизительно том же объеме персонала и оборудования, что и в ЦЕРНе. Вот. Ну, может быть, немножко другие приборы у нас работают. У нас меньше энергии, поэтому, может быть, они менее энергоемкие, и так далее. Но, тем не менее, тут, я бы сказал, у нас могло бы отличаться там, раз … раза в четыре, в пять, может быть, это было бы разумно. Но когда в десять-пятнадцать, то это уже трудно.Надо сказать, что сегодня вот эти молодые люди, которые приходят из российских периферийных вузов, они более мотивированы на занятия фундаментальной наукой, и из их числа меньше народу утекает, что называется – либо за границу, либо в другие сферы деятельности. А столичные молодые люди чаще это делают, и быстрее. Вот, в этом есть некоторая разница. Я думаю, ничего страшного нет, конечно, просто люди … ну, немножко по-разному воспитаны, разные реалии впитали в себя.

Тем не менее очень много талантливых людей молодых, которые хотят заниматься наукой. И наш долг уже как бы передать и традиции, и создать условия для занятия наукой.