Сидоренков / SidorenkoOV

потрясенный 9-летний ребенок стал заикаться. Позднее лектор Ключевский превратил свой недостаток в прием ораторского мастерства, тщательно отрабатывая совмещение вынужденных и смысловых пауз.

Несомненное влияние на будущее творчество оказало церковное образование. Ключевский учился: в 1851—1852 гг. в Пензенском духовном приходском училище, в 1852—1856 гг. -в Пензенском уездном училище, а в 1856—1860 гг. в Пензенской духовной семинарии. В возрасте 15—19 лет семинарист Ключевский целеустремленно осваивал гуманитарные науки небогословского характера — всеобщую и русскую историю, изучал латинский, древнегреческий и древнееврейский языки. Помимо истории «по Карамзину», в семинарии давались такие темы, как «Разин» и «Пугачев». Перед темой о Василии II преподаватели обычно знакомили учеников с проблемой «Связь с Европой». В семинарии у Ключевского сформировалась строгость логического мышления. По признанию самого историка, он оттачивал свое научное мышление о камень схоластики. В дальнейшем традиционно церковные источники Ключевский разрабатывал по разряду гражданской истории, как было, в частности, с русскими агиографическими сочинениями.

Когда указ 1869 г. избавил детей священно- и церковнослужителей от необходимости заниматься отцовским ремеслом, для Ключевского это было уже не актуально. К тому времени он уже вышел из своего сословия. Чтобы стать историком, ему пришлось выдержать борьбу: уйти из семинарии, не завершив курса и, избежав тем самым необходимости поступать в Духовную академию. Мечтой Ключевского был историко-филологический факультет Московского университета. И она осуществилась в 1861 г. В годы учебы в университете (1861—1865) были заложены основания для научного роста. Большое влияние оказал на историка Ф. Буслаев, который обратил его научный интерес на народную массу, научил сравнительной филологии. Ключевский слушал лекции С.В. Ешевского, П.М. Леонтьева, К.Н. Победоносцева, Н.А. Сергиевского, С.М. Соловьева, Н.С. Тихонравова, П.Д. Юркевича и др. По окончании курса он слушал Б.Н. Чичерина.

Как установила Нечкина, будучи студентом, Василий Осипович общался с деятелями ишутинской организации, основное ядро которой сложилось из его знакомых — пензенских земляков. Нити тянулись из семинарских лет, когда он был репетитором латинского языка у брата Д.В. Каракозова. Н.А. Ишутин — двоюродный брат Каракозова, учился в Пензенской гимназии (курса не кончил), по приезде в Москву стал вольнослушателем Московского университета и поселился в Москве вместе с Д.В. Каракозовым. Основанная в 1863 г. ищутинская организация усиленно вербовала новых участников в 1864—1865 гг. Рассказ о том, как Ишутин, возможно, «отпустил в науку» В.О. Ключевского весьма колоритен: «Ишутин, волосатый силач в красной рубахе, ходивший как истый студент-нигилист 60-х годов с огромной палкой-дубинкой, положил мощную длань на жиденькое плечо Василия Осиповича и твердо заявил: «Вы его оставьте. У него другая дорога. Он будет ученым», чем показал свою прозорливость».

Первая диссертация

По окончании университета (1865) в течение шести лет Ключевский работал над книгой «Древнерусские жития святых как исторический источник». В 1871 г. она была опубликована в Москве К.Т. Солдатенковым тиражом 3 тысячи экземпляров, а в 1872 г. книга была с блеском защищена Ключевским на магистерском диспуте. «Читая жития, — писал Ключевский, — мы присутствуем при двух основных процессах нашей древней истории: мы встречаемся лицом к лицу с древнерусским человеком, который вечно двигаясь с крестом, топором и сохой, в зипуне и в монашеской рясе, делал одно немалое дело — расчищал место для истории от берегов Днепра до берегов Северного океана и в то же время, несмотря на такую растяжимость, умел собрать силы на создание государства, сдержавшего и вторжения с Востока, и пропаганду с Запада».

Наблюдения над житиями укрепили Ключевского во мнении о вторичности монастырской колонизации, которой предшествовала колонизация крестьянская.

211

Ключевский видел в монастырской колонизации важный фактор освоения новых территорий, т. е. приписывал ей государственно созидающую роль. Тем самым труд Ключевского, заняв место в ряду традиционной синодальной и народной оценки монашеской аскезы, разошелся с новейшей историографией (А.С. Павлов, опираясь на замечания В.А. Милютина, писал о монастырском землевладении как о факторе, сокращающем поместный фонд и тем самым ослабляющем дворянство, основную опору государства). Вывод Ключевского о слиянии монастырской колонизации и колонизации крестьянской имел принципиальное значение для науки.

В книге упоминаются 670 списков агиографических памятников из 321 рукописного сборника. Проанализировав эволюцию русского житийного жанра, автор предложил их классификацию. Опубликованный текст «Житий святых» представляет собой исследование, не доведенное до конца. В.Л. Янин высказал предположение, что «Жития...» должны были стать книгой об истории «умственного развития», но выстрел Каракозова (1866) и общее изменение тона журнальных статей представили многие вещи в ином свете и, видимо, побудили ученого оставить свое намерение.

Фундаментальные понятия. Основные «слагающие» исторического процесса

Свои методологические и методические соображения Ключевский выразил в специальном курсе «Методология русской истории», а в сжатом виде в первых четырех лекциях «Курса русской истории».

«Итак, в истории наших древних учреждений остаются в тени общественные классы и интересы, которые за ними скрывались и через них действовали», — считал Ключевский. Между тем интересы и требования социальности проявлялись в исторических типах и особенностях личности, в обществе с его «союзами».

Ключевский старался показать значение различных факторов в историческом процессе и в отдельные периоды русской истории (днепровский, верхневолжский, великорусский, всероссийский). При характеристике этих периодов, помимо географических условий (Русь Днепровская, Русь Верхневолжская, Русь Великая, Московская), в которых жила основная масса населения, Ключевский одновременно выделял политический (удельнокняжеский, царско-боярский, императорско-дворянский), социальный и хозяйственноэкономический (городовая, торговая; вольно-земледельческая, военно-земледельческая, крепостная) критерии. Политический фактор усиливает свое влияние, начиная со второго периода. В течение всех четырех периодов происходит усложнение хозяйственной жизни. Роль городов, по Ключевскому, была наиболее влиятельной в днепровский и всероссийский периоды, но социально-экономическая основа этих периодов не была одинаковой (в первом случае — торговая, во втором — фабрично-заводская). Значение земледелия сохраняется и в Верхневолжский, и в Московский, и во Всероссийский периоды. Экономические последствия, как считал Ключевский, подготовляют последствия политические, которые становятся заметны несколько позднее: «Экономические интересы последовательно превращались в общественные связи, из которых вырастали политические союзы».

Ключевский был ярким представителем национальной психолого-экономической школы, формировавшейся в России в последней четверти XIX в. Он стал предшественником историков, разрабатывавших психологические методики исследования в первой четверти XX в., когда особую популярность получил психоанализ. Историк писал, что «человек далеко не все постигает логическим мышлением и, может быть, даже постигает им наименьшую долю постижимого». Всякий обряд и; текст с практическим, житейским действием, кроме специально богословского, по мнению Ключевского, также имеет общее психологическое значение и с этой стороны, как и всякое житейское, т. е. историческое, явление, может подлежать историческому изучению. С такой народно-психологической стороны историк подошел, например, к проблеме происхождения раскола. Он считал, что «можно придумать тексты и обряды лучше, совершеннее тех, которые воспитали в нас религиозное чувство; но они не заменят нам наших худших». «Так религиозное миросозерцание и настроение

212

каждого общества неразрывно связаны с текстами и обрядами, их воспитавшими», — продолжал эту мысль Ключевский.

О процессе передачи исторического опыта он писал: «Я не знаю, каков будет человек через тысячу лет; но отнимите у современного человека этот нажитой и доставшийся ему по наследству скарб обрядов, обычаев и всяких условностей, и он все забудет, всему разучится и должен будет начинать сызнова». Человечество ведет «великую жизненную борьбу», «стремясь к целям, им себе поставленным». Приемы и характер этой борьбы меняются, но от этой борьбы «отлагается нечто более твердое и устойчивое: это известный житейский порядок, строй людских отношений, интересов, понятий, чувств, нравов».

«... Сменялись народы и поколения, перемещались сцены исторической жизни, изменялись порядки общежития, но нить исторического развития не прерывалась, народы и поколения звеньями смыкались в непрерывную цепь, цивилизации чередовались последовательно, как народы и поколения, рождаясь одна из другой и порождая третью, постепенно накоплялся известный культурный запас и то, что отложилось и уцелело от этого многовекового запаса, — это дошло до нас и вошло в состав нашего существования, а через нас перейдет к тем, кто придет нам на смену», — писал он. Для Ключевского понятия: «культура» и «цивилизация»; «культурный запас» и «культурные завоевания» — были синонимами.

Ключевский признавал действие в истории закона психологической ассоциации. Он исследовал разнообразные мотивы поведения, которыми «служат как психологические и нравственные побуждения, так и практические цели, житейские расчеты»; выявлял умолчания и анализировал причины и следствия этого, одновременно показывая значение данного фактора.

Одним из методологических понятий, заявленных историком, были «исторические тела» или людские союзы. Они растут, размножаются, переходят один в другой, наконец, разрушаются. При этом подчеркивалась долговременность воздействия их жизни на • исторический процесс.

Внутренне присущий историческому процессу драматизм, Ключевский характеризовал, как «непрерывное движение исторической драмы», время от времени меняющее сложившийся порядок, «которого держатся люди». Историю он рассматривал как поступательный процесс, и понятие развития ассоциировалось в сознании историка с накоплением опытов, знаний, потребностей, привычек, житейских удобств, улучшающих, с одной стороны, частную личную жизнь отдельного человека, а с другой — устанавливающих и совершенствующих общественные отношения между людьми.

Ключевский видел задачей историка познание причинных связей явлений, т. е. свойств и действий сил, строящих общежитие. Он выделил два предмета изучения истории: историю культуры (или историю цивилизации), которая изучает «...выработку человека и человеческого общежития», и историческую социологию. Последняя, в свою очередь, изучает «...исторические силы, строящие человеческие общества, свойства тех многообразных нитей, материальных и духовных с помощью которых случайные и разнохарактерные людские единицы с мимолетным существованием складываются в стройные и плотные общества, живущие целые века».

Историк размышлял над особенностями истории вообще и русской в частности. Он писал о разнообразном местном и временном подборе сил и условий, нигде более не повторявшемся, «вечно изменяющемся подборе исторических сил и условий», о человеческой природе, которая как в отдельных лицах, так и в целых народах раскрывается «не вся вдруг, целиком, а частично и прерывисто, подчиняясь обстоятельствам места и времени». «По этим условиям отдельные народы, принимавшие наиболее видное участие в историческом процессе, особенно ярко проявили ту или другую силу человеческой природы» — к такому выводу пришел Ключевский. Размышления об исторических закономерностях и возможности их познания рождали у историка новые мысли и вопросы.

213

«На что может пригодиться изучение исторических сочетаний и положений, когда-то и для чего-то сложившихся в той или иной стране, нигде более неповторимых и непредвидимых?»

«Мы хотим знать по этим сочетаниям и положениям, как раскрывалась внутренняя природа человека... как в явлениях составляющих содержание исторического процесса, человечество развертывало свои скрытые силы...»

«Познать самих себя, свои внутренние свойства и силы, чтобы по ним устроить свою земную жизнь».

Каждому порядку было присуще внутреннее противоречие: следствия, вытекавшие из его же оснований и служившие средствами его поддержания, вместе с тем разрушали самые эти основания: «То значит, что очередной порядок разрушал сам себя, не выдерживал действия собственных последствий. Кроме того, эти условия разрушения, вытекавшие из самого порядка, вызывали к действию сторонние силы, также его расстраивавшие».

«... Действие очередного порядка было процессом его саморазрушения, состояло в его борьбе с собственными последствиями, его расстраивавшими».

«Гражданское общество складывается из очень сложных отношений юридических, экономических, семейных, нравственных. Эти отношения строятся и приводятся в движение личными интересами, чувствами и понятиями. Это по преимуществу область личности».

В основу выделения классов Ключевский положил критерии экономического различия (разновидности капитала, вносимого каждым классом в экономику) и юридического неравенства (разнообразие прав и обязанностей, характеризующих классы в области политической).

«Политические сословия создавались князем, княжеской властью; экономические классы творились капиталом, имущественным неравенством людей». Капитал наряду с княжеской властью являлся деятельной социальной силой, вводил в политический состав общества свое «особое общественное деление, которое должен был признать и княжеский закон».

С конца 1870-х гг. Ключевский целенаправленно занимался историей крестьянства, посвятив ей статьи 1879—1885 гг. Развитие крепостного права в России он считал процессом слияния крестьян и холопов в один разряд населения, перенесением на крестьян норм холопьего права. До конца XV в. существовало два вида личной зависимости: полное холопство и долговое закладничество. Из их сочетания развилось холопство кабальное, которое было перенесено на крестьян. В результате сближения холопов с крестьянами в сфере хозяйственной жизни холопы стали привлекаться к исполнению государственных повинностей.

«Курс русской истории»

Преподавательская и научная деятельность была у Ключевского связана воедино. 5 февраля 1872 г. Совет Московского университета утвердил В.О. Ключевского в ученой степени магистра русской истории. С.М. Соловьев уступил Ключевскому кафедру в Александровском военном училище, где тот будет преподавать 16 лет. Летом 1872 г. Ключевский дал согласие своему другу В.И. Герье взять на себя чтение лекций на Московских Высших женских курсах (здесь Ключевский проработает 15 лет). Одновременно он читал лекции в Московской духовной академии. Началось накопление знаний и научных выводов, которые позже легли в основу знаменитого «Курса русской истории». В нем нашло свое завершенное выражение историческое зодчество Ключевского.

Ключевский предложил проблемное изложение русской истории. Подача материала студентам, выделение «главных моментов», в обучающем лекционном курсе, образность, доходчивость и конкретность изложения, «яркая драматизация исторической схемы» лишь оттеняли концептуальные основы труда.

Конструкцию «Курса» составили пять частей, в которые вошли 86 лекций, охватившие рассказ о русской истории с древнейших времен до реформ Александра II.

214

Первый период русской истории

Ключевский определял его в хронологических рамках: с древнейших времен и до конца XII или до начала XIII в. В XI—XII вв. «Русь как племя слилась с туземными славянами, оба эти термина Русь и Русская земля, не теряя географического значения, являются со значением политическим: так стала называться вся территория, подвластная русским князьям, со всем христианским славяно-русским ее населением». Нашествие монголов не стало разделительным рубежом: «...монголы застали Русь на походе. Во время передвижки, которую ускорили, но которой не вызвали; новый склад жизни завязался до них». Для Ключевского было важно объяснить, как и какими условиями был создан склад политических и экономических отношений, а также, когда появилось славянское население и чем было вызвано к действию его появление. Экономическими последствиями, по мнению Ключевского, были подготовлены и последствия политические, которые становятся заметны с начала IX в.

«Варягу нас — преимущественно вооруженный купец, идущий на Русь, чтобы пробраться далее в богатую Византию... Варяг — разносчик, мелочный торговец, варяжить

— заниматься мелочным торгом». «Осаживаясь в больших торговых городах Руси, варяги встречали здесь класс населения, социально им родственный и нуждавшийся в них, класс вооруженных купцов, и входили в его состав, вступая в торговое товарищество с туземцами или нанимаясь за хороший корм оберегать русские торговые пути и торговых людей, т. е. конвоировать русские торговые караваны». В XI в. варяги продолжали приходить на Русь наемниками, но уже не превращались здесь в завоевателей, и насильственный захват власти, перестав повторяться, казался маловероятным. Русское общество того времени видело в князьях установителей государственного порядка, носителей законной власти, под сенью которой оно жило, и возводило ее начало к призванию князей. Из соединения варяжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма, завязавшаяся на Руси: то было великое княжество Киевское».

«Так, не видно больших торговых городов у древлян, дреговичей, радимичей, вятичей; не было и особых областей этих племен. Значит, силой, которая стягивала все эти области, были именно торговые города, какие возникали по главным речным путям русской торговли и каких не было среди племен, от них удаленных». Большие вооруженные города, ставшие правителями областей, возникли именно среди племен, наиболее деятельно участвовавших во внешней торговле.

Исторический анализ политического сознания власти и его эволюцию историк осуществил поэтапно. Политическое сознание князя в XI в., с точки зрения ученого, исчерпывалось двумя идеями: убежденностью в том, что «корм был их политическим правом», а собственно источником этого права являлась их политическая обязанность обороны земли. Идеи чистой монархии еще не было, совместное владение со старшим во главе казалось проще и было доступнее пониманию. В XII в. князья не являлись полновластными государями земли, а только военно-полицейскими ее правителями. «Их признавали носителями верховной власти, насколько они обороняли землю извне и поддерживали в ней существовавший порядок; только в этих пределах они и могли законодательствовать. Но не их дело было созидать новый земский порядок: такого полномочия верховной власти еще не было ни в действовавшем праве, ни в правовом сознании земли». Теряя политическую цельность, Русская земля начала чувствовать себя цельным народным или земским составом.

Причины феодальной раздробленности, которые Ключевский рассматривал как «политическое раздробление», он увидел в изменении представления об «отчине», что нашло отражение в словах внука Мономаха Изяслава Мстиславича: «Не место идет к голове, а голова к месту», т. е. «не место ищет подходящей головы, а голова подходящего места». Личное значение князя было поставлено выше прав старшинства. Кроме того, династические симпатии городов, вызывавшие вмешательство главных городов, областей во взаимные счеты князей, путали их очередь во владении. Ключевский привел высказывание

216

новгородцев о том, что «они для себя его не кормили». Таким образом, «...отстаивая свои местные интересы, волостные города иногда шли наперекор княжеским счетам, призывая на свои столы любимых князей помимо очередных. Это вмешательство городов, путавшее княжескую очередь старшинства, началось вскоре после смерти Ярослава».

И наконец, третьим обстоятельством было то, что «князья не установили на Руси своего порядка и не могли установить его. Их не для того и звали, и они не для того пришли. Земля звала их для внешней обороны, нуждалась в их сабле, а не в учредительном уме. Земля жила своими местными порядками, впрочем, довольно однообразными. Князья скользили поверх этого земского строя, без них строившегося, и их фамильные счеты — не государственные отношения, а разверстка земского вознаграждения за охранную службу».

Колонизация, по наблюдению Ключевского, нарушила равновесие социальных стихий, на котором держался общественный порядок. А дальше вступили в действие законы политической науки: одновременно с пренебрежением развивается местное самомнение, надменность, воспитанная политическими успехами. Притязание, проходя под знаменем права, становится прецедентом, получающим силу не только подменять, но и отменять право.

В анализе монархической формы государственности Ключевским отчетливо проявилось его понимание идеала и влияние этнических представлений на авторскую концепцию и историческую оценку. «Политическое значение государя определяется степенью, в какой он пользуется своими верховными правами для достижения целей общего блага». Как скоро в обществе исчезает понятие об общем благе, в умах гаснет и мысль о государе, как общеобязательной власти». Таким образом, проводилась мысль о государе, блюстителе общего блага как цели государства, определялся характер державных прав. Ключевский ввел понятие «ответственное самодержавие», которое отличал от непростительного самодурства. С последним русские люди столкнулись уже в древности. Ключевский считал, что Андрей Боголюбский «наделал немало дурных дел». Историк признавал, что князь был проводником новых государственных стремлений. Однако во введенной А. Боголюбским «новизне», «едва ли доброй», не было реальной пользы. Ключевский считал пороками А. Боголюбского пренебрежение к старине и обычаям, своеволие («во всем поступал по-своему»). Слабостью этого государственного деятеля была присущая ему Двойственность, смесь власти с капризом, силы со слабостью. «В лице князя Андрея великоросс впервые выступил на историческую сцену, и это вступление нельзя признать удачным» — такую общую оценку дал Ключевский. Популярности представителей власти, по глубокому убеждению историка, способствовали личные доблести и таланты.

Идею власти, возникшую в результате чтения книг и политических размышлений, Ключевский связывает с именем Ивана Грозного, «начитаннейшего москвича XVI в.»: «Ивана IV был первым из московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника божия. Это было для него политическим откровением».

Почти двухвековая борьба Руси с половцами оказала серьезное влияние на европейскую историю. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток (на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров), Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления. Эта бесспорная историческая заслуга стоила Руси дорого: борьба сдвинула ее с насиженных днепровских мест и круто изменила направление ее дальнейшей жизни. С середины XII в. происходило запустение Киевской Руси под воздействием юридического и экономического принижения низших классов; княжеских усобиц и половецких нашествий. Произошел «разрыв» первоначальной народности. Население уходило в Ростовскую землю, край, который лежал вне старой коренной Руси и в XII в. был более инородческим, чем русским краем. Здесь в XI и XII вв. жили три финских племени — мурома, меря и весь. В результате смешения с ними русских переселенцев начинается формирование новой великорусской народности. Окончательно она складывается в середине

217

XV в., и это время знаменательно тем, что фамильные усилия московских князей, наконец, встречаются с народными нуждами и стремлениями.

Второй период русской истории (XIII-XV вв.)

Под влиянием новых географических и экономических условий в треугольнике между Окой и верхней Волгой шел рост северо-восточной Руси, вырабатывался ее тип, характер и строй быта, в результате чего возник иной, чем в Киеве, уклад социально-политических отношений. Политическим следствием колонизации стал установившийся в XIII—XIV вв. удельный порядок. Его устроителем и руководителем стал князь — наследственный вотчинник своего удела. Так появилась новая историческая сцена, новая территория и другая господствующая политическая сила. Русь днепровскую сменила Русь верхневолжская, а волостной город уступил место князю, с которым прежде соперничал.

Важное историческое значение переходных времен Ключевский подчеркивал всегда именно потому, что такие времена «нередко ложатся широкими и темными полосами между двумя периодами». Эти эпохи «перерабатывают развалины погибшего порядка в элементы порядка, после них возникающего». «Удельные века», по мнению Ключевского, и были такими «передаточными историческими стадиями». Их значение он видел не в них самих, а в том, что из них вышло.

О политике московских князей Ключевский рассказывал как о «фамильной», «скупидомной» и «расчетливой», а ее суть определял как усилия по собиранию чужих земель. Слабость власти была продолжением ее силы, применявшейся в ущерб праву. Невольно модернизируя механизмы исторического процесса в соответствии с собственными общественно-политическими убеждениями, Ключевский обращал внимание студентов на случаи безнравственных действий московских князей. Среди условий, определивших в конце концов торжество московских князей, Ключевский выделил неравенство средств боровшихся сторон. Если тверские князья в начале XIV в. еще считали возможной борьбу с татарами, то московские князья «усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих замыслов». «В награду за это Калита в 1328 г. получил великокняжеский стол...», — данному событию Ключевский придавал исключительное значение.

XIV век — заря политического и нравственного возрождения Русской земли. 1328— 1368 гг. были спокойными. Русское население постепенно выходило из состояния уныния и оцепенения. За это время успели вырасти два поколения, не знавшие ужаса старших перед татарами, свободные «от нервной дрожи отцов при мысли о татарщине»: они и вышли на Куликово поле. Так была подготовлена почва для национальных успехов. Московское государство, по Ключевскому, «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты».

Цементирующей основой (непременным условием) политического возрождения является нравственное возрождение. Земное бытие короче духовного влияния сильной в нравственном отношении личности (такой, как Сергий Радонежский...). «Духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и перелилось в его имя, которое из исторического воспоминания сделалось вечно деятельным нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа». Духовное влияние перерастает рамки просто исторического воспоминания.

Московский период, по Ключевскому, является антитезой удельному. Из местных условий верхневолжской почвы выросли новые общественно-исторические формы жизни, типы, отношения. Источники московской силы и ее загадочных первых успехов крылись в географическом положении Москвы и генеалогическом положении ее князя. Колонизация, скопление населения давало московскому князю существенные экономические выгоды, увеличивало количество плательщиков прямых податей. Географическое положение благоприятствовало ранним промышленным успехам Москвы: «развитие торгового транспортного движения по реке Москве оживляло промышленность края, втягивало его в это торговое движение и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами».

218

Экономические последствия географического положения Москвы давали великому князю обильные материальные средства, а его генеалогическое положение в ряду потомков Всеволода III «указывало» ему, как всего выгоднее пустить их в оборот. Это «новое дело» не опиралось, по представлению Ключевского, ни на какую историческую традицию, а потому могло лишь очень постепенно и поздно получить общее национально-политическое значение.

Смута

Ключевский рассматривал зверства Ивана Грозного как реакцию на народное возмущение, вызванное разорением. При малейшем затруднении царь склонялся в дурную сторону. «Вражде и произволу царь жертвовал и собой, и своей династией, и государственным благом». Ключевский отказал Грозному в «практическом такте», «политическом глазомере», «чутье действительности». Он писал: «...успешно предприняв завершение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал самые основания этого порядка». Поэтому то, что терпеливо переносили, когда был хозяин, оказалось невыносимым, когда хозяина не стало.

Ключевский разграничивал понятия «кризис» и «смута». Кризис — еще не смута, но уже сигнал обществу о неизбежности наступления новых отношений, «нормальная работа времени», переход общества «от возраста к возрасту». Выход из кризиса возможен либо путем реформ, либо путем революции. Если при расстройстве старых связей развитие новых заходит в тупик, запущенность болезни приводит к смуте. Собственно смута и является болезнью общественного организма, «исторической антиномией» (т. е. исключением из правил исторической жизни), которая возникает под воздействием факторов, мешающих обновлению. Ее внешними проявлениями становятся катаклизмы и войны «всех против всех».

Ключевский различал «коренные причины» смуты — природные, национальноисторические и текущие, конкретно-исторические. Он считал, что объяснение частых смут в России нужно искать, в особенностях ее развития — природы, приучившей идти великоросса окольными путями, «невозможности рассчитывать наперед», привычке руководствоваться знаменитым «авось», а также в условиях формирования личности и общественных отношениях.

Ключевский предложил многомерную характеристику смуты. Он увидел ее в политике как кризис абсолютизма, писал не только о кризисе политики властей, но и их влияния, ибо «власть... есть соединение силы с авторитетом». Смутой в экономике историк считал «глубокое опустошение в хозяйственном положении народа» — главном источнике социального дохода, расстройство производства. В социальной сфере смута проявляла себя в разрушении классов, резкой дифференциации доходов, быстром наращивании нищеты, вплоть до мора, и небывалом росте доходов верхушки; «расстройстве местничества» и росте центробежных тенденций. В международной сфере смута имела также драматические последствия: резкое ослабление позиций, угроза потери независимости. («Со всех сторон позор и в укоризну стали».) В идеологической и нравственной сферах происходит ослабление гражданского сознания; потеря ориентиров, конформизм, спячка или эмоциональный стресс, неуверенность в завтрашнем дне, утомление и разочарование от обманутых надежд; преобладание инстинкта над разумом; страх и агрессивность вместо серьезных раздумий; попытки заимствовать чужие образцы и усиление подражательства; паразитизм, выраженное стремление жить за чужой счет; стремление жить для себя.

Характерными, с точки зрения Ключевского, были следующие черты смуты: «Власть без ясного сознания своих задач и пределов и с поколебленным авторитетом, с оскудневшими... средствами без чувства личного и национального достоинства...»

«Старое получило значение не устарелого, а национального, самобытного, русского, а новое — значение иноземного, чужого... но не лучшего, усовершенствованного».

219

Конфликт центра и мест. Усиление сепаратистского сознания. Отсутствие общественных сил, способных оживить страну. Перерождение властных структур при авторитарных традициях в России.

Ключевский внимательно изучил характер смут XIII и XVII вв. и их ход. Он пришел к выводу, что смута развивается сверху вниз и является продолжительной по времени. Смута XVII в. длилась 14 лет, а ее последствия — весь «бунташный» XVII в. Смута последовательно захватывает все слои общества. Сначала в нее вступают правители (первый этап смуты). Если верхи не способны или не хотят решать коренные проблемы, которые и привели к смуте, то смута спускается «этажом ниже» (второй этап смуты). «Разврат высших классов. Пассивная храбрость народа». «Высшие классы усердно содействовали правительству в усилении общественного разлада». Они закрепляли старые обычаи в новой оболочке, оставляли нерешенными насущные задачи — главную пружину смуты, и тем предавали народ. А это, в свою очередь, усугубляло смуту. Такое разрушение «национальных союзов» чревато вмешательством иностранцев. Так, смута спускается на «нижний этаж» и недовольство становится всеобщим. Излечить смуту можно, только устранив причины, вызвавшие эту болезнь, решив проблемы, вставшие перед страной накануне смуты. Выход из смуты идет в обратном порядке — снизу вверх, особое значение приобретает местная инициатива.

Выход из Великой смуты XVII в. в условиях развития крепостного права и абсолютизма имел свои особенности (противоречивый, камуфляжный, антигуманный и потенциально взрывной характер). Так, в российскую традицию вошел априорный, кабинетный подход к реформам, когда народу предлагается готовая программа (или набор лозунгов), а желания и возможности народа при этом не учитываются.

Ключевский «как бы предупреждает будущих реформаторов России, задумавших ее европеизировать: опыт показывает, как важно учитывать в программах возрождения глубинные причины болезни — и общее, и особенное, иначе их реализация может дать противоположный результат», — считает исследователь данного сюжета Н.В. Щербень. Все дело в преодолении инерции авторитарного мышления и тенденций к монополизму.

Положительную работу смуты Ключевский видел в печальной выгоде тревожных времен: они отнимают у людей спокойствие и довольство и взамен того дают опыты и идеи. Главное — это шаг вперед в развитии общественного самосознания. «Подъем народного духа». Объединение происходит «не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и просто гражданской безопасности». Освободившись от «скреп» авторитарного государства, национальные и религиозные чувства начинают выполнять гражданскую функцию, содействуют возрождению гражданского сознания. Приходит понимание того, что можно заимствовать из чужого опыта, а что нельзя. Русский народ слишком велик, чтобы быть «чужеядным растением». Ключевский размышлял над вопросом о том, как «пользоваться огнем мысли европейской, чтобы он светил, но не жегся». Лучшая, хотя и тяжелая школа политического размышления, по мнению Ключевского, — народные перевороты. Подвиг Смутной эпохи в «борьбе с самим собой, со своими привычками и предубеждениями». Общество приучалось действовать самостоятельно и сознательно. В переломные эпохи в муках рождаются новые прогрессивные идеи и силы.

Смута имела и негативные последствия для общественного сознания: «Разрушение старых идеалов и устоев жизни вследствие невозможности сформировать из наскоро схваченных понятий новое миросозерцание... А пока не закончится эта трудная работа, несколько поколений будут прозябать и метаться в том межеумочном, сумрачном состоянии, когда миросозерцание подменяется настроением, а нравственность разменивается на приличие и эстетику». На заре «разделения властей» в России «вотчинность» власти одержала верх над избранным народом представительным органом. Восстания «черных людей» против «сильных» вызывали «приказную подделку под народную волю» — феномен, сопровождавший всю последующую историю России. Произошли социальные изменения в составе господствующего класса: «Смута разрешилась торжеством средних

220