От Осетрова / Монтескье / Длугач Т.Б. - Три портрета эпохи Просвещения. Мон- тескьё. Вольтер. Руссо(Научное издание)-2006

После того, как первый Договор был заключен, более сильные люди хитростью и обманом захватили собственность, а также — власть и начали угнетать слабых. Поэтому необходимо заключить второй, истинный Договор — уже совершенно сознательно и учитывая возможные нарушения равенства. Таким образом получается, что первый Договор был заключен как бы бессознательно — так как в нем не были учтены произошедшие возможные отрицательные последствия (т.е. общество возникло стихийно, как и полагал позже Маркс). Во время же второго Договора еще раз делается попытка обеспечить равенство и справедливость. Признание Руссо права второго Договора таит в себе глубокое прозрение: на самом деле общественных Договоров бывает не два и не три, а бесконечное множество. Точно так же, как отдельный индивид не просто становится человеком раз и навсегда в момент своего рождения, а каждый час своей жизни делает себя человеческой личностью, освобождаясь от животных инстинктов, так и люди, вступившие в Договор, заключают его вновь и вновь, отказываясь от войн

иконфликтов, террористических актов и конфронтаций, утверждая тем самым свою социальную природу. «Извечно

идемократично только то современное общество, которое сохраняет в своих корнях демократическое право своих граждан заново, исходно, изначально порождать и договорно скреплять свои собственные правовые структуры. Только тогда оказывается ненужным путь революции. Договор, а не свержение, делегирование (добровольное) своих прав, но не получение их в дар — вот корни правового государства, постоянно сохраняемые и оживляемые в гражданском обще-

222

Руссо, единственный из всех просветителей (за исключением Дидро, который после тесного общения с Екатериной II добавил в отредактированную им «Историю двух Индий» Аббата Рейналя слова о необходимости свержения деспота, о том, что народ выступит и тогда «прольются реки крови»), счел нужным осуществление революции и даже диктатуры.

Руссо объясняет их необходимость так. Вся законодательная власть принадлежит народу-суверену; поэтому любое Общественное состояние (Политический Организм) всегда — республика; власть же исполнительная может принадлежать и многим (демократия), и немногим (аристократия), и даже одному (монархия). С точки зрения Руссо, это не столь важно, важно, чтобы законодательная власть принадлежала народу. Казалось бы, и исполнительная власть должна принадлежать ему же; но нельзя отвлекать народ от главной задачи, от законодательства. Вообще если брать термин демократии в точном его значении, то «никогда не существовала подлинная демократия и никогда таковой не будет. Нельзя себе представить, чтобы народ все свое время проводил в собраниях, занимаясь общественными делами…»180 — ведь ему предстоит еще хозяйствовать. К тому же ошибки из-за невежества, стремления к личной выгоде и т.п. часто приводят к нежелательным результатам. Вот если бы существовал народ, состоящий из Богов, он управлял бы собой демократически. «Но правление столь совершенное не подходит людям» (с. 201).

Из 3-х типов аристократии — наследственной, природной и выборной, наиболее подходит для правления только последняя: если аристократы правят ко благу большинства. Вовсе не следует усложнять правительственный механизм с тем, чтобы 20 тысяч человек делали то, что могут хорошо сделать 100 избранных. Все же аристократическое правление имеет несколько меньше преимуществ, чем демократическое.

180Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. С. 200. Дальше цитирование по этому сочинению.

223

Монархическое правление допустимо, и чем многочисленнее управленческий аппарат, тем он ближе, как это ни странно для нас, к равенству, к верным отношениям между государем и подданными (по Руссо, управляют достойные). Тем не менее трудно, чтобы большое государство, для которого подходит большая территория, управлялось хорошо. Для этого существует много причин: лесть по отношению к правителю, его завышенное представление о собственных достоинствах, плохое воспитание и т.д. Когда они превышают необходимую меру, монархия переходит в деспотию. Вот ее-то надо свергнуть.

Уже во втором Трактате о происхождении неравенства, т.е. в 1754–55 гг., Руссо говорил о насильственном ниспровержении деспотизма, — т.е. тогда, когда у народа не будет ни правителей, ни законов, а одни только тираны. «С этой минуты не может больше быть речи ни о нравственности, ни о добродетели. Ибо повсюду, где царит деспотизм.., он не терпит наряду с собой никакого иного повелителя; как только он заговорит, не приходится уже считаться ни с честностью, ни с долгом, и слепое повиновение — вот единственная добродетель, которая оставлена рабам. Это — последний предел неравенства и крайняя точка, которая замыкает круг и смыкается с нашей отправной точкою» (с. 95). Ибо все равны — перед деспотом, т.к. все ничто. «Восстание, которое приводит к убийству или же к свержению с престола какогонибудь султана, это акт столь же закономерный, как и те акты, посредством которых он только что распоряжался жизнью и имуществом своих подданных. Одной только силой он держался, одна только сила его и низвергает» (с. 96). «Общественный Договор» содержит уже специальные параграфы, посвященные гибели политического организма и революционной диктатуре.

Когда демократия вырождается в охлократию (как видим, Руссо защищает плебс-народ, но не охлос — чернь), аристократия — в олигархию, а монархия — в тиранию, тогда Политический Организм гибнет. Если власти суверена —

224

сердцу Государства (в то время, как исполнительная власть — его мозг) — наносится урон, когда частные интересы возобладают над общественными, а законы перестают быть справедливыми, государство гибнет. Но возможна и такая ситуация, когда действие законов, ранее принятых, надо остановить: устойчивость законов, препятствующая им быстро меняться в зависимости от обстоятельств, может сделать их негибкими и потому вредными. Поэтому должна существовать возможность приостановить их действие: это и будет диктатура.

Правда, Руссо прекрасно понимает, что меры, принятые на время, имеют тенденцию превращаться в постоянные; поэтому он подчеркивает, что «никогда не следует приостанавливать священную силу законов, если дело не идет о спасении отечества» (с. 243).

Каким бы способом ни было дано важное поручение приостановить действие законов, «важно ограничить его продолжительность весьма кратким сроком, который ни в коем случае не может быть продлен» (с. 245). В Риме, например, диктаторы оставались таковыми лишь на 6 месяцев, часто отказываясь от своего статуса раньше этого срока. Напрашивается аналогия с нашим обществом: российское прошлое засвидетельствовало тот факт, что при отсутствии демократических традиций власть лидера складывается даже не как авторитарная, а как тоталитарная сила. По-прежнему остро стоит вопрос: можно ли перейти к демократии через авторитаризм или это приведет к еще большему злу, чем начальные достаточно неорганизованные демократические меры?

В «Общественном Договоре» нет высказываний о кровопролитных революционных действиях. Однако и без того ясно, что диктаторская власть иначе, чем силой, установлена быть не может. Таким образом, Руссо выступил как сторонник революционных изменений.

Известно, что любое произведение, выйдя из рук своего творца, начинает жить собственной жизнью, обретая в дальнейшем новые смыслы. «Общественный Договор» Руссо

225

сыграл огромную роль в разразившейся через 30 лет после его выхода в свет революции, хотя сам Руссо не ориентировал его на революцию. Для него революция — не цель и даже не средство, а скорее отступление от принципов общественного договора, если они уже нарушены. Насильственное ниспровержение правительства — обоюдоострое оружие, прибегать к которому допустимо, и то с большим риском, только в течение очень короткого времени и лишь в том случае, если государство становится деспотическим. Так же ограничена временем и диктатура. Но все же они допустимы.

После революции 1789 г. и Робеспьер, и Сен-Жюст, и другие якобинцы взяли на вооружение именно эти (и не только эти) положения теории Руссо. Тогда и стало совершенно очевидно, какую угрозу таят в себе революция и диктатура (в том числе и для самих диктаторов). История показала, что диктатура Робеспьера ослабила революцию — реставрация Бурбонов во многом стала возможной благодаря якобинскому террору. Что же касается диктата Наполеона, то успех его (как в дальнейшем и успех Луи-Филиппа) объяснялся не диктаторскими устремлениями, а, наоборот, тем, что он продолжил демократические преобразования, начало которым положил французский народ в 1789 г.

Поэтому, может быть, в данном случае заслуга Руссо должна быть истолкована «в отрицательном плане» — понимания того, как не надо поступать, чтобы ситуация не обострилась, чтобы обществу не было навязано нечто такое, что сопоставимо с деспотизмом.

§ 6. Посмертная судьба. Руссо и революция. Руссо и современность

Как говорилось, произведение Руссо «Об Общественном Договоре», в значительной мере послужившее образцом для Декларации прав человека и гражданина, а также для многих революционных и послереволюционных Деклараций и

226

Конституций и вдохновившее на революционные действия целое поколение французов и американцев, прошло в свое время почти незамеченным. Но прежде чем продолжить разбор «Общественного Договора», явившегося квинтэссенцией взглядов Руссо на общество, вернемся ненадолго к трагическим событиям жизни нашего героя. В начале 60-х годов Руссо около двух лет прожил во владениях Фридриха II — княжестве Нейбургском. Здесь в маленьком местечке Мотье он попытался найти успокоение своим оскорбленным чувствам, в связи с тем, что его изгнали из Швейцарии и Франции после публикации «Эмиля» (1762). Этому отчасти способствовала романтическая природа — наедине с нею Руссо вновь обретал себя. Прогулки, во время которых обычно составлялся гербарий, разговоры с местными жителями, спокойное общение с Терезой — все это, казалось бы, должно было хоть в какой-то мере вернуть страдальца к привычной жизни. Однако и здесь вскоре начались конфликты, на этот раз не только с властями, но и с местными жителями, главным образом изза отношения к религии. Дело в том, что хотя Руссо исправно посещал в Мотье протестантскую церковь и был допущен местным пастором к причастию, написанные здесь «Письма с горы» и «Ответ синьору Бомону» послужили основанием для обвинений его в неверии. В них Руссо не высказал никаких новых идей по сравнению с «Исповеданием веры савойского викария», но и их было вполне достаточно, чтобы вызвать переполох среди церковнослужителей. Жители городка неодобрительно относились и к тому, что Руссо дважды поменял вероисповедание (перейдя из протестантства в католичество и обратно) и к его гражданскому браку с Терезой Левассер, а также к тому, что он отдал в государственный приют четверых своих детей, полагая, что там их воспитают лучше. В окна его дома полетели камни, с ним перестали общаться. Стремясь обрести спокойствие, Руссо по приглашению Юма посетил Англию, но пробыл там недолго. Вернувшись

227

228

229

230

ной демократии. «С одной стороны, это кризис основ. Этот кризис неизбежен, поскольку демократическое общество базируется только на своих собственных внутренних ресурсах. Оно является единственной политической системой, основывающейся исключительно на добровольном желании своих членов подчиняться ему (как раз на том, о чем писал Руссо. — Т.Д.). В этом смысле демократическое общество — одна из самых непрочных политических систем. Понятие народного суверенитета отражает именно это. Если нет народа как сообщества людей, желающих жить вместе, то нет

исуверенитета»184 .

Сдругой стороны, имеет место кризис представительной демократии. «Принцип, лежащий в основе демократической идеологии (будь то американская Декларация независимости, или наследие английского парламентаризма, или традиция Французской Республики), заключается в следующем: меня представляет мой депутат, мой представитель — это часть меня самого, наделенная властью. Однако исторический опыт свидетельствует о том, что избранники народа стремятся создать некую закрытую среду, становятся политическим классом, в котором народ больше не узнает самого себя» (с. 111). Рикёр считает, что такая ситуация в большей мере характерна для Италии; нам кажется, что ее в большей мере можно отнести к России. Наши депутаты настолько оторвались от народа, что порой не представляют себе, как можно проехать на метро. Имея персональные автомашины, персональные поликлиники, доступ к государственным финансовым средствам (и вследствие этого дворцы за рубежом и элитные коттеджи в России), они слабо представляют себе также стоимость и оплату жилья простыми гражданами, цены на лекарства и продукты и т.д. и т.п. Это они вводят плату за обучение в высших учебных заведениях, поскольку их дети давно учатся в Кембридже и Оксфорде (на чьи деньги?).

184Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995. С. 110. Цитирование далее по этой работе.

231