Книги 4 / Морозов Николай Александрович (1854-1946) / Топпер У. Великий обман. Выдуманная история Европы. 2004
.pdf
к неожиданным результатам: так, в 12 лет Соломон становится царем Иерусалима, на 13-м году жизни начинает и в 20 — заканчивает строительство Храма. Или появляются вдруг точные даты жизни персидских царей, призванные заполнить уже заранее фиксированные 70 лет вавилонского пленения иудеев.
Не менее свободно обращение с датами, почерпнутыми в армянских источниках: все они насчитывают от Адама до Христа 5198 лет, однако датировки промежуточных событий (всемирного потопа, времени Авраама, Исхода) сильно разнятся между собой. Это подтверждает то, что мы и так уже знаем, и отнимает последнюю надежду удостоверить подлинность «отцов церкви» путем анализа иноязычных текстов (сирийских, коптских или армянских).
При чтении работы Гельцера открываются вещи, представляющие в невыгодном свете механизм историографии XIX века. Вот, например, заходит речь о древней рукописи, которую якобы видел знаменитый Гольстениус (см. пред. гл. об Испании). Гельцер доказывает невозможность существования подобной рукописи, с помощью которой Гольстениус удостоверяет подлинность на несколько поколений ранних «Пасхальных хроник». Однако, вместо того чтобы громогласно заявить о подлоге, Гельцер заключает: «Я не решусь подвергнуть сомнению правдивость Гольстениуса до такой степени, чтобы полностью отрицать существование рукописи аббата Фарина». Все дело, оказывается, в «заблуждении ученого мужа» (2 часть, с. 141).
Более чем странный, и вместе с тем характерный и интерпретируемый вывод: «хроники» и другие исторические рукописи создавались и придумывались еще и в XVII веке. Несметное количество выводов из этих выдуманных источников незаметно проникло в нашу историческую картину. Так и росли грандиозные исторические сооружения: «Византия» и «Римская церковь». В эпоху Ренессанса писатели очень мало знали о своей предыстории. Тогда «Широкомасштабная Операция» только еще начиналась, а продолжается она и по сей день. За это время она приобрела самостоятельность, собственный внутренний импульс и давно проходит без вмешательства духовенства; ее поддерживают даже многие противники церкви. Возможно, впрочем, что так было уже во времена гуманистов, потому что именно отсутствие
единого руководства сказалось на хаотичности данных, содержащихся в исторических трудах (что характерно для всей «Операции» в целом и, кстати, исключает возможность разоблачения: можно объявить фальсификатами отдельные тексты, но трудно изобличить целостность, ибо ее не существует)56.
Образованные люди предыдущих столетий знали все указы и все деяния каждого византийского патриарха и каждого средневекового Римского Папы; характерные личные особенности каждого исторического персонажа. Так как мы вынуждены признать весь их исторический духовный багаж выдумкой, то они нам сегодня представляются бесплодными мечтателями. Я хочу уточнить свою мысль. Гуманисты были высокообразованными людьми, по охвату знаний с ними не сравнится ни один современный ученый57. Смущает только вопрос об истинной ценности и релевантности этих знаний. Встречаются же сегодня литературоведы, знающие «Улисса» Джеймса Джойса наизусть, чуть ли не дословно, могущие в каждой строчке найти след духовного порыва автора. Или поклонники Толкиена, которые изучают не только имена и родословные обитателей его причудливого мира, но и наизусть знают каждую строчку, что именно в ней написано, где лежит каждый упомянутый камень, растет каждое описанное деревце.
Сравнивая с этими примерами, я приподнимаю «историческую науку» прошлых веков до одного уровня с литературоведением. Однако я отдаю себе полный отчет в том, что в ту эпоху ученый чаще всего верил, что он имеет дело с историческими фактами, а профессор-толкиенист знает, что попасть в вымышленную автором страну можно только, открыв книгу, но и он находится на ничейной территории между автором и его читателями58».
Евсевий Кесарийский
Весьма эрудированный и проницательный критик Гертруда Бодманн, исследовав в своей диссертации «Летоисчисление и возраст мира» весьма строго средневековые представления о времени, очертила границы, которых следовало бы придерживаться в будущем. В дальнейшем я хочу подробно рассмотреть ее работу
98
и, хотя в ней ни словом не упоминается о «Широкомасштабной Операции», использовать некоторые основные ее выводы.
На недвусмысленный вопрос, с каких пор существует наше летоисчисление (с. 38), Гертруда Бодманн отвечает: «Счет от Рождества Христова начался в XI-XII веках; счет до новой эры — в XVII—XVIII веках». В первой части я полностью с ней согласен; вторая дата, привязанная к годам жизни и деятельности Скалигера, Петавиуса и других, живших около 1600 года, достаточно условна, но для наших рассмотрений это не имеет большого значения.
Итак, в XI веке Адам из Бремена использовал (одним из первых) отсчет от Рождества Христова (то есть наше летоисчисление). Он использовал его для отсчета лет назад применительно к скончавшемуся соответственно этой системе летосчисления, в 755 году от воплощения Господня (с. 40). Неплохой финал для вымышленной персоны Бонифатия. Однако этой цитатой обозначилась проблема: те, кто начали вводить такой отсчет лет в XI—XII веках, наверняка предполагали создать нечто величественное, например, написать задним числом историю59.
Сходным образом поступает каждый народ, придающий значение своей исторической позиции, желающий иметь историческую отправную точку (как можно более отдаленную, с длинной родословной и ярким оригинальным началом). Христианский Запад не был исключением из этого правила, когда в XII веке он стал создавать свою предысторию60.
Скорее всего, Евсевий (якобы IV век) был первым христианином, оценившим временной промежуток от творения до дней собственной жизни. Этот период не был для него реальным временем, как представляем его мы, но символическим временным рядом, состоящим из временных пакетов-эпох, сумму длительностей который следовало осознавать, прежде всего, в духовном смысле. Временная привязка деталей собственной биографии к известным событиям прошлого была позже взята церковью за основу для создания хронологических таблиц, считающихся сегодня универсальными.
В качестве хронологического новатора Евсевий не был абсолютно беспомощен, у него были предшественники, главным среди которых Гертруда Бодманн считает знаменитого Диодора Си-
99
цилийского, создавшего между 60 и 30 годами до н. э. нечто вроде обозрения истории разных народов от древнейших времен («Историческая библиотека») или примитивной всеобщей истории. Но и этот великий историк, в свою очередь, опирался на Полибия (II век до н. э.) и Эратосфена, который якобы ввел счет лет по Олимпиадам. Но, чтобы не потеряться в ускользающей от нас туманной дали, давайте считать грека Диодора Сицилийского первым наднациональным историком. В своем 40-томном труде он первым установил связь между греческой и римской историей, от падения Трои до галльских походов Цезаря. Удивительно: он включил в своб «Библиотеку» даже варваров.
Бодманн приводит цитату (с. 65) из Эдуарда Шварца (1903, с. 664), всю жизнь занимавшегося Диодором Сицилийским: «Ни один образованный язычник не упоминает нигде Диодора; ...лишь непритязательные христиане обращаются к его трудам».
Как же так? Выходит, никто, кроме опиравшегося на него Евсевия, не знаком с Диодором? Здесь что-то нечисто. Неужели за четыреста лет столь грандиозное произведение ни разу не было востребовано?61
И еще: Диодор цитирует многочисленных авторов, оригиналы трудов которых безвозвратно утрачены и которые знакомы нам только по его цитатам. Но этот трюк нам уже знаком.
Значит, остается лишь верить Евсевию, увековечившему выдающегося Диодора. Или выдумавшего Диодора. Правда, если сам Евсевий — не выдумка, на что, кстати, косвенно указывает «говорящее» имя: благочестивый. Он был родом из Цесарии, но из какой — спорный вопрос: античность знала минимум четыре места с таким названием, два из которых находились в Палестине (одно, приоритетное в глазах современных ученых при «решении» вопроса о месте рождения Евсевия,— на побережье; другое — на одном из истоков Иордана). Третье — в Киликии (нынешнее Кайзери в Турции). Турецкое Кайзерейя называлось также Эузебейя, и, возможно, в результате слияния этих двух наименований в имени историка и «родился на свет» отец церкви Евсевий Кесарийский. Четвертая Цесария, находившаяся в Северной Африке, по этой причине исключается из рассмотрения.
Согласно Бодманн (с. 83), у Евсевия был серьезный повод для создания исторического труда: при якобы крестившемся Кон-
100
стантине христианство стало государственной религией и нуждалось в единой и унифицирующей истории. Народы могущественной Римской империи должны были слиться в одну большую семью, получив взамен множество основанных на нехристианских религиях предыстории, всех объединяющую общую Святую историю. На смену племенному или культовому времени пришло Мировое время. Этот прекрасно разработанный госпожой Бодманн мотив в не меньшей мере мог послужить и побудительным мотивом для выдумывания Евсевия и всех его писаний62.
К сожалению, оригинал его «Хроники» — впервые представившей (наряду с религиозными канонами) синхронистические, т. е. согласованные (иудео-греко-латинские) даты, начиная от прародителя Адама,— тоже не сохранился. А ведь он якобы включал и первое в истории перечисление книг библии. С «Хроникой» знакомились в латинском переводе Иеронима, вернее, его последователя Руфина, который якобы должен был видеть манускрипты, восходящие к V—VI векам. (А может, их копию XI—XII веков?)
С 1911 года ученому миру известна еще и некая армянская версия, список с сирийского оригинала («около 600 года», что весьма сомнительно), дошедший, мол, до нас в рукописях XIII или XIV веков. По моему мнению, Евсевий и не должен быть многим старше. Доктор Бодманн, высокоученый специалист, охотно взглянула бы на эти рукописи, но даже ей это не удалось. Можно представить себе, каковы шансы у дилетантов.
Преимущественным для Евсевия (Бодманн, с. 89) является доказательство старшинства: например, того, что законодатель Моисей жил раньше великих законодателей других народов. Этой цели служит и противопоставление греков варварам (у него: халдеям). Кроме того, Евсевий доказывает «истинность пророчеств», то есть связь между Ветхим Заветом и Христом, без которой не имело бы смысла погружение в предысторию Моисея и Авраама. Но начинает он — и благоразумно — не с Сотворения мира, (чтобы не связываться с описанием первой недели деятельности Бога и не попасться в ловушку и не впасть в заблуждение, о котором церковь предупреждала в XIII веке), а с грехопадения Адама и Евы и, соответственно, с зачатия Каина. Чтобы не казаться пристрастным, Евсевий приводит временные данные из греческого перевода Ветхого Завета (Септуагинты) вместе с дата-
101
ми иудейской Библии и Торы самаритян. То, что даты трех книг сильно разнятся между собой (в двух случаях — на целых 650 лет), его не смущает. Он ставит задачу не создать совершенную хронологию, но, по крайней мере, обозначить позиции. Умное и тонкое решение. Самаритяне со своей ревностно хранимой Торой располагают к себе тем, что приводят наименьшие цифры (которые от этого не становятся верными). По Септуагинте, между зачатием Каина и 20-летием интронизации Константина (не случайно совпавшим с первым всехристианским Никейским собором) проходит более 5500 лет. Все иудео-христианские цифровые данные рассматриваются в символическом ключе, что делает бессмысленным их более точное исследование.
К сожалению, в так называемом Каноне Иеронима даты, «написанные принятыми сейчас цифрами, вынесены на поля», отчего рукопись теряет ценность документа (об оригинале, разумеется, нет и речи), так как подобное оформление было введено только Иоанном Сакробоско около 1240 года (Бодманн, с. 47). Иероним («святое имя»), кстати, звался полностью: Иероним Софроний Евсевий. Показательное совпадение: нехватка имен в распоряжении фальсификаторов или просто путаница? Древнейшие рукописи якобы относятся к VII—VIII векам.
Многочисленные арифметические ошибки (похоже, что суммировать длительности нескольких периодов было крайне трудно) Бодманн объясняет тем, что без чисел с разрядными значениями и без специальной счетной доски (абак) безукоризненный расчет невозможен (с. 103). Вопрос о том, каким же тогда образом осуществлялись астрономические исчисления древних, остается открытым.
Одним словом, при чтении я все больше и больше убеждаюсь, что здесь налицо средневековое историотворение, к тому же и темы слишком знакомы. Нин и Семирамида образуют прекрасную супружескую пару к моменту рождения Авраама; словно в пестром хороводе мелькают персидские цари, Александр Македонский и Клеопатра; апостол мира император Август Себаст и рождение Мессии оказываются тесно связанными между собой.
При этом Бодманн устанавливает, что и у Юлиана Африканского, которому мы посвятили предыдущий раздел, жившего более чем за столетие до Евсевия, приведены примерно те же даты.
102
Удивительно при этом лишь то обстоятельство, что отдельные хронологические пакеты у него еще не были приведены в тот вид, который наблюдается у Евсевия.
Поэтому я хотел бы — вместе с Бодманн — уделить внимание еще некоторым древним историкам.
После крайне сомнительной «Истории» Диодора, согласно которой от падения Трои до начала Кельтских войн (имеются в виду Галльские войны Цезаря) прошло ровно 1180 лет, вопросом летоисчисления занялся римский иудей Иосиф. К сожалению, его известные и во всех смыслах важные труды не нашли отражения в талмудической литературе. Иосифа не любили и считали предателем. Я думаю, что в иудейских кругах его не воспринимали серьезно, потому что он был слишком сильно связан с христианством. Летоисчисление его частично основывается на Ветхом Завете, частично вымышлено. Вместо сопоставления одновременных происшествий у Диодора (синхронизм), он измышляет (и трижды упоминает) новое обстоятельство: через 240 лет после основания Тира встречаются финикиец Хирам и иудей Соломон. Понятно, о чем речь? Соединяются два родственных народа. Так как один из народов из истории уже исчез (финикийцы), то никакого вреда ему это изобретение нанести не может; только чести добавит, зато другой народ историю обретает. Даже для доброжелательных иудеев это было слишком.
Утверждение Иосифа о первом строительстве Храма задолго до начала Олимпиад превращало Израиль в одно из древнейших (древнее Эллады и Рима) государств античного мира, что так же сомнительно, как искусственно сдвоенные Олимпиады у Эратосфена или минимум на два столетия «состарившийся» Рим у Тита Ливия (см. Альбрехт, 1995). Но, что самое удивительное, Гертруда Бодманн (с. 75) и другие авторы (например, А. Шалит) всерьез полагают, что Иосиф предвидел будущее рассеяние своего народа. Легче говорить об этом задним числом, чем в 70 году новой эры. О том, что рассеяние стало фактом лишь после восстания Бар Кохбы в 135 году, все словно бы забыли. Бодманн пишет (с. 76) «...читая знаки времени, он (Иосиф) сквозь столетия провидел судьбу евреев как народа, проклятого на существование в диаспоре (рассеянии)». Но: «Впоследствии о нем (Иосифе) вспоминают не евреи, но христиа-
103