Глава 3. Контакт

Категория контакта есть одна из сравнительно новых для науки категорий. И не потому, что прежде эта катего­рия не была известна, а потому, что контакт как таковой самостоятельно, довольно долгое время не был предме­том внимания исследователей. Контакт изучался лишь «в группе» с другими компонентами коммуникативного ак­та, а потому чуть ли не вплоть до середины двадцатого ве­ка о теории контакта не могло быть и речи. Впрочем, утверждать, что теория эта уже сложилась к настоящему времени, скорее всего, тоже преждевременно. Однако современная наука сделала в данном направлении дейст­вительно много, по крайней мере, для того, чтобы контакт вошел в число компонентов коммуникативного акта на равных правах с прочими его компонентами

Прежде чем обсуждать типы контакта, попытаемся рассмотреть эту категорию генерально, то есть в плане то­го, всегда ли возможно засвидетельствовать контакт («со­стояние контакта») между собеседниками, осуществляю­щими коммуникативный акт. Вопрос этот для удобства можно перефразировать следующим образом: какие ре­чевые действия действительно обеспечивают контакт?

§ 1. Коммуникативный кодекс

Будем исходить из соображения, в соответствии с которым любые речевые действия, осуществляемые

111

партнерами по коммуникативному акту, подлежат оцен­ке с точки зрения их сознательности и преднамереннос­ти. Это означает, что партнеры по коммуникативному акту в принципе должны отдавать себе отчет в каждом из своих речевых «поступков» и что каждый из этих по­ступков должен служить определенной, известной гово­рящему цели.

Если условия эти соблюдаются (т. е. речевые дейст­вия коммуникантов можно расценить как сознательные и преднамеренные), то в силу вступает то, что в лингви­стической прагматике называется коммуникативным кодексом. Коммуникативный кодекс представляет со­бой сложную систему принципов, регулирующих рече­вое поведение обеих сторон в ходе коммуникативного акта и базирующихся на ряде категорий и критериев. (Может возникнуть вопрос: как соотносится коммуни­кативный кодекс с тем, что было обозначено в качестве речевых конвенций. Коммуникативный кодекс в этом смысле есть более общее понятие, регулирующее, в ча­стности/и речевые конвенции.)

Базовыми категориями, участвующими в формиро­вании коммуникативного кодекса, но не входящими в него, являются такие категории, как коммуникативная (речевая) цель и коммуникативное (речевое) намере­ние. Сознательность и преднамеренность коммуника­тивного акта приводят к тому, что связь между ними обычно довольно тесна. Если это условие выполняется, коммуникативный кодекс на практике становится рег­ламентирующей системой для моделей речевого пове­дения, которые ведут к успешным коммуникативным актам или объясняют случаи неуспешных коммуника­тивных актов.

В этой системе базовые категории играют роль свое­го рода регуляторов речевого общения, т. е. тех меха­низмов, которые приводят в действие критерии и прин­ципы корректного речевого поведения. Эти критерии и принципы могут «работать» только тогда, когда с базо­выми категориями коммуникативного кодекса все более

112

или менее в порядке. Иными словами, когда коммуника­тивные тактики говорящих «доброкачественны», т, ё. когда избранная говорящим коммуникативная тактика соответствует его коммуникативной стратегии и когда коммуникативная компетенция говорящего достаточна для того, чтобы привести коммуникативные намерения в согласие с коммуникативной целью. Ведь только таким образом говорящий и может пополнить свой положи­тельный коммуникативный опыт действительно «рабо­тающими» коммуникативными тактиками.

Предположим, я ставлю перед собой такую комму­никативную цель, как убедить собеседника в моей пра­воте. В систему моих коммуникативных намерений входит, во-первых, аргументация моей правоты и, во-вторых, анализ заблуждений собеседника. (Опытный речевой стратег сразу увидит противоречие между стратегической установкой и набором выбранных мною тактических ходов. Он скажет, что для убежде­ния собеседника в моей правоте вполне достаточно та­кого тактического хода, как презентация собственных аргументов. Анализ же заблуждений собеседника лег­ко может оказаться «подрывным фактором» в предпо­лагаемой речевой ситуации.)

Соответствующему коммуникативному акту ничто не грозит до тех пор, пока я остаюсь в границах моего первого коммуникативного намерения. Однако понят­но, что при переходе ко второму могут возникнуть изве­стные трудности и что связаны они будут именно с тем противоречием в составе коммуникативного кодекса, . которые я предполагал игнорировать.

В частности, такая коммуникативная цель, как убе­дить собеседника в своей правоте, предполагает совер­шенно бесконфликтные коммуникативные намерения. Любое намерение, потенциально содержащее в себе возможность конфликта с собеседником (анализ его за­блуждений; ссылки на определенные — существующие для меня, но, положим, не существующие для него — авторитеты; апелляции к здравому смыслу, предусмат-

113

ривающие, в частности, отсутствие такового у собесед­ника, и проч.), чревато утратой коммуникативной цели.

Итак, мой коммуникативный промах объясняется противоречием между коммуникативной целью и ком­муникативными намерениями. Предполагаю также, что мне трудно будет найти надлежащую интенцию для ре­ализации моей .коммуникативной цели (об интенции см. гл. 4, § 2).

В реальности коммуникативная цель, к сожалению, действительно не всегда находится в соответствии с коммуникативными намерениями. Происходит это, как правило, вследствие недостаточной коммуникативной компетенции говорящего, что, в свою очередь, может оказаться следствием не слишком богатого коммуника­тивного опыта. Однако обычно коммуникативный опыт индивида все же содержит достаточный набор «продук­тивных моделей» речевого поведения, гарантирующих от противоречий обсуждаемого свойства.

То есть в нормальных случаях коммуниканты хоро­шо представляют себе, что, например, похвала как по­дачка, скорее всего, не будет принята, что поздравления по случаю праздника не совмещаются с выражением соболезнования по случаю утраты, что согласие на вы­полнение какого-либо задания не выражается посред­ством сомнений в собственной состоятельности, и т. д. Для того и существуют такие, например, общие реко­мендации, как «уходя уходи», «не ломись в открытую дверь» и т. п.

Так что базовые категории, участвующие в форми­ровании коммуникативного кодекса, в принципе более «защищены», чем критерии и принципы коммуникатив­ного кодекса.

Следует, вероятно, только заметить, что не сущест­вует «образцовой» коммуникативной компетенции, на которую каждому следовало бы ориентироваться, рав­но как не существует и «образцового» коммуникатив­ного опыта, который можно было бы некритически за­имствовать.

114