§ 4.2. Максима великодушия

Максима великодушия есть максима необременения

собеседника.

Фактически она предохраняет собеседников от доминирования в ходе коммуникативного акта. Коммуникативный акт, кто бы его ни инициировал и ни был за него ответственным, принадлежит обеим взаимодействующим сторонам и строится в соответствии с демократическим принципом равномерного распределения речевой инициативы. Любое речевое взаимодействие есть обмен коммуникативными стратегиями, обмен же есть процедура добровольная. Поэтому навязывание партнеру собственной коммуникативной стратегии, какой бы хорошей тебе самому она ни казалась, следовало бы внести в список запрещенных форм речевого поведения.

Коммуникантам, вступающим в речевое взаимодействие, нелишне помнить, что «идеальное пространство коммуникативного акта» есть такое пространство, в котором возможно бесконфликтное существование двух и более коммуникативных стратегий. Поэтому ровно в той же самой степени, в которой важно реализовать одну коммуникативную стратегию, важно реализовать и остальные. Принцип «живи и давай жить другим» как нельзя лучше подходит для описания полноценной речевой ситуации.

164

Ясно, что принцип такой заставляет собеседников идти на определенные жертвы по отношению друг к другу. Эти жертвы носят этикетный характер и могут быть сформулированы как речевая модель: я всецело в Вашем распоряжении. Однако такая речевая модель, вне всякого сомнения, есть лишь гротескная модель и в реальных ситуациях взаимодействия почти всегда оказывается, что реально следовать ей нет никакой возможности. Ибо реальное следование ей фактически означало бы эксплуатацию собеседниками друг друга, в то время как очевидно, что если квалифицировать коммуникацию в качестве вида игры, то принцип вежливости имеет более игровую природу, чем принцип кооперации. И если собеседник утверждает, что готов есть землю, лишь бы ему поверили, надеяться на подобную трапезу все же особенно не стоит.

Что означает максима великодушия практически?

Скажем, предложение в хорошем коммуникативном акте всегда сформулировано таким образом, чтобы его можно было отклонить (ср.: вместо «Жду Вас сегодня в шесть ноль-ноль у себя»,— «Вы не заглянете ко мне часиков в шесть?»). Это может быть форма просьбы, чтобы удобнее было отказать (вместо «Умоляю Вас: помогите мне — иначе я умру»,— «Я, конечно, легко бы справился и сам, но как насчет того, чтобы вместе сделать это?»).

Воспитанный собеседник не свяжет партнера обещанием или клятвой (вместо «Поклянитесь матерью, что не забудете купить сигарет по дороге»,— «Вы не захватите сигареты, если будете проезжать мимо какого-нибудь киоска?»); не станет брать с него обязательств (вместо «Дайте слово, что не обидитесь»,— «Я прошу Вас не принимать этого близко к сердцу») или ставить ему условий (вместо «Если Вы поддержите меня на собрании...»,— «Надеюсь, что на собрании мне удастся управлять ситуацией самому, но в случае чего...»). Иными словами, хороший коммуникативный акт не дискомфортен по отношению ни к одному из собеседников.

165

Однако, с другой стороны, коммуникантов следует предостеречь и против «слишком комфортных коммуникативных актов», поскольку как в дискомфортной, так и в чрезмерно комфортной ситуации собеседники чувствуют себя не в своей тарелке (подобно тому, как не очень удобно следовать классическому стилю одежды в течение всего дня, но не менее неудобно в течение всего дня репрезентировать и спортивный стиль. Поэтому «люди со вкусом» находят, как правило, некий промежуточный вариант, который мог бы быть пригодным для максимально широкого круга ситуаций. (Ср. типичный в Дании неосторожно-иронический вопрос к человеку, который с утра при полном параде: «Простите, у Вас кто-нибудь умер?»).

В соответствии с принципом вежливости высоко ценится умение таким образом вести беседу, чтобы, с одной стороны, избежать дискомфорта, с другой стороны — не доводить ощущение комфорта до абсурда.

Иными словами, собеседнику не следует быть обезоруживающе любезным: если он и приносит себя в жертву, то формы демонстративного речевого поведения исключены. Так, согласие оказать помощь не может быть сформулировано следующим образом: «Это разрушает все мои планы, но я, разумеется, не могу отказать Вам», утешение не предлагают в соответствии с моделью: «Не переживайте — мне еще хуже, чем Вам!», солидарность не проявляют так: «По-моему, Вы совершенно не правы, но, поскольку Вы мой друг, мне ничего не остается, как согласиться с Вами» и т. д.

Неприемлемость подобных форм речевого поведения, в сущности очевидная, объясняется тем, что этикет запрещает ставить собеседника в неловкое положение, когда ему приходится выбирать нужную партнеру реакцию (например, сомнительное предложение предполагает напряженный поиск решения, в силу чего сомнительное предложение и считается некорректным). Исследователи этикета едины в своем мнении о том, что ситуацию речевого взаимодействия

166

нельзя превращать в экзамен, ибо приемлемый коммуникативный акт имеет достаточно свободную и достаточно открытую структуру — во всяком случае, настолько свободную и открытую, чтобы собеседники не чувствовали себя связанными по рукам и ногам ничем, даже избыточной любезностью друг друга.

В этом случае хорошими формами «демонстрации» любезности и являются формы косвенной речевой тактики.