Статьи по синтаксису СП. / Черемисина М.И., Колосова Т.А. - 15 зан

О принципах классификации сложных предложений

При построении классификации сложных предложений синтаксисты всегда стремятся учитывать и формальные основания деления, и со­держательные критерии. Классификация может считаться удачной лишь в том случае, если выделенные типы предложений будут отличаться друг от друга как особенностями формы, так и особенностями содер­жания. Однако задача выделения таких типов оказывается отнюдь не простой, потому что прямой связи между планом выражения знака и его содержательной стороной, как известно, нет. В то же время было бы неверно думать, будто эти стороны знака - причем именно такого сложного, конструктивного знака, каким является сложное предложе­ние, - могут быть независимыми друг от друга. Трудность состоит как раз в том, чтобы отыскать, наметить, открыть именно те класси­фикационные категории, которые были бы адекватными синтаксическим категориям самого языка-объекта. Мы имеем сейчас в виду некоторые аналоги тех грамматических категорий, давно известных в науке, ко­торые соотносятся с множествами словоформ, функционирующих в со­ставе простого предложения: категорий падежа, числа, времени, вида. Подобного ранга абстракции, разумеется с другим содержанием и вы­ражением, могут и должны быть построены и относительно форм слож­ного предложения. Классификации сложных предложений дают нам о них некоторые, но пока еще не вполне четкие представления.

В настоящее время языкознание уже располагает довольно значи­тельным опытом классифицирования сложных синтаксических конструк­ций, и нам представляется своевременным задуматься над теми прин­ципами, на которых основаны существующие классификации, над харак­тером оснований классификационных делений, в первую очередь, разу­меется, тех делений, которые регулярно воспроизводятся в разных классификационных системах на их первых, самых общих и принципи­альных шагах. Основываясь на известных нам классификациях русских сложных предложений, мы выделяем три таких основания.

Первое из этих оснований деления - наличие (или отсутствие) союза (шире - союзного средства), связывающего предикативные ча­сти. По этому признаку все сложные предложения делятся на союзные и бессоюзные. Второе основание связано с противопоставлением сочи­нения и подчинения предикативных частей; соответственно предложе­ния делятся на сложносочиненные и сложноподчиненные. В одних систе­мах это деление прилагается ко всему множеству сложных предложений, в других - только к подмножеству предложений с союзной связью частей. Третьим основанием считается отнесенность придаточной части либо ко всей главной части как к единому целому, либо к какому-либо из компонентов (членов) главной предикативной единицы.

В итоге последовательного приложения этих трех критериев форми­руется достаточно стройное "классификационное здание". Полученный результат представляет собой формальную (структурную) типологию, поддающуюся удовлетворительной содержательной интерпретации. Каж­дому разбиению, а значит, и тем типам, которые выделяются в итоге серии последовательных разбиений, удается сопоставить некоторое функционально-семантическое своеобразие, обусловленное заложенными в классификацию структурными признаками. Так, бессоюзные сложные предложения отличаются от союзных значительно меньшей четкостью передаваемых отношений между частями, поскольку именно союз слу­жит лексическим выразителем не только факта зависимости (связи), но и, в большинстве случаев, ее характера. Предложения сложносочи­ненные, отличаясь от сложноподчиненных в плане выражения типом сою­за, т.е. его принадлежностью к тому, или другому из взаимно противо­поставленных (в представлениях науки) списков, в плане содержания отличаются от них характером выражаемых отношений между события­ми. По признаку отнесенности придаточной части к определенному ком­поненту главной части или к главной части в целом сложноподчинен­ные предложения делятся на одночленные и двучленные (нерасчлененные и расчлененные в другой терминологии). Одночленные сложнопод­чиненные предложения характеризуются значительно более тесной свя­зью между предикативными частями. Но этому делению соответствует еще одно важное функционально-семантическое различие, которое опре­деляется соотносительностью придаточной части этих предложений с типологически разными синтаксическими функциями. На уровне члена простого предложения этой оппозиции можно сопоставить противопо­ставление обстоятельства всем остальным членам предложения (функ­циям). Но на уровне сложного предложения сама эта оппозиция стано­вится значительно более резкой.

В этом очерке мы коротко остановимся на этих классификацион­ных основаниях и постараемся обратить внимание на связанные с ни­ми теоретические неясности и трудности.

1. Категория союзности - бессоюзности

Классификации, которые разрабатывались разными учеными в по­следние десятилетия, обычно начинаются делением сложных предложений на союзные и бессоюзные /Поспелов, 1950; Крючков, Максимов, 1969; Белошапкова, 1970, 1977, 1981; и др./, реже - на сочиненные и подчиненные /Гвоздев, 1968/. Содержание категории союзности, "опор­ный признак", кажется ясным: имеется ли в сложном предложении со­юз как показатель связи частей? Но чтобы ответить на этот вопрос, нужно ясно понимать, что такое союз. Понятие о союзе должно иметь такое определение, опираясь на которое можно было сделать одно из двух: или, противопоставив союзы каким-то другим аналитическим по­казателям связи, отграничить союзные предложения и от предложений с показателями "не союзами" (разного типа), и от предложений вооб­ще без аналитических показателей; или же, наоборот, объединить в по­нятии о союзе представления обо всех аналитических показателях свя­зи и тогда противопоставлять союзные сложные предложения бессоюз­ным, а далее классифицировать союзные в зависимости от типа анали­тического показателя. Но к сожалению, современное представление о союзе не позволяет сделать ни того, ни другого. Сложноподчиненными, а тем самым и союзными, называются сложные предложения, части ко­торых связаны не только союзами, но и такими показателями, которые заведомо не признаются союзами; по ряду важных признаков они про­тивопоставляются союзам и имеют собственное название - союзные слова. И это не просто терминологическая неувязка, за нею стоит тео­ретическое смешение, противоречие в отношениях между понятиями. Союзные слова, т.е. относительные местоимения и местоименные на­речия, выполняют функцию членов предложения в составе придаточной части, а связующую функцию они выполняют "попутно", благодаря сво­ей анафорической ориентации. Например: Горы, которые вчера еще бы­ли так живописно красивы, теперь имели угрюмый вид (В. Арсеньев). В том, что который - не союз, не усомнится никто,, но, следуя тради­ции, такие предложения мы называем союзными.

На это противоречие уже обращали внимание: о нем говорили И.А. Василенко /1955/, а позже С.Г. Ильенко /1976, 1982/, кото­рая предприняла попытку терминологически дифференцировать сочини­тельные и подчинительные отношения и союзы в сфере сложного пред­ложения. Бессоюзным предложениям она противопоставила не один тип союзных, а несколько типов сложных предложений с показателями свя­зи разной природы. В этой системе термин "бессоюзные предложения" подразумевает предложения вообще без показателей связи /1976, с. 31; 1981, с. 13/. Этот подход теоретически совершенно правомерен, хотя на данной стадии реализации и оставляет еще некоторые неясности. Все показатели, традиционно именуемые союзами, автор делит на сою­зы (называя так только сочинительные показатели) и "подчинители", которые тем самым остаются вне рамок категории союзов. Но это де­ление предполагает, что мы умеем отличать сочинительные отношения от подчинительных и "сочинители" от "подчинителей". К сожалению, это деление, и то с опорой на традицию, а не на ясные, проверяемые критерии, выполняется относительно четко только для ядра показате­лей связи частей сложного предложения. Что же касается очень широ­кой в данном случае периферии, то здесь дифференциация сочинения и подчинения трудна, а нередко и невозможна.

Пытаясь вычленить понятие бессоюзной связи в отличие от союз­ной, мы сталкиваемся и с другой трудностью. Есть немало таких по­казателей связи, которые в одних случаях, связывая части сложного предложения (или фрагменты текста), функционально сближаются с сою­зами, но в других употреблениях они же играют роль вводно-модальных компонентов (например, однако, правда, конечно и др.) или обнаружива­ют свойства частиц, т.е. уточняют синтаксические функции членов предложения или создают специфические пресуппозиции высказываний (на­пример, хотя (и), только, пусть и многие другие). Как интерпретировать возникающие здесь отношения? Говорить ли о функциональной омо­нимии разных "частиц речи" или, по примеру лексикографических опи­саний, признать, что служебные лексемы способны совмещать разнооб­разные функции без нарушения лексико-семантического тождества са­мим себе? И как оценить функцию таких слов во фразах: По счастли­вой случайности или еще почему-то, только сегодня ему везло (А. Гай­дар); Вот он, Макс (кличка медведя), мой ковёрный, вроде добродуцр-ный, а ведь может ни с того ни с сего вдруг взять и прихватить тебя (Ю. Никулин); Порожнем разве_ когда офицера подвезешь, и то своего, из начальства (В. Богомолов).

А.Ф. Прияткина, исследовавшая вторичные синтаксические связи в русском языке, считает необходимым строго разграничивать союзы и частицы, которые, хотя и выступают в связующей, т.е. союзной функ­ции, союзами при этом не становятся. Нам же представляется, что с позиций построения непротиворечивой классификации сложных предло­жений предпочтительнее другой подход. Мы исходим из того, что функ­ции соединителя двух сообщений или их частей (связующая, союзная функция) и уточнителя какого-либо компонента сообщения (функция ча­стицы) могут выполняться одной и той же языковой единицей. Естест­венно допустить, что в семантической структуре разных единиц этого типа удельный вес названных функций может быть разным. Не случай­но в работах, посвященных средствам связи частей сложного предло­жения, делаются попытки разграничить собственно союзы, союзы-ча­стицы, т.е. союзы, иногда выступающие как частицы, частицы-союзы, т.е. частицы, иногда выступающие как средства связи, и частицы "в союзной функции", для них окказиональной. Но этим тонким делениям должно предшествовать другое, более грубое, но принципиально важ­ное. Поскольку все имеющиеся классификации сложных предложений су­щественно опираются на классификацию связей, и именно союзных свя­зей, необходимо четко различать предложения, содержащие показатель связи частей, и предложения без такого показателя, т.е. "бессоюзные". Но и сам термин "бессоюзные" желательно было бы заметить, посколь­ку он подразумевает предложения без показателей связи вообще, а не только без союзной разновидности этих показателей. Вопрос же о спе­цифических статусах отдельных линейных показателей связи, в частно­сти, об их месте на шкале "союз - частица", правомерно ставить позже.

Показатель связи мы понимаем как сегмент плана выражения, вы­полняющий связующую функцию. Это может быть отдельное слово, соче­тание слов, контактное или дистантное; это может быть и морфема, и сочетание нескольких морфем (контактное или дистантное), и сочета­ние морфем с аналитическими, "словесными" уточняющими компонен­тами (что типично для агглютинативных, в частности алтайских, язы­ков). Поскольку показатели связи далеко не всегда являются словами (служебными словами), мы называем их функтивами (см. /Черемисина, 1973, с. 38/).