ИОЛ / 50

50. Литературная ситуация на грани 20-21 веков

Последние пятнадцать лет в истории нашей литературы по-особому значимы. Отечественная словесность, наконец, оказалась свободной от директивного идеологического давления. При этом литературный процесс отличался повышенным драматизмом и сложностью объективного характера.

Стремление воссоздать историю литературы последнего столетия во всей ее целостности (возвращение читателю насильственно не допущенных в Советское время произведений А. Платонова, М. Булгакова, Б. Пастернака, обэриутов, писателей серебряного века, эмигрантов и др.) едва не вытеснило современную литературу вообще. Толстые журналы переживали публикаторский бум. Их тиражи приближались к миллионной отметке. Казалось, что писатели-современники отодвинуты на периферию процесса и мало кого интересуют. Активная переоценка в «новой критике» культуры советского периода (»Поминки по советской литературе»), столь же категоричная, как и недавняя ее апологетика в официозной критике, вызвала чувство растерянности и у читателей, и у самих писателей. А когда в начале 90-х годов резко упали тиражи толстых журналов (в стране в активную фазу вступили политические и экономические реформы), новейшая литература вообще лишилась своей основной трибуны. Внутрикультурные проблемы еще более осложнились под воздействием внелитературных факторов.

В критике возникли дискуссии вокруг проблемы современного литературного процесса, раздавались голоса, ставящие под сомнение сам факт его существования. Некоторые исследователи утверждали, что крушение единой и обязательной системы идейно-эстетических установок, возникшая вслед за этим разнонаправленность литературного развития ведут к автоматическому исчезновению литературного процесса. И все-таки литературный процесс устоял, отечественная литература выдержала испытание свободой. Более того, в последние годы очевидно укрепление позиций современной литературы в литературном процессе. Особенно это касается прозы. Едва ли не каждый новый номер таких журналов, как «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Звезда», дарит нам новое интересное произведение, которое читают, о котором спорят и говорят.

Литературный процесс XX столетия представляет собой своеобразный феномен, заключающий в себе сложное взаимодействие разнонаправленных векторов эстетического поиска. Архитипическая коллизия «архаисты и новаторы» нашла свои формы воплощения и в литературе новейшего времени. Но при этом и писатели, тяготеющие к классическим традициям, и экспериментаторы-первопроходцы - все, в параметрах принятой ими художественной парадигмы, ищут формы, адекватные изменениям в сознании современного человека, новым представлениям о мире, о функции языка, о месте и роли литературы.

Изучение современного литературного процесса многоаспектно, предполагает анализ и систематизацию огромного фактического материала.

Некоторые исследователи постмодернизма склонны к пессимистическим прогнозам и полагают, что его история в России была «ошеломляюще бурной, но краткой» (М. Эпштейн), т.е. размышляют о нем как явлении прошедшем. Суждения И. Ильина еще резче: «Современное искусство есть дело развязного воображения, технического умения и организованной рекламы. Конечно, в этих высказываниях есть некоторое упрощение, но тиражирование приемов, самоповторы в последних произведениях известных постмодернистов В. Сорокина, В. Ерофеева и других свидетельствуют об исчерпанности «стиля». Да и читатель, видимо, начинает уставать от «смелости» в снятии языковых и нравственных табу, от интеллектуальной игры, размытости границ текста и запрограммированной множественности его интерпретаций.

Читатель сегодняшнего дня как один из субъектов литературного процесса играет в нем немаловажную роль. Именно его потребность в знании подлинных реалий истории, неверие в «художественно» преображенное прошлое в произведениях советской литературы, так много лгавшей о жизни, «выправлявшей» ее, спровоцировало колоссальный интерес к мемуаристике, ее настоящий расцвет в литературе последнего времени.

Читатель возвращает литературу к традиционным ценностям реализма, ждет от нее «сердечности», отзывчивости, хорошего слога. Именно из этой читательской потребности растет известность и популярность Бориса Акунина, например. Писатель грамотно вычислил системную устойчивость, сюжетную основательность детективного жанра (все так устали от бессюжетности, хаотичности художественного мира постмодернистских произведений). Он максимально разнообразил жанровые оттенки (от шпионского до политического детектива), придумал загадочного и обаятельного героя - сыщика Фандорина - и погрузил нас в столь привлекательную из исторического далека атмосферу XIX века. А хорошего уровня стилизованный язык его прозы довершил дело. Акунин стал культовым писателем со своим широким кругом почитателей.

Интересно, что на другом полюсе литературы тоже есть своя культовая фигура - Виктор Пелевин, гуру для целого поколения. Виртуальный мир его произведений постепенно заменяет его почитателям мир реальный, поистине они обретают «мир как текст». Пелевин, как мы уже отмечали выше, талантливый художник, прозревающий трагические коллизии в судьбе человечества. Однако читательское восприятие его творчества выявляет уязвимость и даже ущербность художественного мира, им создаваемого. Игра с «мнимостями», беспредельный нигилизм, ирония без границ оборачиваются мнимостью творчества. Писатель незаурядного дарования превращается в фигуру масскульта. Создав ожидаемый почитателями мир, автор становится его пленником. Не писатель ведет читателя, а аудитория определяет узнаваемое для нее пространство художественных поисков. Вряд ли такая обратная связь плодотворна для писателя, литературного процесса и, конечно, читателя.

Перспективы литературного процесса в России связаны с иными творческими тенденциями, с обогащением художественных возможностей реализма. Его рамки, как мы видим на примере творчества многих современных писателей, могут быть раздвинуты вплоть до модернистских и постмодернистских приемов. Но при этом писатель сохраняет нравственную ответственность перед жизнью. Он не заменяет собою Творца, а лишь стремится выявить его замысел.

И если литература помогает человеку уточнить время его существования, то «всякая новая эстетическая реальность уточняет для человека его реальность этическую» (И. Бродский). Через приобщение к эстетической реальности человек «уточняет» свои нравственные ориентиры, учится понимать свое время и соотносить свою судьбу с высшим смыслом бытия.

Литературный процесс в России рубежа XX-XXI веков вселяет уверенность в то, что литература по-прежнему необходима человеку и человечеству и верна великому предназначению Слова.

Итак, в науке о литературе и критике рубежа веков проблема определения и дифференцирования современной реалистической литературы остается нерешенной. Сложность характеристики реалистической системы объясняется многообразием ее стилевых течений и феноменов. «Реализм» выступает в виде индивидуальных художественных решений. Причем к авторам реалистического толка часто относят писателей, находящихся в стилевом отношении на крайних полюсах литературной среды.

В конце 1990-х годы не утихает волна интереса писателей к советскому прошлому, которое переосмысливается, как правило, с позиций неомифологизма. Духовно-нравственная переоценка советского периода, осмысление причин кризисного сознания человека рождают жанровые трансформации с ярко выраженным антиутопическим пафосом. Показательный пример жанрово-стилевого опыта представляет собой роман-житие «Дурочка» Светланы Василенко, внутреннее единство которого обретается на стыке исторической фактурности, мифологического сознания и натуралистичности повествования. Элементы художественной условности организуют образный уровень, становятся сюжетообразующими, формируя причудливую пространственно-временную композицию. Художественное время преломляется, соединяя исторические тридцатые и шестидесятые. Реалии сталинского времени, персонажи советского ряда переплетаются с фольклорными сюжетами и сказочными героями. Все повествование пронизано узорной метафоричностью христианских и фольклорных образов, напоминая народный лубок. Именно через фольклорные, мифологические категории «оценивается» бытийность советского времени. Стилевую глубину романа, обнажающего уродливую природу советского мироустройства, органично дополняет гротескная поэтика. Ярким примером ее служит создание образа села, прикинувшегося немым, чтобы «не слышать» призыв объединяться в колхоз. Гротеск, по законам которого в романе выстраивается советская линия, обнажил трагикомические противоречия между коммунистической мифологией и реальностью. Однако при всем хронологическом и стилистическом полифонизме повествование четко ориентировано на однозначно узнаваемую историческую реальность конца ХХ века. Она возникает как итог советского мироустройства. Сцена, когда дети посреди ночной степи ждут атомный удар, реалистически выверена автором и лишена всякой двусмысленности.

В современной реалистической прозе обновляется концепция личности, возникает новый тип психологизма, связанный с закрытостью современного человека, попытками переоценить традиционные духовные категории. Жанровые новообразования свидетельствуют о специфическом художественном мышлении авторов. Формируется новая модель повествования с нарушением пространственно-временных связей, усилением символических, знаковых элементов, ассоциативных цепочек и аллюзий. Актуализируется философское осмысление действительности, определяющее установку на мифологизм, расширяя и углубляя повествовательное пространство. Прием полистилизма в текстах молодых авторов имеет внутреннюю мотивировку – историческую, психологическую или сюжетную, – заменяя традиционные формы реалистической поэтики. Спецификой «рубежного» сознания обусловлены такие художественные тенденции, как антиутопический пафос, интерес к историческому прошлому, актуализация широкого спектра литературных традиций, интерес к феномену смерти и психическим отклонениям, тяготение к жанрово-стилевым экспериментам, проникновение в литературное пространство достижений кинематографа, театра и живописи.

Повествовательная манера писателей, работающих в рамках реалистической традиции, – таких как Л. Бородин, А. Варламов, С. Василенко, Б. Евсеев, А. Дмитриев, А. Терехов, свидетельствует, на наш взгляд, об экспериментальном отношении к традиции, жанрово-стилевом обновлении современной реалистической прозы. В ней вариативность мировидений, стремление к новым художественным решениям связаны с постановкой вопросов духовно-нравственного порядка, которые по-прежнему служат ориентирами творческого поиска «традиционной» литературы.