uchebniki_ofitserova / разная литература / Сборник_Историк и его эпоха

Е.А. Бауэр

(Нижневартовск)

Идея «Москва — Третий Рим» в интерпретации Я.С. Лурье

Немаловажное место в истории изучения идеи «Москва — Третий Рим» принадлежит трудам видного отечественного ученого Я.С. Лурье (1920– 1996) [1].

Конец XV–начало XVI вв. исследователь определяет как время скла( дывания политических теорий, объясняющих правомерность возвеличи( вания Русского государства. Объектом изучения Я.С. Лурье стала, в част( ности, «идеологическая борьба» в отечественной публицистике того вре( мени. В этой связи не осталась без внимания и «иосифлянская теория» «третьего Рима», которая часто сводится, преимущественно, к взглядам Зосимы [2] и Филофея и играет «определенную роль в формировании официальной идеологии русского самодержавия» [3].

Я.С. Лурье выделяет подходы дореволюционных, советских и запад( ных ученых к созданию идеи «Москва — Третий Рим».

Ученый обращал внимание на то, что, как полагали П.Н. Милюков, В. Малинин, М.В. Довнар(Запольский, М.А. Дьяконов, своеобразная русская идеология, включая теорию «Москва — Третий Рим», теснейшим образом связана с «Восточным Римом» — Византией. Историки и философы сле( довали прочной «историографической традиции», — отмечает Я.С. Лурье,

—по которой Русь представлялась наследницей греческих обычаев.

Видее «Москва — третий Рим» М.А. Дьяконов — автор наиболее авто( ритетного в дореволюционной науке исследования по истории политичес( ких идей древней Руси — усматривал окончательную формулу политичес( кой идеи русского самодержавия, — считает Я.С. Лурье. На его взгляд, в целом высказанное М.А. Дьяконовым мнение о развитии теории власти мос( ковских государей в дореволюционной исторической науке укладывалось в русло рассуждений об идее «византийского наследства». Суждения М.А. Дьяконова (а также его современников), — акцентирует внимание Я.С. Лу( рье, — опирались не на текстологический анализ памятников русской пись( менности, отражавших государственную идею, а на выстраивание логики возможного появления такой идеологии. Следует же обратить внимание на ряд памятников русской письменности, например, «Сказание о князьях вла( димирских», «Повесть о белом клобуке» (в Пространной редакции которой отразилось послание Филофея о Москве как третьем Риме [4]), которые, в ошибочном представлении М.А. Дьяконова, существовали параллельно и независимо от теории «третьеромизма», хотя и преследовали сходные цели: утверждали религиозное и политическое могущество Москвы.

Значительные коррективы в трактовку вопроса о формировании идео( логии Русского единого государства внесла историческая наука советского периода, — считает Я.С. Лурье. Теория «Москва — Третий Рим», как стали справедливо отмечать исследователи, не сводилась лишь к передаче столь

51

значимой идеи «византийского наследства». Советские историки строили свои умозаключения, основываясь на текстологическом анализе памятни( ков, отражавших идею «Москва — Третий Рим». Например, Я.С. Лурье счи( тает существенными наблюдения Н.Н. Масленниковой о том, что послания Филофея предназначались Ивану IV, а их автор не был борцом за «визан( тийское наследство» в прямом смысле слова (эти качества нередко припи( сываются ему иностранными исследователями), он скорее ратовал за окон( чательное уничтожение неверных и торжество православия. Я.С. Лурье скло( нен разделять мнение М.О. Скрипиля, что нет оснований причислять «По( весть о Царьграде» к числу памятников, предвосхитивших теорию «Москва

— Третий Рим», и , подобно Р.П. Дмитриевой, говорит про первоначальность «Посланий» Спиридона(Саввы по отношению к «Сказанию о князьях вла( димирских». Все эти суждения, основанные на тщательном изучении тек( стов памятников древнерусской письменности, на взгляд Я.С. Лурье, дают основания к переосмыслению идеи «третьеромизма» [5].

По словам Я.С. Лурье, американец В.К. Медлин и немец Г. Штекль — пред( ставители западной историографии русских общественных движений — вто( ря дореволюционным историкам, утверждают, что теория «Москва — Третий Рим» есть результат проявления особенностей «восточной» идеологии Руси, столь отличной от европейской духовной истории. Данная идея, по словам В.К. Медлина, легла в основу московской официальной идеологии, главным принципом которой является соответствие «универсальной империи» и «уни( версальной церкви». Одновременно Я.С. Лурье касается точки зрения И. Де( нисова, который, наоборот, усматривал в теории «третьеромизма» (в которой, кстати, последним звеном должен был стать Новгород или Волоколамск — «цитадель новаторов(иосифлян») поворот патриархальной провинции Кон( стантинопольской церкви лицом к Западу. «Противники иосифлян… были враждебны католическому влиянию и поддерживали традиционные связи с греческой церковью», — писал И.Денисов, — в то время как архиепископ Нов( городский Геннадий ориентировал Россию в европейском направлении [6].

Я.С. Лурье заинтересовали источники творчества Филофея, роль кото( рого незаслуженно занижалась в исследованиях советских ученых по исто( рии русской общественной мысли XVI в. Я.С. Лурье попытался выяснить, на чем основывалась идея о трех мировых царствах, сменяющих друг друга [7]. Он заметил, что в своих посланиях Филофей ссылается на библейские пророческие книги, в которых приводится толкование странного видения — орла с тремя головами. Такому образу давалось следующее объяснение: три головы символизируют царства, которые будут иметь власть в последую( щие годы, хотя в библейских текстах содержится и иная интерпретация — три головы орла олицетворяют страшные и неблагочестивые царства.

Однако третья книга Ездры, в которой говорилось о мифических симво( лах, была переведена с латинского представителями литературного кружка во главе с новгородским архиепископом Геннадием. Поэтому, как думается Я.С. Лурье, Д.Н. Стремоухов в 1953 г. и высказал предположение, «что, созда(

52

вая теорию трех мировых царств, Филофей находился под воздействием Ген( надиевского кружка и переводчика Библии доминиканца Вениамина» [8]. Последний, вероятнее всего, третью голову орла сравнивал со Священной Римской империей, но русский переводчик Дмитрий Герасимов мог отнести это пророчество к Москве, символом которой в это время стал двуглавый орел.

Я.С. Лурье представляется, что публицисты конца XV–начала XVI вв. оценивали происходящие в стране события, исходя из промосковского или антимосковского взгляда. Так, Русское государство в глазах членов упо( мянутого кружка символизировало силу, которая завершает беззакония Рима и Византии. Позднее пскович Филофей, признававший власть мос( ковских государей, с собственной идеологической позиции нарисовал об( раз «Третьего Рима», возвеличивая Русскую державу во главе с Москвой.

Я.С. Лурье принадлежит критический разбор второго издания книги немецкой исследовательницы Х. Шедер «Москва — Третий Рим» (1957) [9]. В этой книге, имеющей, в оценке ученого, несомненный филологичес( кий интерес, детально изучены памятники древнерусской публицистики, в том числе, сочинения Филофея. Со времени появления данной моногра( фии в 1929 г. она неизменно цитируется во всех иностранных исследова( ниях о творчестве Филофея.

Однако тот факт, что по прошествии почти тридцати лет автор счел необходимым переиздать книгу, практически без изменений и дополнений, неблагоприятным образом отразился на научном успехе книги, — находит Я.С. Лурье. Хотя Х. Шедер и был несколько расширен список литературы с указанием последних работ по данной теме, однако основной текст кни( ги остался неизменным. Оценка исследовательницей памятников, содер( жащих теорию «Третьего Рима», традиционна и «очень мало оригиналь( на», — заключает Я.С. Лурье [10].

В его глазах в книге Х. Шедер изложение материала теснейшим обра( зом связано с построением М.А. Дьяконова и других русских историков дореволюционного периода, которые неправомерно обнаруживали в Рос( сии начала XX в. атмосферу византийско(русской идеологии. Я.С. Лурье также сожалел о невнимании Х. Шедер к работам Р.П. Дмитриевой. Воп( рос о происхождении Сказания о князьях владимирских, являвшийся пред( метом ее монографического исследования, активно обсуждался Я.С. Лу( рье в переписке с А.А. Зиминым. Я.С. Лурье в вопросе об истории Сказа( ния был ближе к точке зрения Р.П. Дмитриевой, чем А.А. Зимин. Яков Соломонович высказал в письмах ряд соображений, которые не получили отражения в его опубликованных работах, как полагает В.Г. Вовина(Лебе( дева, «просто потому, что он специально не занимался этим вопросом» [11]).

Важным упущением Х. Шедер осталось также игнорирование работы М.О. Скрипиля, изучавшего рукописные сказания о Вавилоне. Я.С. Лурье указывает и на то, что немецкой исследовательнице надлежало обратить( ся и к трудам Н.Н. Масленниковой (которая была лишь упомянута во вто( ром издании книги).

53

По словам Я.С. Лурье, исследования последних лет внесли серьезные коррективы в построение образа Филофея и его теории и во многом видоиз( менили ранние представления о характере и датировке большинства лите( ратурных памятников, разобранных Х. Шедер. Так, нет оснований утверж( дать, будто теория «Москва — Третий Рим» являлась краеугольным камнем идеологии Русского государства, поскольку известно, что правители XVI в. не ссылались на данную теорию, предпочитая ей версию родословной от Августа(кесаря, изложенную в «Послании о Мономаховом венце» Спири( дона(Саввы. Сочинения конца XV в. не подтверждают и мнения Х. Шедер о связи «идеи самодержавной власти» с византийскими традициями.

Обратим внимание на то, что Я.С. Лурье (едва ли не единственный) задался вопросом о воздействии идеи «Третьего Рима» на политические взгляды первого русского царя и его страстного обличителя Андрея Курб( ского [12]. Я.С. Лурье подчеркивается традиционность взглядов оппонентов. В глазах Ивана IV и беглого боярина, вне всякого сомнения, Москва должна оставаться «Третьим Римом». Один из пунктов спора, хотя прямо не обозна( ченный, — кто создает угрозу гибели России наподобие Византии? Курбский, бесспорно, разделяет представление о Московском государстве как о един( ственнойвмирестране,сохранившейистинноеправославие.Так,Россиюкнязь называет «Святорусским царством» и «Святорусской землей» [13].

В целом, считает Я.С. Лурье, теории «Москва — Третий Рим» выпа( ла необыкновенно счастливая судьба в истории древнерусской письмен( ности. Со времени введения в научный оборот посланий Филофея (се( редина XIX в.) идея «Третьего Рима» не выходила из поля зрения исто( риков и литературоведов. Однако, несмотря на большой интерес, как это ни парадоксально, история публицистической мысли XV–XVI вв. почти не была исследована в дореволюционной науке, — констатирует Я.С. Лурье. Вместе с тем, нередко отечественные исследователи совер( шают одинаковую ошибку — они не различают памятники, содержащие идею единства Руси, и сочинения официального характера. Сделать это можно, если обратиться к изучению среды возникновения памятника,

— пишет ученый.

1.Ганелина И.Е. Я.С. Лурье: история жизни // In memoriam: Сб. памяти Я.С. Лу( рье. СПб., 1997. С.5–40; Панеях В.М. Историографичекие этюды. СПб., 2005. С.152–165; Творогов О.В. Я.С. Лурье (1920–1996) // Труды Отдела Древнерус( ской литературы (далее — ТОДРЛ). СПб., 1996. Т.49. С.535–536.

2.Лурье Я.С. Зосима // Словарь книжников и книжности Древней Руси (далее — СККДР). Л., 1988. Вып.2. Ч.1. С.364 — 367.

3.Лурье Я.С. Иосиф Волоцкий как публицист и общественный деятель // Послания Иосифа Волоцкого / Подгот. текста А.А. Зимина и Я.С. Лурье. М.; Л., 1959. С.96.

4.Лурье Я.С. Повесть о белом клобуке // СККДР. Л, 1989. Вып.2. Ч.2. С.215.

5.Лурье Я.С. Идеологическая борьба в русской публицистике кон. XV–нач. XVI в. М.; Л., 1960. С.353–357.

6.Там же. С. 24.

54

7.Лурье Я.С. Заметки к истории публицистической литературы кон. XV — первой пол. XVI в. // ТОДРЛ. М; Л., 1960. Т.16. С.457 — 465.

8.Там же. С.458.

9.Лурье Я.С. О возникновении теории «Москва — третий Рим» // ТОДРЛ. Т.16. С.626–633.

10.Лурье Я.С. Идеологическая борьба… С.352.

11.Вовина(Лебедева В.Г. Переписка А.А. Зимина и Я.С. Лурье (1951–1963) // Ис( торик во времени: Третьи Зиминские чтения в Российском государственном гу( манитарном университете. М., 2000. С.116.

12.Лурье Я.С. Переписка Ивана Грозного с Курбским в общественной мысли Древ( ней Руси // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1993. С.214, 227 (229, 238 (240, 248 (249.

13.Там же. С.228.

Е.Н. Солодкина

(Нижневартовск)

Англо русские отношения второй половины XVI века

воценках С.В. Бахрушина и Ю.В. Готье

Втрудах выдающихся отечественных историков первой половины ХХ в. нашел отражение, в частности, начальный этап русско(английских связей.

По мнению С.В. Бахрушина, западные соседи России держали ее в бло( каде, поэтому открытие англичанами беломорского пути в Русское госу( дарство имело для него «исключительно важное значение», т.к. после ут( раты Нарвы в 1581 г. «корабль Ченслера, проехавший в устье Двины, в сущности, прорвал блокаду, тяготевшую над Москвой» [1].

Ученый писал, что в обмен на металл, материи и другую продукцию за( падноевропейских мануфактур англичанам требовались русское сырье и продукты сельского хозяйства (лен, сало, пушнина). С.В. Бахрушин указы( вал, что англичане ввозили в Россию материи, кружева, олово и другие ме( таллы, жемчуг, ювелирные изделия, краски, вина, соль [2]. О размерах анг( лийской торговли в России дают представление встречные иски московс( ких и английских купцов, бывшие предметом дипломатических перегово( ров 1589 г. [3] По заключению ученого, «английские купцы извлекали из торговли с Русским государством громадные барыши, но… сами они не вы( полняли принятых на себя обязательств» [4]. Англия стремилась подчинить себе Россию экономически, что вызывало естественное противодействие со стороны русского купечества [5]. В Нарву англичане ездили вплоть до заво( евания ее шведами; на всем протяжении главных дорог были устроены тор( говые дворы, служившие складами и перевалочными пунктами по пути в столицу и к волжскому пути, на который выходили в Ярославле. При этом основной целью англичан, — полагал С.В. Бахрушин, — являлось проник( новение на Восток. Установлению прочных и постоянных политических и торговых связей с государством Елизаветы I на рубеже XVI–XVII вв. много способствовал сам Борис Годунов [6]. С.В. Бахрушин за основное направле(

55

ние внешней политики Ивана IV принимал западное; целью Грозного яко( бы был прорыв блокады со стороны Польши, Ливонии, Литвы, почему в Москве с удовлетворением встретили установление прямых связей с Анг( лией через Белое море в 1553 г. [7] С.В. Бахрушину думалось, что полити( кой сближения с Англией выражали недовольство консервативные круги московского боярства и дьячества, но жизненные потребности обеих стран были сильнее реакционных поползновений отдельных придворных групп. К примеру, сторонником продолжения и углубления прежней политики в отношении Англии выступил Б. Годунов [8].

В представлении Ю.В. Готье, Иван Грозный понимал все выгоды прямых торговых и политических сношений с европейскими странами. Уже первый прием Грозным Ченслера и его спутников поразил англичан своей теплотой и любезностью. Ни с одним государством у русских при Иване Грозном не было такого частого обмена посольствами, как с Англией. Вопрос о военном союзе являлся самым важным государственным вопросом в русско(английских сно( шениях третьей четверти XVI в., хотя не вышел за пределы доверительных переговоров, — писал Ю.В. Готье. По его мнению, «тонкий политик» Иван IV, завязывая контакты с Англией, надеялся на ее помощь «в грядущей тяжелой войне» за Ливонию. Но ученый признавал «довольно трудным» положение Англии в то время, т.к. беломорский путь еще только осваивался, а путь к Нарве преграждали корсары. При этом основной целью англичан, разумеет( ся, преследовавших в России «собственные выгоды», было, с точки зрения Ю.В. Готье, проникновение «в направлении Индии и Китая»[9].

С.В. Бахрушин и Ю.В. Готье коснулись и культурных связей двух стран в эпоху Ивана Грозного, Бориса Годунова и Елизаветы Великой. Так, С.В. Бахрушин назвал сочинение Дж. Флетчера прекрасным описанием Мос( ковского государства, очень расширявшим географический кругозор его соотечественников [10].

Гораздо существеннее, чем образовательные поездки русских людей в Англию, по убеждению С.В. Бахрушина, стали те научные навыки, кото( рые подданные Ивана IV и его преемников усваивали на практике у себя на родине от приезжих английских специалистов, прежде всего военных.

Как отмечали Ю.В. Готье и С.В. Бахрушин, благодаря знакомству с «мос( ковитами» значительно расширялись познания англичан в области геогра( фии Восточной Европы, Средней и Северной Азии [11]. Историки, в част( ности, обратили внимание на то, что в 1566 г. англичане Т. Соутэм и Д. Спарк исследовали на лодках водный путь от Холмогор до Новгорода по Белому морю, а С. и У. Барроу, А. Пэт и Ч. Джекмэн оставили короткие заметки о туземцах Кольского полуострова и ненцах низовий Оби [12]. Ю.В. Готье указывалось, что Грозный приглашал английских врачей, из Англии посылались в Москву и другие специалисты [13].

Таким образом, трудам С.В. Бахрушина и Ю.В. Готье следует отвести заметное место в историографии русско(английских отношений второй по( ловины XVI–первых лет XVII вв.

56

1.Бахрушин С.В. Науч.труды. М., 1954. Т.2. С.310–311.

2.См.: Бахрушин С.В. Науч.труды. М., 1952. Т.1. С.180.

3.Там же. С. 46, 180; История Москвы: в 6 т. М., 1952. Т.1. С.169.

4.История Москвы. Т.1. С.170.

5.Бахрушин С.В. Науч.труды. Т.2. С.311.

6.Готье Ю. и Бахрушин С. Культурные и политические связи России и Англии в XVI — XVII вв. // Исторический журнал. 1941. №12. С.66.

7.История дипломатии. М., 1941. Т.1. С.201.

8.Готье Ю. и Бахрушин С. Культурные и политические связи. С.66–67.

9.Там же. С.64–65. Т.Г. Гольдберг тоже представлялось, что Иван IV был заинтере( сован в установлении экономических связей с Англией, т. к. готовился «к борь( бе за Балтику» (Гольдберг Т.Г. Из посольских даров XVI–XVII вв. Английское серебро // Гос. Оруж. палата Моск. Кремля: сб. науч. тр. М., 1954. С.438).

10.Готье Ю. и Бахрушин С. Культурные и политические связи. С.69.

11.Бахрушин С.В. Исторический очерк заселения Сибири до половины XIX в. // Очерки по истории колонизации Севера и Сибири. Пг., 1922. Вып.2. С.22; Готье

Ю.и Бахрушин С. Культурные и политические связи. С.64, 68–70.

12.Готье Ю. и Бахрушин С. Культурные и политические связи. С.66.

13.Там же. С.65.

Я.Г. Солодкин

(Нижневартовск)

Сибирское летописание XVII века в трудах Н.Н. Покровского

Проблемы духовной культуры позднего русского средневековья полу( чили разностороннее отражение в творчестве выдающегося современного отечественного историка академика Н.Н. Покровского [1]. Ученый не раз обращался и к вопросам становления сибирской летописной традиции, весьма интенсивно развивавшейся на протяжении без малого двух веков.

По его мнению, «истоки сибирского летописания» восходят «своими корнями во времена легендарной эпопеи Ермака»; начальные этапы мест( ной летописной традиции сменяются в первой половине XVII в. создани( ем Есиповской и Строгановской летописей (повестей), за которыми сле( дуют общесибирские летописные своды, ряд которых открывает Томская записная книга [3]. (Возможно, к периоду зауральского похода казачьей вольницы Н.Н. Покровский склонен был отнести Кунгурский летописец, если не его протограф, или «написание» (далее — Н), переданное ветера( нами этого похода архиепископу Тобольскому Киприану, хотя в других ис( следованиях такая мысль обоснования не получила).

С точки зрения Н.Н. Покровского, «ядром сибирского летописания» стал синодик «ермаковым казакам» (далее — С), подлинник которого на( шла Е.К. Ромодановская, хотя «гиперкритическое отношение к источнику (только что названному — Я.С.) чуть было не привело к объявлению его подложным». Исследователь, вероятно, имеет в виду суждение В.И. Сер( геева, полагавшего, что заключительная, 37(я, глава Основной редакции

57

Есиповской летописи (далее — ЕЛ) — «якобы синодик Киприана», но в действительности это не соборный «помянник», т. к. здесь отсутствуют имена атаманов и казаков, павших в боях с «кучумлянами» [4].

Е.К. Ромодановская пришла к выводу, что Погодинский летописец (по( зднее исследовательница писала о его протографе) и есть то Н, которое, по свидетельству Саввы Есипова, принесли сподвижники Ермака тобольско( му «первопрестолънику» Киприану, что позволило составить С по инициа( тиве «доброго пастыря». Суждение Н.Н. Покровского на этот счет, отчасти предвосхитившее мысль А.Т. Шашкова, — более сдержанно: в ранее прини( мавшейся за позднюю редакцию ЕЛ «Повести летописной…» есть «части несомненно отразившие древнейшие записи очевидцев о походе Ермака» [5]. Вслед за Е.И. Дергачевой(Скоп [6] Н.Н. Покровский не исключает, что возможным автором Строгановской летописи (далее — СЛ), скорее всего имевшей общий источник с ЕЛ, был князь С.И. Шаховской(Харя.

Вкниге, написанной вместе с В.А. Александровым, Н.Н. Покровский отмечал, что к 40(й годовщине знаменитой экспедиции за «Камень» [7] Киприан — «видный сторонник Романовых», ставший инициатором уве( ковечивания памяти Ермака, — собрал ветеранов «Сибирского взятия», которые принесли на владычный двор имевшееся у них Н, используя ко( торое архиепископ составил отличающийся литературными достоинства( ми С [8]. (Так считал и С.В. Бахрушин, заключивший, что Н возникло не позднее начала царствования Бориса Годунова). При этом авторы широко известной монографии о Сибири XVII в., подобно Е.И. Дергачевой(Скоп

иВ.И. Корецкому, думают, что источником «начавшегося летописания», отразившего перипетии вхождения «Закаменьской страны» в состав Рос( сии, стали рассказы побывавших в Москве «ермаковых казаков» [9]. От( метим, что, судя по ЕЛ, соратники легендарного атамана сочинили Н в от( вет на просьбу Киприана вспомнить, как они «приидоша» в Сибирь, где сражались с «погаными» и кто из казаков «на драке» [10] погиб, а версию о возникновении едва ли не первого нарративного произведения о круше( нии ханства Кучума в российской столице следует отклонить [11].

На взгляд Н.Н. Покровского, «сибирские летописи представляют уни( кальный пример сознательного возрождения традиций и норм летописа( ния в тот период, когда в общерусском масштабе этот важнейший истори( ографический и литературный жанр… сходит со сцены» [12]. (Последний тезис нередко оспаривался, в частности, в исследованиях А.П. Богданова и В.И. Корецкого). Вместе с тем, Н.Н. Покровскому кажется, что «если в начале основных ветвей сибирского летописания лежат памятники, во многом напоминающие исторические повести (ЕЛ и СЛ. — Я.С.)…, то в дальнейшем черты летописной формы выступают весьма отчетливо, авто( ры сознательно строят свое повествование именно как летописное… с фор( мальной… и с содержательной стороны» [13].

Впредпосланной изданию сочинений «группы ЕЛ» статье Н.Н. Покров( ский и Е.К. Ромодановская усматривают своеобразие сибирских летописей

58

в сочетании и взаимопроникновении традиционных и новаторских черт. Две основные линии в развитии летописной традиции Сибири, по мнению ис( следователей, представляют сложившиеся независимо друг от друга ЕЛ и СЛ, самостоятельно бытовавшие до того времени, когда происходит объе( динение развивавшихся в этих произведениях «концепций» включения «Кучумова царства» в состав России. Протографом «Сказания» Есипова — «официальной летописи местного значения», где отряд Ермака изображен орудием Бога в борьбе с «неверными», и анонимного «писания», созданного по заказу Строгановых, чтобы прославить их заслуги в присоединении еще одного татарского «юрта» к Московскому государству, Н.Н. Покровский и Е.К. Ромодановская считают легший в основу местной летописной тради( ции С или (как поступал С.В. Бахрушин) Н [14]. Источниками ЕЛ ученым представляются составленный при участии ветеранов завоевания татарско( го ханства С, «есиповская» редакция которого образует своеобразное при( ложение к «тетрадям» владычного дьяка, а также более ранняя относитель( но краткая летопись («писание», «распространенное» софийским приказ( ным), какой(то татарский летописец, рассказы очевидцев «Сибирского взя( тия». Помимо двух главных — Основной (1636 г.) и Распространенной (конца XVII в.), Н.Н. Покровский и Е.К. Ромодановская выделяют Забелинскую и Лихачевскую редакцию ЕЛ, а также ее Абрамовский и Титовский виды. В оценке исследователей, относящейся ко второй половине XVII в. Лихачев( ской редакции «Повести о Сибири и о сибирском взятии» присущи «каза( чья струя», фольклорная трансформация фактов, дополнения из СЛ и недо( шедших до нас источников, в том числе, устного происхождения. Забелинс( кая редакция «гистории» Есипова, возникшая не позднее конца того же сто( летия, признается ее «беллетристической обработкой», где налицо занима( тельность, живость изложения, использование «народно(поэтических» ху( дожественных средств. В Титовском виде, созданном до рубежа XVII–XVIII вв., «Списание» дьяка трех кряду тобольских архиепископов подверглось правке в «документально(книжном стиле», а оценка присоединения Сиби( ри к Московскому царству приобрела «христианско(апологетические» чер( ты. Н.Н. Покровский и Е.К. Ромодановская находят крайне противоречи( выми идейные позиции «автора» ЕЛ Абрамовского вида (приблизительно середина XVII в.), где стилистика «есиповского» текста заметно изменена.

Исследователи, подобно Е.И. Дергачевой(Скоп и А.В. Лаврентьеву, на( ходят, что Румянцевский летописец, вероятно, предшествовал «Повести о Сибири…» редакции 1636 г. Вместе с тем, Н.Н. Покровский и Е.К. Ромода( новская предполагают, что этот летописец представляет собой сокраще( ние ЕЛ с целью ее включения в какой(то общерусский свод [15].

Следуя наблюдениям Н.А. Дворецкой, авторы предисловия к изданию ЕЛ и родственных ей сочинений различают пять редакций Сибирского ле( тописного свода (далее — СЛС), но дополнительно указывают на Томский вид Нарышкинской редакции (далее — Нр) этого памятника, где опущены многие «тобольские» известия, зато налицо повышенный интерес к адми(

59

нистраторам Томска. Как представляется Н.Н. Покровскому и Е.К. Ромо( дановской, КЗ и Головинская редакция (далее — Г) обширного свода, сло( жившегося в Тобольске, передают сведения не дошедшей до нас местной летописи; в более поздних разновидностях СЛС «реалистические, быто( вые черты» опускаются, текст стандартизируется, превращаясь в своеоб( разный исторический справочник. Начало произведения заменяется в Г особой редакцией ЕЛ (со вставками из Казанской истории), переходной от Основной к Распространенной; последняя сопутствует Нр и ряду дру( гих редакций СЛС. Эти разновидности «Сказания» Есипова порой близ( ки к московскому Новому летописцу. По допущению Н.Н. Покровского и Е.К. Ромодановской, КЗ отражает «процесс создания самого свода, не ут( вердившегося еще в окончательной форме». На их взгляд, Шлецеровская же и Академическая редакции свода, появившиеся во второй четверти XVIII в., обнаруживают зависимость соответственно от Нр и КЗ [16].

Н.Н. Покровский и Е.К. Ромодановская находят ЕЛ — «важнейший па( мятник сибирской исторической мысли XVII века» — и близкие к ней со( чинения «первой серьезной попыткой местного самосознания понять и оценить присоединение» к России «юрта» Кучума и представить судьбы «Закаменьской страны» вообще «в наиболее традиционной, типичной для этой цели форме, идущей от начальных этапов русского летописания» [17].

Как отмечал Н.Н. Покровский, в XVII в., наряду с общесибирскими летописями, создавались и городовые сочинения такого рода (например, в Томске, Березове, Иркутске, Тобольске). В этих произведениях, сочетаю( щих «городские, общесибирские и общерусские мотивы», любопытны от( ражение «внешнеполитических задач страны на Востоке», событий мос( ковских и сибирских «бунтов», «детальный интерес к истории государ( ственного административного аппарата», церкви. «В городовых летописях гораздо чаще (чем в общесибирских, т. е. СЛС. — Я.С.) встречаются реа( лии обычной городской жизни», а «со временем им начинает уделяться все большее внимание» [18].

Стало быть, Н.Н. Покровский высказал ряд интересных выводов и на( блюдений относительно зарождения и эволюции летописания в Сибири XVII в., а также определил некоторые задачи дальнейшего исследования этого вида книжной культуры, в частности, как особого направления транс( формации исторического сознания.

Считается, что «на основе работ сибирских археографов уже создана сейчас история раннего этапа сибирской литературы, … создана история сибирского летописания» [19]. Высказано и мнение, что «школа Н.Н. По( кровского смогла опереться на опыт источниковедческих работ А.И. Анд( реева — автора «Очерков по источниковедению Сибири»», что позволило сибирским ученым выступить «пионерами в области изучения региональ( ного источниковедения» [20]. При этом, однако, забывается про работы И.И. Тыжнова, С.В. Бахрушина, первые исследования Е.И. Дергачевой( Скоп и Н.А. Дворецкой.

60