uchebniki_ofitserova / разная литература / Соколов_Мотивация труда

Соколов А.К.

Советская политика в области мотивации и стимулирования труда (1917 — середина 1930-х годов)

Труд в СССР — есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства

   На основе ретроспективного анализа советских законодательных и нормативных актов в области труда можно выделить за длительный период времени различные аспекты его мотивации и стимулирования, сочетающие в себе методы материального вознаграждения, насилия, принуждения, морального поощрения, выяснить, какие из них были главными и чем обуславливалось преобладание той или иной тенденции на отдельных этапах развития советской системы. При этом следует иметь в виду, что вне исторического контекста и без учета конкретно-исторических обстоятельств ни один акт, регулирующий отношения на производстве, в том числе касающиеся рабочих и трудовых коллективов, не может быть понят и объяснен. Политику советской власти, выраженную в кодексах, законах и постановлениях по труду, невозможно также понять без изучения изменения теоретических представлений большевиков о том, как они мыслили себе место трудовых отношений в построении социализма, а это неизбежно ведет ко времени революции, когда их идеи стали воплощаться в жизнь. В конечном счете, именно практическая неразрешенность трудовых проблем привела к крушению советской модели социализма. Ретроспективный анализ важен еще и потому, что в свете особенностей советской идеологии на всем протяжении истории Советского Союза происходила прямая перекличка времен и апелляция к совершенному в стране революционному перевороту, который преследовал цель поставить человека труда в центр внимания общества.

I

   Перестройка трудовых отношений в стране началась еще после Февральской революции 1917 г. Последовательно провозглашались самые демократические на то время преобразования в этой области. В составе Временного правительства было образовано Министерство труда, неизменно возглавляемое социалистами. Был открыт широкий простор для создания профсоюзов, прочих рабочих организаций, призванных регулировать отношения предпринимателей с рабочими и защищать их интересы. Сотни и тысячи подобных организаций возникали по отраслям, регионам, по всем, как говорится, «городам и весям». Часть этих организаций сыграла заметную роль в подготовке и осуществлении Октябрьского переворота (отдельные профсоюзы, фабзавкомы, органы рабочего контроля и др.).

   Большевики, пришедшие к власти в октябре 1917 г., немедленно пытались претворить в жизнь марксистские положения о труде, «освобожденном от капиталистических оков», и своими декретами сразу же и немедленно стали проводить в жизнь наиболее значимые завоевания рабочего движения в странах Запада. Отныне Россия провозглашалась Республикой Труда. Вопросы его организации, повышения производительности уже в силу этого должны были встать в центр политики новой власти. «Производительность труда, – писал Ленин, – это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя»¹. Согласно большевистским воззрениям, массы сами должны были на практическом опыте приходить к убеждению, что уровень их благосостояния зависит исключительно от дисциплинированности их собственного труда, а главная роль в создании такой дисциплины отводилась профсоюзам. Именно профсоюзы, по идее, должны были с самого начала стать партнерами новой власти и отвечать за политику в области стимулирования труда путем заключения коллективных договоров между администрацией и рабочими организациями. Сюда входило установление норм выработки, оплаты труда, тарификация, контроль за состоянием производственной дисциплины и пр. Таким образом, вопросы трудовой дисциплины оказались в центре внимания политики большевиков, что объясняется целым рядом обстоятельств. Во-первых, российская экономика в этот период находилась на грани полного развала; во-вторых, большевистские лидеры отчетливо осознавали общие черты экономической отсталости России по сравнению с Западом, в-третьих, они невысоко в целом оценивали трудовой потенциал российских рабочих, делая ставку преимущественно на так называемых «сознательных пролетариев». В результате трудовая дисциплина в советское время получила весьма широкое толкование как главный способ мотивации труда, включая широкий спектр обязательств со стороны рабочих: активное и добросовестное отношение к работе, заботу о машинах и оборудовании, соблюдение распорядка и правил на производстве, борьбу с прогулами и опозданиями и пр.

   Вместе с тем теоретические положения марксизма о свободном творческом созидательном труде на благо общества не имели под собой твердой практической почвы, и большевистское руководство слабо представляло, каким образом создавать более высокую производительность труда применительно к российским условиям. Поэтому большевистские лидеры поначалу были склонны полагаться на так называемую «творческую инициативу масс». И действительно, ставка на «освобожденный труд» породила настоящий взрыв трудовых инициатив, призванных «снизу» регулировать трудовые отношения. В неопубликованной в свое время работе «Как нам организовать соревнование», написанной в декабре 1917 г., Ленин уделил этой стороне дела немало страниц, которые находили отражение в советских декретах. Бросается в глаза, что статья была буквально наполнена чувством социальной вражды, которая распространялась не только на «капиталистов – организаторов подневольного труда», но и на их «лакеев», «прихлебателей и приживальщиков» из интеллигенции, «шкурников», стремящихся «урвать кусок побольше и удрать», разгильдяев, жуликов, тунеядцев, «безруких», хулиганов и пр. Источником новых форм труда, по Ленину, должны были стать инициатива и таланты, «которых в народе непочатый родник», а также «всенародный учет и контроль», методом же внедрения – широчайшая пропаганда трудовых достижений. Ленин пишет о разнообразии трудовых инициатив как «ручательстве их жизненности», а «порукой успеха» их – «очистка земли российской от всяких вредных насекомых, от блох – жуликов, от клопов – богатых и прочее и прочее». В одном месте, пишет он, – посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы. ... В другом – поставят их чистить сортиры. В третьем – снабдят их, по отбытию карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ до их исправления надзирал за ними, как вредными людьми. В четвертом – расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом – придумают комбинацию из этих средств ...². Как видим, речь идет не столько о разнообразных, сколько о весьма своеобразных инициативах, которые тем не менее оказались востребованными в советской истории. Степень их распространенности после революции – особый вопрос, которому современная литература уделяет довольно пристальное внимание.

   Несколько обстоятельств сказались на становлении системы трудовых отношений в Советской России. Во-первых, это характер русской революции с ее острой направленностью против нетрудящихся («буржуев», «эксплуататоров», «паразитов»), якобы враждебных «пролетариям с мозолистыми руками», т.е. рабочим и крестьянам. В октябре 1918 г. общее собрание рабочих Петроградского трубочного завода, сваливая развал производства на администрацию, заявило, что рабочие сами «без этих господ, мечтающих о порядке и дисциплине из-под палки» призовут к порядку остальных товарищей и сами себе продиктуют трудовую дисциплину. Собрание постановило привлекать к товарищескому суду рабочих, замеченных в бесцельных шатаниях по заводу, и увольнять за несвоевременный уход с работы и за опоздание на работу, а также за неявку в течение трех дней после предоставленного отпуска³. Завком Путиловского завода в декабре 1918 г. обратился к рабочим с призывом покончить с хищением изделий и материалов, с «этим гнусным явлением старого режима». Завком предупреждал, чтобы рабочие не покидали производственных мест, что нарушение будет рассматриваться как злостное злоупотребление и нежелание подчиняться общепролетарской дисциплине. Имена нарушителей будут доводиться до руководства рабочих организаций и публиковаться в прессе⁴.

   Другое обстоятельство имеет более сложное и противоречивое объяснение. С одной стороны, наблюдалась попытка создать своего рода культ труда, воплощенный, однако, более в лозунгах и символах эпохи, чем в реальной практике. С другой, – существовало представление о труде как о тяжелой, тягостной доле, от которой революция обязана если не избавить, то максимально облегчить ее. Объявленная большевиками свобода для рабочих и крестьян нередко вела к желанию манкировать, не выполнять прямые обязанности, необходимые для элементарной организации производства, обеспечивающей жизнедеятельность общества. Безусловно, имели место наивные, но крайне живучие взгляды на то, что при коммунизме вообще не надо будет трудиться. Раз все общее, рассуждали многие рабочие, значит и мое. «Прогулял – ничего страшного, на себя работаем!»

   Третье обстоятельство, дающее ключ к пониманию складывающейся системы, может быть истолковано в категориях преемственности трудовых отношений в дореволюционной и Советской России. Свойственные первой особые отношения между хозяином и работником специфически преломились в новых условиях. Надо принять во внимание значительный удельный вес казенных заводов, после революции сразу же перешедших под патронаж советского государства. Рабочее самоуправление на предприятиях, привыкших работать по указке и предписаниям государственных чиновников, было вообще немыслимо. Не лучше обстояло дело и на частных предприятиях, национализированных после революции. Там, где рабочие организации брали производство в свои руки, не имея опыта его налаживания и организации, наблюдались повсеместный развал и хаос. Известно немало постановлений трудовых коллективов, в которых они сами просились под опеку государства.

   В ряду инициатив, шедших снизу, явно сквозил также принцип уравнительности и уравнительной справедливости: все должны трудиться одинаково и получать одинаково. Такими были представления в народе о социализме, и это нашло отражение в советских декретах, постановлениях профсоюзных и рабочих собраний. С первых лет советской власти обозначился по сути главный конфликт: борьба уравнительной и дифференцированной политики в области вознаграждения за труд. Поначалу даже частичное введение сдельной оплаты, чтобы стимулировать труд рабочих, предложенное ВЦСПС в апреле 1918 г., было встречено в штыки, и главными идейными противниками этой меры выступили левые коммунисты — самая сильная оппозиция среди большевиков за время существования советской власти. Левые коммунисты ратовали за уравниловку, выступали против привлечения специалистов на производство и ярыми поборниками рабочего самоуправления.

   Вместе с тем не следует забывать и об «инициативах» совершенно иного рода, с которыми столкнулось большевистское руководство, когда в результате сложившейся в Советской республике обстановки перед людьми вставали проблемы элементарного выживания. Ситуация усугублялась отсутствием продуктов в городах и их относительной доступностью в деревне. Люди проявляли поистине чудеса изобретательности и мимикрии, чтобы как-то существовать. Спекуляция, «мешочничество», «зажигаловничество», прогулы, волынки и т.п. – явления в истории достаточно известны, поскольку возникают в любой стране в случае развала экономики. Многие авторы пишут, что формы выживания в те годы опирались на традиции и привычки, свойственные дореволюционной России, и явились как бы ответом на навязываемые большевиками представления.

   Как бы то ни было, анархия на производстве продолжала нарастать. Если дело не налаживается снизу, его пытаются наладить сверху. Отсюда – централизация, администрирование, усиливающееся влияние государственных органов, ужесточение дисциплинарных и карательных мер в сфере трудовых отношений. С переходом от рабочего контроля к государственному управлению начинается систематизация и кодификация законов о труде, где все возрастающую роль играли государственные органы (СНК, НКТ и его отделы), централизованно перестроенные по производственному принципу профсоюзы (металлистов, текстильщиков, горнорабочих и т.д.). Национализация промышленности, проведенная в Советской России, означала одновременно и национализацию труда.

   В наиболее полном выражении меры, предпринятые большевиками после захвата власти, нашли отражение в обширном Кодексе законов о труде (КЗоТ), принятом в декабре 1918 г., а также во многих других декретах, постановлениях, инструкциях, правилах и т.п. Центральное место среди них занимали вопросы укрепления трудовой дисциплины. Анализ этих документов показывает, что большая часть из них отражает лихорадочные усилия большевиков по преодолению хаоса и анархии на производстве, поддержанию хотя бы какого-то минимального производственного уровня. Провозглашенные ранее ценности свободного и инициативного труда сменяются буквально «палочной» дисциплиной, нарастающей по мере того, как обострялась ситуация под влиянием разгоравшейся гражданской войны и разорения страны.

   Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа, а затем Конституция 1918 г. объявляли труд обязанностью всех граждан Республики, согласно лозунгу революции «Не трудящийся, да не ест» (ст. 18). С самого начала среди большевистских лидеров возник спор по вопросу о введении трудовой повинности. Трудовая повинность как мера принуждения к труду находила все более широкое применение в Советской республике, распространяясь сначала на «эксплуататоров»⁵, а затем на другие слои населения, в том числе и на самих рабочих. Многие рабочие организации, возглавляемые левыми коммунистами, расценили это как очередную попытку «закрепощения пролетариата». Признаком такого «закрепощения» стало введение трудовых книжек декретом СНК от 5 октября 1918 г.

   Кодекс законов о труде закреплял трудовую повинность, которая осуществлялась как в форме постоянной работы, так и в форме периодического выполнения различных видов государственных и общественных работ (ст. 1). Одновременно в кодексе за всеми трудоспособными гражданами признавалось право на труд: «право на применение труда по своей специальности и за вознаграждение, установленное для этого рода работы» (ст. 10). В кодексе прописывались все мероприятия большевиков в области регулирования и охраны труда: 8-часовой рабочий день, сокращенный на два часа для несовершеннолетних и рабочих тяжелых и вредных производств, запрет привлечения в них женщин и подростков, запрет сверхурочных, ночных работ и т.п. В условиях милитаризации экономики и чрезвычайщины эти нормы зачастую оказывались фикциями.

   Трудовой кодекс обязывал каждого рабочего жестко соблюдать правила внутреннего распорядка, требовал бережного обращения с материалами и орудиями труда. Хотя правила внутреннего распорядка на предприятиях вырабатывались профсоюзами, они подлежали обязательному утверждению государственных отделов труда. Невыполнение норм выработки должно было влечь за собой целый ряд последствий, которые ужесточались по мере усложнения обстановки.

   Установление трудовой повинности в первую очередь по сравнению с правом на труд определило общий принудительный характер политики советской власти в области труда, элементы которой утвердились в период расцвета военного коммунизма. В начале 1920 г. специальным декретом была введена всеобщая трудовая повинность.

   Разгоравшаяся гражданская война делала мобилизацию труда практической задачей, в том числе путем последовательного введения военного положения в ряде отраслей, отмеченных наиболее кризисным состоянием. По мере милитаризации хозяйства трудовая повинность напрямую стала смахивать на воинскую. Троцкий, один из наиболее авторитетных лидеров большевистского руководства, проводил, например, линию на полную милитаризацию профсоюзов. Коллективные договоры между администрацией и рабочими заменялись регулированием из центра (ЦК профсоюзов и правительственными декретами). Сами профсоюзы становились частью новой государственной машины, хотя народные комиссары и работники НКТ выдвигались соответствующими профсоюзами и санкционировали то, что было предложено профсоюзами. Профсоюзы запрещали забастовки как метод разрешения трудовых конфликтов. Впервые это можно увидеть в правилах оплаты труда на предприятиях Северного СНХ, установленных 19 января 1918 г.⁶ В марте 1919 г. были учреждены дисциплинарные суды. Декрет СНК от 27 апреля ужесточал борьбу с прогулами. В декрете СНК о дисциплинарных судах от 14 ноября 1919 г., куда входили три представителя: от заводоуправления, от профсоюза и от общего собрания рабочих, – предусматривались еще более крутые наказания за нарушение внутреннего распорядка, тарифов, дисциплины.

   IX съезд РКП(б) предложил целый ряд мер для борьбы с «дезертирами трудового фронта», т.е. с теми рабочими, кто уходил с производства на поиски пропитания. В качестве наказания предусматривались публикация списков дезертиров, создание штрафных батальонов и заключение в концентрационные лагеря⁷.

   Из мобилизованных на трудовой фронт с начала 1920 г. стали формироваться трудовые армии. Трудовые армии и военизированные трудовые отряды работали во всех отраслях народного хозяйства, где наблюдалось напряженное положение, в том числе на транспорте, на заготовке топлива, сырья. Для управления трудармиями был образован специальный орган – Главкомтруд, в задачи которого входили учет, принудительная мобилизация и распределение рабочей силы.

   Однако ни всеобщая трудовая повинность, ни милитаризация труда, ни трудовые армии, ни концентрационные лагеря, ни тюрьмы не смогли преодолеть развал производства, падение производительности труда, распад хозяйственных связей и деградацию общества. Вину за это большевистские руководители склонны были возлагать на «плохих» рабочих. На III съезде профсоюзов (апрель 1920 г.) Ленин проводил резкую грань между рабочими, «идущими на все жертвы и создающими трудовую дисциплину, и рабочими, не умеющими приносить таких жертв, рабочими, которых мы рассматриваем как шкурников и выкидываем их из пролетарской семьи»⁸.

   Отдельно следует затронуть мероприятия в области поощрения и стимулирования труда, предпринятые в законодательном порядке в годы военного коммунизма. Осенью 1918 г. на Невском судостроительном и механическом заводе была сделана попытка применить сдельную оплату труда, которая, как сообщалось, дала «блестящие результаты». Контрольная комиссия Путиловского завода практиковала способы премиальной оплаты. «Единственный способ поднять производительность, не считая мер по установлению трудовой дисциплины, – это поставить материальное благосостояние рабочего в прямую зависимость от производительности»⁹. Однако подобные идеи не получили широкого распространения. Возобладали уравнительные тенденции в оплате труда, напрямую связанные с народными представлениями о социализме.

   Неоднократно в дополнение и развитие КЗоТа принимались положения о тарифах, где регулировалось буквально все. Например, положение НКТ и ВЦСПС о тарифах от 17 июня 1920 г. состояло из 7 глав и 153 параграфов, определяющих рабочее время, время отдыха, нормы выработки, ответственность за их неисполнение, порядок распределения рабочих и служащих по тарифам, условия для оплаты труда, то же для учеников, оплата сверхурочных, брака, простоя, командировок, переездов и т.п. Оплата труда регулировалась только в денежной ее части. Деньги, однако, не играли в то время особой роли. Заработная плата, которая неоднократно повышалась, обесценилась за 1918–1920 гг. более чем в 10 раз. Хотя соотношение между высшим 12 и 1 разрядом рабочей сетки должно было составлять 175%, в реальном же исчислении разница составила в начале 1921 г. только 2%, при этом ставки заработной платы не обеспечивали даже минимального прожиточного уровня.

   Компенсировать обесценивание денег было призвано централизованное продовольственное снабжение рабочих, вводимое декретами о трудовых пайках и натуральном премировании – натурализация оплаты труда. Но и она вплоть до окончания гражданской войны имела в целом уравнительный и классовый характер. Декретом СНК от 30 апреля 1920 г. о введении трудового продовольственного пайка предусматривались три категории. Соотношение между высшими и низшими нормами снабжения определялось как 4:3. Наиболее полноценным был красноармейский паек. Рабочие также имели некоторое преимущество в снабжении. Наряду с этим принимались декреты, которые положили начало созданию сферы общественных фондов потребления. В годы военного коммунизма они имели всеобщий, но зачастую эфемерный характер (бесплатное жилье, медицинские услуги, транспорт и т.п.). По мере нарастания трудностей проявилась необходимость более дифференцированной политики. Выделялись ударные заводы, образцовые предприятия, находившиеся на особом снабжении, которые стали не столько формой поощрения более производительного труда, сколько сохранения на плаву еще как-то действующих предприятий. В русле попыток больше стимулировать труд рабочих в условиях военного коммунизма следует рассматривать декрет СНК о натуральном премировании от 23 октября 1920 г. Но никакие попытки удержать рабочих на производстве в условиях голода не срабатывали. Никакое убеждение не могло побудить к большему производству продукции. Натурализация заработной платы не давала эффекта, поскольку она была негибкой и не обеспечивала нужного для жизни выбора товаров, а, следовательно, и стимулов и удовлетворения в работе.

   В целом система трудовых отношений в период военного коммунизма небезынтересна для современности. Она показывает, какие побудительные мотивы у рабочих выступают на первый план, если сменить ориентир на зарплату. Но главное, военный коммунизм указывал на те фундаментальные основы, без которых экономика существовать не может, и механизмы мотивации труда не срабатывают. Наконец, этот период ярко демонстрирует, к чему приводит идея экономического равенства без денег, развиваемая социалистическими теоретиками.

   Вряд ли кто будет оспаривать, что принуждение и насилие явились главными способами стимулирования труда в годы военного коммунизма. Наряду с ними широко практиковался способ убеждения. Конечно, победы Красной Армии в гражданской войне были поддержаны материально, но далеко не в потребных размерах. Нельзя отрицать и общественного энтузиазма, возбужденного революционной пропагандой, чего обычно не наблюдалось в рядах белого движения. Пропаганда и агитация позволяли как-то примиряться с крайней нищетой и повсеместными трудностями. Но, как показал всеобщий кризис системы военного коммунизма, наступивший на рубеже 1920–1921 гг., они все-таки явились ненадежными спутниками мотивации труда, хотя советская литература всячески старалась преувеличить моральные обязательства, рассматривая их как великое наследие «героического периода русской революции».

   В связи с этим сегодня нужно новое прочтение ленинской работы «Великий почин» о коммунистических субботниках. Ее появление было спровоцировано сообщениями ряда газет, за которые немедленно ухватился Ленин, хотя в газетных заметках сообщалось о совершенно неправдоподобных случаях трудового героизма. Например, о том, что 30 рабочих-коммунистов под исполнение «Дубинушки» и революционных песен одним махом доставили на платформу паровой котел, когда втрое большее число рабочих-некоммунистов не смогли сделать эту работу за две недели. В другом случае говорилось, что участники коммунистического субботника в 13 раз перекрыли обычную производительность на производстве. Но дело не в этих фантастических примерах, характерных для советской пропагандистской прессы: обращает внимание то, как полемизирует Ленин с социал-демократами, опираясь на эти факты. Он признает, что подобные случаи трудового энтузиазма в Советской России были единичны по сравнению со случаями хищений на производстве, безделья, упадка производительности труда, порчи материалов и пр., но выражает непоколебимую уверенность в том, что с налаживанием будничной напряженной работы в будущем удастся сделать их массовыми и тем самым привить новое отношение к труду. Специально подчеркивалось, что особенно ценно в «великом почине» – рабочие работают сверхурочно без всякой платы и достигают на этой основе громадного повышения производительности труда, несмотря на трудности, голод, истощение. Возражая оппонентам, что большевики на данных примерах рассчитывают «вырастить эвкалипт в горшке от резеды», Ленин особенно яростно обрушивается на них, как на утопистов, не знающих реалий повседневной жизни, которые, дескать, уже есть и надо только умело поддерживать их¹⁰. История показала, что утопистом-то как раз оказался Ленин. Правда, новым словом, прозвучавшим в работе, стало указание на то, что ростки коммунистического труда могут быть взращены только на основе крупного высокомеханизированного производства и самой передовой техники, что в общем-то противоречило уборке мусора и тасканию бревен, обычных на тогдашних коммунистических субботниках.

   Таким образом, в соответствии с теорией, в политике большевиков делался упор на сознательность и воспитание нового человека на производстве. Немедленная попытка сделать это потерпела провал. Военный коммунизм в Советской России оказался скорее любопытным казусом истории, но его наследие оставило глубокий след в развитии советского общества. От него ведут свое начало централизованное вмешательство государства в регулирование труда, снижение роли профсоюзов как государственных партнеров в организации трудовых отношений. От этого времени ведет отсчет «сбрасывание» на профсоюзы незначительных, по мнению власти, но очень тяжелых и обременительных функций по разработке трудовых норм, тарифов, условий и охраны труда. От военного коммунизма тянется антирыночный и уравнительный след в советской трудовой политике. Карточная система, которая еще не раз восстанавливалась в последующие годы, вводилась с учетом опыта военного коммунизма. Но главное следствие военного коммунизма – иллюзорное убеждение в действенности неэкономических, карательных и принудительных мер для решения производственных задач. От военного коммунизма тянется практика исправительно-трудовых лагерей, нашедшая широкое распространение в последующие годы.

II

   Кризис военного коммунизма обусловил переход к новой экономической политике. Трудовые отношения в первые годы нэпа были подчинены главной задаче – восстановлению народного хозяйства. Прямых и сознательных решений по изменению политики в области труда не было. Как правило, они проводились в жизнь спонтанно в качестве реакции на кризисные явления, порожденные эпохой военного коммунизма, и устанавливались только в ходе реализации нэповских мероприятий, которые предусматривали замену продразверстки продналогом, разрешение местного торгового оборота и дальнейшие шаги к внедрению рыночных отношений, перевод промышленности на коммерческую основу как способ заполнения торговых каналов и восстановления эффективности производства, допущение частного сектора в лице мелкой промышленности. Тем самым крупная (социалистическая) промышленность ставилась в условия конкуренции с мелкой (частной). Чтобы обеспечить успешность такой конкуренции, производство концентрировалось на наиболее эффективных государственных предприятиях. Такие меры потребовали полного отказа от милитаризации труда, от государственного нормирования зарплаты, возвращения к реальной практике коллективных договоров между государством и профсоюзами. От мобилизационных мероприятий был осуществлен переход к добровольному привлечению рабочей силы. Декреты 1921 г. вносили коренное изменение в систему оплаты труда и рабочего снабжения (на государственном снабжении в годы военного коммунизма находилось 35 млн. человек), упрощение, отделение всего связанного с производством от социального обеспечения, так, чтобы вокруг предприятия происходила самомобилизация рабочей силы. Декретами ВЦИК и СНК 1922 г. устанавливался порядок найма рабочей силы через отделы труда. На протяжении 1920-х гг. круг случаев, когда предприятие могло само нанимать работников, неуклонно расширялся. 2 января 1925 г. ЦИК и СНК отменили обязательный наем рабочей силы через НКТ (биржи труда) и сохранили лишь обязательную регистрацию в целях учета. Обязательный найм сохранялся только в исключительных случаях (определенные группы безработных, должности, требующие высокой квалификации, политического, морального и личного доверия).