Г.Л. Олех

Кровные узы.

РКП(б) и ЧК/ГПУ

в первой половине

1920-х годов:

механизм взаимоотношений.

Новосибирск

1999

УДК 947

ББК 63.3 (2) 61

Рецензенты

доктор исторических наук Е.Э. Казаков

кандидат исторических наук В.М. Шеин

Работа выполнена при содействии Института «Открытое общество» (RSS OSSF, grant No.:293/1998). Рекомендована к печати Редакционным советом Новосибирской государственной академии водного транспорта.

Олех Г.Л. Кровные узы. РКП(б) и ЧК/ГПУ в первой половине 1920-х гг.:

механизм взаимоотношений. Новосибирск: НГАВТ, 1999, 138 с.

Работа посвящена изучению характера, основных направлений, форм и методов взаимодействия комитетов РКП(б) и учреждений ЧК/ГПУ различных уровней в первой половине 1920-х гг. Адресована историкам-профессионалам, а также всем, интересующимся политической историей России начала XX в.

ISBN 5-8119-0018-X

© Г.Л. Олех

Оглавление.

Предисловие.........................................................................4-8

1. Экстраординарные права комитетов РКП(б)...............9-46

2. Каналы контроля...........................................................46-67

3. Сбор информации..........................................................67-97

4. ЧК/ГПУ как инструмент регулирования партии........97-134

Послесловие......................................................................134-135

«...И будет пасти их жезлом железным...»

(Откровение Иоанна, 2:27)

Предисловие.

Автор предлагаемой вниманию читателей работы ставил перед собой двуединую задачу: с одной стороны, внести посильную лепту в преодоление десятилетиями эксплуатировавшегося тезиса отечественной исторической науки о Коммунистической партии как монолитной руководящей и направляющей силе, приводящей в движение советскую государственную машину; с другой стороны, способствовать укоренению в научном и общественном сознании представления о том, что действительной движущей силой данной государственной системы выступали узкие, замкнутые коллегии партийной олигархии. Вытеснение из научного обихода ошибочных либо недобросовестных построений – это всегда очень сложный, болезненный и длительный процесс, тем более тогда, когда речь идёт о сравнительно недавнем историческом прошлом. Ещё в большей степени это утверждение справедливо постольку, поскольку затрагиваются чувствительные для всякого общества и государства сюжеты национальной безопасности и – я бы сказал – национального достоинства. Между тем, взаимоотношения правящей партии с учреждениями ЧК/ГПУ в первой половине 1920-х гг. как раз являются той темой, которая представляется особенно тонкой и деликатной.

Тема эта не только деликатна, но и слабо разработана. Многочисленные газетные, журнальные, книжные публикации периода горбачёвской «перестройки» были посвящены, главным образом, описанию карательной политики и практики большевизма, довольно часто неся на себе сочную печать «разоблачения» и «развенчания». Сугубая предвзятость не способствовала объективности изложения материала; сосредоточенность на репрессивных действиях правящего режима, полезная с точки зрения накопления и осмысления новых фактов, мешала изучению предпосылок и скрытых рычагов, вызывавших эти действия. Не меньшим, если не главным, препятствием служила засекреченность партийных и государственных архивных фондов, которая начала (с большим трудом) преодолеваться только после августовских событий 1991 г.

Существовали и другие препоны. Иллюзию исчерпанности проблематики взаимоотношений КПСС и органов государственной безопасности создавала советская историческая литература¹. В ней, пусть чаще всего априорно, в плотной оболочке фальшивого вывода о руководящей и направляющей роли монолитной большевистской партии в государственной системе, но всё-таки были, по сути дела, зафиксированы некоторые ключевые способы подчинения учреждений ЧК/ГПУ диктатуре коммунистической элиты. Очевидно, это обстоятельство, так же, как и резкое снижение общественного интереса к советской истории после распада СССР и КПСС, явились причинами того, что данная тема так и не получила надлежащего изучения.

В последние годы появилось несколько произведений, в той или иной степени затрагивающих вопрос о характере, основных направлениях, формах и методах взаимодействия РКП(б) и ЧК/ГПУ в 1920-е гг.² В заслугу этим работам следует поставить выдвижение и защиту положения об установлении в ленинский период послеоктябрьской истории полного подчинения органов государственной безопасности аппарату правящей партии. В указанных трудах присутствует стремление отобразить наиболее распространённые способы контроля со стороны «верхов» РКП(б) чекистских структур. Заметно шире и разнообразнее, в сравнении с предшествующим историографическим этапом, стал круг используемых архивных источников. Предпринята разработка новых сюжетов, таких, как деятельность так называемых Бюро содействия, сбор и распространение государственной политической информации, вербовка осведомителей в коммунистической среде, участие учреждений ЧК/ГПУ в комиссиях по приёму в партию бывших эсеров и меньшевиков, слежка за выбывшими из РКП(б) и т.д. Тем не менее, приходится заметить, что и в этих недавних публикациях акцент всё же сделан не столько на анализ влияния партийной олигархии на строение и деятельность репрессивного аппарата, сколько на показ функционирования самого этого аппарата.

В то же время, в указанных сочинениях сохраняются некоторые рецидивы прежних догматизированных представлений. В частности, вмешательство партийных комитетов в оперативную работу чекистов трактуется порой как уклонение от нормы, а не как общепринятое явление. Вопреки доступным и достоверным данным утверждается, что якобы инициатива некоторых провинциальных комитетов РКП(б) привлечь коммунистов к осведомительству не получила «какое-то распространение в первое послеоктябрьское десятилетие», а случаи вмешательства во внутрипартийные дела органов государственной безопасности «были редкими», и только затем, во второй половине 1920-х гг., вошли в повседневную практику¹. Наряду с нечёткими или прямо неверными

позициями совершенно не рассмотренными остаются многие важные узлы и приводные ремни механизма взаимодействия парткомитетов и органов ЧК/ГПУ. Всё это побуждает к дальнейшему исследовательскому поиску. Данная работа и представляет собой предварительные итоги такого поиска, проводившегося с некоторыми перерывами в течение примерно семи последних лет.

Чтобы предвосхитить возможные упрёки, я бы хотел дать ряд дополнительных пояснений по поводу используемой терминологии, круга привлечённых источников и рассматриваемых проблем. С моей точки зрения, вполне допустимо применение понятия «советская политическая полиция» к феномену ВЧК/ГПУ/ОГПУ/НКВД/МГБ/КГБ, ибо данное учреждение, сформированное на профессиональной, а не милиционной, основе, главной своей задачей имело защиту существующего государственного и общественного строя от посягательств извне и изнутри. При этом абсолютно никакой оценочной идеологической или этической нагрузки употребляемая дефиниция не несёт.

Приоритетным источником при подготовке работы послужила документация секретно-директивных частей комитетов РКП(б) от Секретариата ЦК до секретариатов уездных и районных парткомов включительно. Удельный вес провинциального материала оказался заметно выше данных центральных учреждений, однако, такое смещение центра тяжести в пользу местной информации, как представляется, нисколько не повлияло на воссоздание исторической ситуации в целом. Во-первых, циркуляры и директивы центральных партийных и чекистских органов в достаточном количестве присутствуют в периферийной документации; во-вторых, документы, изготовленные в соответствующих провинциальных ведомствах, не выходят за рамки общепринятых в этих организациях норм. Таким образом, как по капле воды можно судить о сущностных свойствах океана, так и по делопроизводственной части уездного комитета РКП(б) из сибирской глубинки можно реконструировать характер взаимоотношений партийного и репрессивного аппаратов. Разумеется, для получения максимально достоверного результата нельзя ограничиваться документацией одного парткома.

Отдельные сюжеты получили в работе только самое поверхностное освещение. Это касается прежде всего тех сторон практической деятельности ЧК/ГПУ, которые либо уже достаточно подробно изложены в современной исторической литературе, либо имеют косвенное отношение к рассматриваемым проблемам. Думается, исследуемая тема настолько обширна и многоаспектна, что ещё долго не окажется полностью исчерпанной.

Хотелось бы надеяться на то, что данная работа будет полезна не только в плане устранения пробелов в изучении советского периода истории России. Я тешу себя надеждой с помощью своего скромного произведения хотя бы в какой-то степени подвигнуть сограждан к неприятию ненависти, лжи и насилия над личностью, внушить уважение к неотъемлемым правам и свободам человека, милосердие, терпимость, гуманность и – предостеречь от повторения уже однажды совершённых тяжёлых и страшных ошибок.