Tetrad_slov

Балансирует день Балансирует день

на тонкой ниточке с названием «жизнь»,

цепляясь своей макушкой за шершавые облака.

Дождь кончился.

В звуках ночи теперь различимы наши с тобой голоса.

Дыхание, синхронное с тактом стрелки, бегущей по кругу,

усиливает притяжение тел друг к другу.

Балансирует день,

едва справляясь с тяжестью снов.

Мы были бы вместе!.. Но никто не сорвет друг с друга оков,

никто не посмеет нарушить стройный порядок дел,

каждый дорожит неприкосновенностью тел.

Уверенность в том,

что стойкость свойственна не только камням,

усложняет сюжет мелодрамы.

А я все хотела себе доказать,

что нет безупречнее гаммы,

разбросанной в твоих словах… Но все, к чему велся этот рассказ,

мне ночью опять предъявило отказ.

1994

* * *

Как часто люди боятся признаться в том, что их друг к другу тянет, боятся быть непонятыми, отвергнутыми… Но ведь жизнь — короткая цитата, и, по-моему, мы просто обязаны прочесть ее от начала до конца, не упустив ни одной буквы. Не нужно робеть!

Горячее горло… Горячее горло.

На влажной траве остывшие угли… Темнеет твой профиль — набросок черного герба.

В чьих-то глазах я — не лучше бездарного клерка,

пытающегося растопить последний ледник черновиками писем.

1994

Круг

Я знаю, мы наверняка

стобой расстанемся.

Так просто —

без мотовства и без погоста расстанемся, ну а пока — люби меня!

За то, что я,

а не другой.

За то, что бледный и худой,

рассеянно распахнут дням,

за то, что глуп не по годам,

за то, что преданность, как бич, (ее бы вымыть и подстричь)

во мне, рожденная тобой,

р-р-рычит, как пес сторожевой.

За то, что все к твоим ногам!

Могу и больше, но не дам,

не унесешь, боюсь, устанешь,

в углу тряпьем лежать оставишь,

за жемчуг слов в моих зубах,

за звон разорванных рубах во время танцев рук во тьме,

за то, что не был на войне,

за то, что ты мне — навсегда,

за горечь «нет» и хрупкость «да»…

Квадраты комнат растянулись

в круг монотонности годов… Вокзал, перрон… не обернулась… Ты хочешь новых городов.

Я знаю — мы наверняка с тобою встретимся.

Так просто — без рукопожатия и тоста,

встретимся. Ну а пока я жду тебя!

1994

* * *

О том, что рано или поздно все вернется на круги своя.

Мы встретимся с теми, с кем когда-то простились, кого потеряли. Если не в этой, так в следующей жизни. Мое личное поэтическое «самообнадеживание».

Разлила гололед весна… Разлила гололед весна по дорогам.

Держась друг за друга,

мы балансируем канатоходцами,

идем упругими.

Поднимаем тела. Снова ставим их на ноги,

держим друг друга за руки.

Сегодня ночью на одной из тысячей кроватей этого города кто-то умер…

Было сказано и выпито столько,

что, собрав все это,

можно было бы затопить город.

А я, захлебываясь от дыма,

рвалась к тебе!

Ты так тонка,

что иногда

мне страшно

брать тебя на руки.

Твое хрустально-хрупкое тело

сегодня было с другим.

А по прошествии этого кошмара

мы сидели на кухне и курили,

как будто ничего не произошло,

не задумываясь о том, что

сегодня ночью

на одной из тысячей кроватей

этого города

кто-то умер…

1994

* * *

Бывают очевидные моменты, которые вышибают тебя из колеи. Например, когда ты понимаешь — твой любимый человек был сегодня с кем-то другим. Это всегда противно и тяжело. Но если ты любишь — ты отпускаешь. Суровая правда: если ты чего-то «недодаешь», человек будет искать это в ком-то другом. Некого винить…

* * *

И вот мается, мается, мается

моя девочка ночью безлунною,

по дорогам холодного города

от меня убегая, глупая.

1994

* * *

Кто выкрал меня

у меня же и оставил голой,

ненужной и грустной.

Хочу собрать себя по каплям,

превратиться в лужу.

Но иссушили меня твои лучи.

Оставив для меня один лишь путь — к звездам холодным и далеким,

счастливым безотносительно.

1994

Самое страшное Самое страшное

для меня в этом городе — возвращаться домой, когда тебя там нет.

Я мечусь между чайником и уличным фонарем,

жадно впитываю, пожираю зрачками темные силуэты в окне.

Опять не ты… опять не те…

не твоя походка, не твое пальто.

Уже поздно.

Если ты вернешься, то всяко уже не на автобусе.

И теперь остался только слух.

Шуршат шины подъезжающих машин:

недо… пере… — опять не ты.

Снова курю. Совсем темно.

Фары, как ночные светлячки, кормят меня надеждой.

Только бы ничего не случилось!

Как долго… как долго…

Кто любит и ласкает меня? — Ветер.

Кто любит и греет меня? — Солнце.

Кто любит и держит меня? — Земля.

И только трава смущает своей зеленью…

03.06.1995

* * *

Удивительно, при всей своей неуклюжести,

она смогла пройти насквозь, ничего во мне не повредив.

1995

* * *

С природой, как и с любимым человеком,

нужно быть наедине.

03.06.1995

* * *

Сначала было слово.

Затем задали вопрос: что это слово обозначает? —

и слово исчезло.

03.06.1995

* * *

В калейдоскопе лиц,

вкалейдоскопе дней,

вкалейдоскопе лет и жизней…

В общем, дело — труба.

Хочу увеличить расстояние,

а то от трения моих мыслей о твою кожу сыплют искры из глаз.

Будет пожар…

03.06.1995

* * *

Я еще не забыла чувство стремления к тебе.

03.06.1995

* * *

Я подняла голову и спросила: «А вы-то меня понимаете?» — И

деревья склонились надо мной в молчаливом мудром поклоне. «Спасибо», — ответила я и пошла дальше.

03.06.1995

* * *

Я хочу быть воздухом — таким же незаметным и необходимым.

1995

* * *

Я хочу перемещаться ветром,

сквозняки оставляя врагам.

* * *

Вы помните заросли королевской бегонии,