1.3 Интерес к вернакулярным языкам в эпоху возрождения. Перевод

Позднее средневековье и Возрождение были связаны в Европе с пробуждением интереса к неклассическим языкам: вернакулярным (нормотетическая деятельность Данте Алигьери, трубадуры и грамматики-поэтики, предназначенные для обучения, переводы Библии и других канонических текстов на понятный народный язык) и экзотическим, попавшим в сферу интересов исследователей после великих географических открытий [45, с. 87, 102; 208-209]. Грамматики в этот период составлялись для практических целей, но и на уровне эйдетического знания можно обнаружить определенные воззрения на язык и на языки. В частности, типичным для эйдетического монолингвизма можно считать представление о превосходстве в том или ином смысле родного языка. Это имело место и в более древние эпохи, но на этот раз в роли эталона фигурируют не священные, а вернакулярные языки: «всекрасный и всевкуснейший армянский язык» для Вардана Аревелци (XIII в.), ирландский для ирландцев, чешский для чехов и т.д. [45, с. 11-12; 1991, 74; 165].

Первые теории сопоставления языков и перевода были, в сущности, основаны также на эйдетическом знании (Antwerpen, 1485). Автор исследовал signa vulgaria, идиоэтнические способы передачи набора грамматических категорий языка-эталона. Языком-эталоном в этом трактате выступала латынь. Здесь также наблюдается типичное соединение эйдетического универсализма с монолингвизмом, монолингвистический подход приравнивается здесь к универсальному. В то же время, пара языков в сопоставлении – это уже шаг по направлению к абсолютному идеалу. В качестве эталона иногда использовался и греческий, как, например, в трактате Осьмь честии слова, приписываемом Иоанну Дамаскину (XIV в.). В этом трактате абстрактные и обобщенные значения грамматических форм открывались путем сопоставления вернакулярного языка с греческим эталоном даже в случаях отсутствия соответствующего средства выражения. В частности, нулевая реализация формальных средств приводится как пример передачи артикля в безартиклевом языке. Наряду с нулем, приводятся и несобственно-грамматические средства, по современной терминологии, входящие в периферию соответствующего функционально-семантического поля. Одни из первых прототеорий перевода (в старой терминологии также называвшегося ‘метафорой’, ‘переносом’) были изложены и в Македонском кириллическом листке, и в Изборнике Святослава (1073). Опираясь на представление о том, что сейчас называется двойственной природой языкового знака, эта эйдетическая теория пыталась обосновать различия языков, как в плане выражения, так и в семантике.

Вторая типичная черта эйдетических прототеорий: божественный, универсальный, правильный язык противопоставляется языку людей. Казалось бы, это противоречит первой характеристике, т.е. монолингвизму, но средневековые и более поздние философы искали и находили вполне диалектичный выход из этого эйдетически-эпистемологического тупика.

Вплоть до XVIII века отголоски учения модистов во многом определяли черты протолингвистической, а точнее, лингвофилософской парадигмы. Однако отдельные ученые приходили к самостоятельным оригинальным концепциям как в рамках данной парадигмы, так и выходя за ее пределы, ‘предвосхищая’ некоторые современные взгляды. В этом смысле нельзя говорить о полном отсутствии оригинальной теоретической языковедческой мысли в эпоху позднего средневековья и Ренессанса. В то же время, говоря о целесообразности исторических экскурсов в современных лингвистических работах, не следует и преувеличивать значения подобных ‘предвосхищений’. В конце концов, каждый ученый в свое время оставался в рамках своей научной парадигмы, своей дисциплинарной матрицы, и сравнения, располагаемые на одной аксиологической шкале с современностью, неуместны. Хотя следует признать, что возвращение к старым работам интересно именно открывающимися в них ‘предвосхищениями’ (которые, быть может, заслуживают менее эмоционально-возбужденного слова: ‘параллели’). Кроме того, история развития научной мысли, саморазвитие науки в ее постоянном приближении к объекту своего исследования также подчинены определенным закономерностям, параллелизму подходов и мыслительных движений.