4. "Христианская социология" с. Н. Булгакова

Надеемся, что всем предыдущим изложением читатель достаточно подготовлен к тому, чтобы принять следующий вывод: превратившись в богослова, т. е. перестав быть философом, Булгаков тем не менее остался (п оставался до конца жизни) социологом. Если внимательно проследить его эволюцию от марксизма к идеализму п далее к религии, то легко убедиться, что в этом "превращении" нет ничего "чудесного" и даже, пожалуй, неожиданного.

Дело в том, что "проблема философии хозяйства,- пишет Булгаков,- в сущности никогда не сходила с моего духовного горизонта, поворачиваясь лишь разными сторонами". Философская эволюция С. Н. Булгакова означала постепенное сокращение собственно философской проблематики по сравнению с теологической и в конце концов решительное вытеснение, "поглощение" философии теологией. И в тот момент, когда это "поглощение" свершилось ("Икар упал", по образному выражению Булгакова), и религиозная философия Булгакова растворилась без остатка в религии, религиозная социология как раз и оказалась тем нерастворимым остатком булгаковского мировоззрения, превратившись теперь в "христианскую социологию".

Первичный замысел "христианской социологии" можно увидеть уже в том разделе "Философии хозяйства", который посвящен "Софийности хозяйства".

Некоторые исследователи философии С. Н. Булгакова склонны рассматривать его софпологпческоо учение как наименее оригинальную ее часть. Среди них - протоиерей В. В. Зеньковский, который в учении Булгакова о Софии как "четвертой ипостаси" видит результат "чрезвычайного влияния Флоренского"³⁷, и вообще уход Булгакова в сторону софиологических размышлений объясняет целиком влиянием Флоренского³⁸. Едва ли с этим можно согласиться без оговорок. Во всяком случае, булгаковская идея о мире, "который в своей эмпирической действительности лишь потенциально софиен, актуально же хаотичен", чрезвычайно плодотворна н необходима для его социологии, так как позволяет провести более или менее четкую границу между философией и социологией (позволяет различать онтологию и историю, если воспользоваться терминами Булгакова). "Центральной проблемой софиологии,- писал Булгаков в одной из своих поздних статей,- является вопрос об отношении Бога и мира, или - что по существу является тем же самым,- Бога и человека"³⁹.

В творчестве Булгакова произошла своеобразная перестановка акцентов: Богово было теперь отдано Богословию, мир и человек стали достоянием "христианской социологии". Оригинальность Булгакова проявилась теперь в том, что богословие и социология в его учении настолько взаимно переплелись, что богословие стало как бы разделом социологии, как еще раньше таким разделом явилась экономика. Целью и исходным пунктом христианской социологии является человек, понимаемый как личность. "Христианское богословие призвано ... дать ответ на вопрос, пред которым в бессилии остановилась социология,-пишет Булгаков в статье "Душа социализма",- социология изнемогает от безличности, и христианская антропология должна быть применена к социологии". С. Н. Булгаков не успел (или не ставил своей целью) построить систему христианской социологии, но задачу ее построения сформулировал вполне четко. Кроме того, его учение о православии, которому он посвятил последние годы своей жизни, настолько "социологично", что один современный советский автор, опровергая как ложное "противопоставление экономической эффективности социальным и нравственным ценностям", для подкрепления своей мысли ссылается на книгу С. Н. Булгакова "Православие. Очерки учения православной мысли", в которой автор справедливо утверждает, что "в действительности, экономическая борьба является центробежной силой и может вестись лишь в обществе, тесно спаянном другими социальными механизмами"⁴⁰.