тимофеев м.ю.Naciosfera

Лич также разделяет знаки и символы по характеру их связи с означаемым. Согласно его концепции, то, что «знаковые отношения отражают близость двух объектов и потому являются главным образом метонимическими, тогда как символические

отношения являются произвольными заявлениями о подобии и потому по преимуществу метафорическими, требует дальнейшего уточнения»155.

*** *** * *** ***

Символы, будучи выражены в определенной материальной структуре, специально созданной для выполнения функции означивания (символизации), становятся эмблематическими элементами. Символ, таким образом, является значением эмблематического элемента. Эмблематический элемент — всегда элемент определенного символического текста. Совокупность эмблематических элементов, образующих некоторую символическую фразу, определяется как эмблема. Эмблема имеет характер высказывания и поэтому связывается с определенной системой выражения. При этом для эмблемы характерно одновременное использование изобразительного (визуального) и словесного текста156.

В контексте отечественной эмблематики очень подробное определение эмблемы, которое в полной мере может быть нами использовано, дал А. Ф. Лосев: «Эмблема есть точно фиксированный, конвенциональный, но, несмотря на свою условность, вполне общепризнанный знак как самого широкого, так и самого узкого значения, — писал он. — Существуют эмблемы государственные, национальные, классовые, сословные, родовые, корпорационные и даже личные. Двуглавый орел не есть символ бывшей Российской империи, но, строго говоря, ее эмблема. Серп и молот не есть просто символ, но также и эмблема рабочекрестьянского государства. Существуют бесчисленные сословные и родовые черты, составляющие предмет даже целой специальной исторической науки. Кресты, звезды, ордена, медали, кокарды, эполеты, галуны на мундирах и сами мундиры, шпага

155Там же. С. 23.

156Символ II.

31

при официальных мундирах в старое время у чиновников, патроны и кинжалы в кавказских военных частях, то же — бешметы и папахи и вообще всякая официальная одежда, так называемая “форма” у военных разных родов оружия, у духовенства, железнодорожников, школьников, учеников-ремесленников и многих других — все это эмблемы специального назначения. Существуют даже университетские значки как эмблема окончания университета. В нашем смысле слова это именно эмблемы, а не символы потому, что символ не имеет никакого условного, точно зафиксированного и конвенционального значения. И поэтому хотя всякая эмблема есть символ, но отнюдь не всякий символ есть эмблема. Понятие символа гораздо шире понятия эмблемы. Эмблему можно выполнить художественно, и тогда это будет художественная эмблема. Но, поскольку сущность эмблемы заключается только в конвенциональном обозначении того или другого общественно-исторического или личного значения, художественность здесь ни при чем, как, впрочем, и символ тоже не нуждается в художественном выполнении, а может выполнять

свои символические функции также и внехудожественными средствами»157.

Визуальные объекты могут рассматриваться как иконические знаки, если они имеют жесткий десигнат, предполагающий один вариант прочтения, единственное значение. В том случае если объект лишен внешнего подобия с означаемым и может в рамках семантической ситуации указывать на большой смысловой регистр, то он должен рассматриваться как визуальный символ. Некоторые авторы, в частности Ю. М. Лотман, обращают внимание на то, что Соссюр противопоставил символы конвенциональным знакам, подчеркнув в первых иконический элемент. «Напомним, что Соссюр писал в этой связи о том, что весы могут быть символом справедливости, поскольку иконически содержат идею равновесия, а телега — нет», — отмечал он158. Мы полагаем, что метафорическая связь между символом и его

157Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976. С. 148—149.

158Лотман Ю.М. Символ в системе культуры // ЛотманЮ.М. Семи-

осфера. СПб., 2000. С. 240—241.

32

смыслом лишь частный случай функционирования символа, и склоняемся к пирсовскому пониманию символа как независящего от сходства или аналогии с обозначаемым предметом159. Скульптура Родины-матери на Мамаевом кургане в Волгограде

— визуальный символ Родины. Иконичность проявляется лишь в использовании женского образа для репрезентации идеи материнства. Символизация Родины с помощью женского образа отсылает нас к мифологической семантике женского образа, существующей как в отечественной, так и в других культурах160.

Среди неологизмов, дополняющих семиотический лексикон, мы выделим понятие визиотип, введенное Уве Пёрксеном. Он определяет его как «и стиль мышления, и глобально действующий знак. С одной стороны, это способ зрительского подхода к действительности, тип придания наглядности обобщению. Таковы многочисленные изображения числовых рядов и схем, инструментов и геометрических фигур — визиотипы в широком смысле слова. Кроме того, существуют и такие универсальные визиотипы, как, например, “кривая прироста населения”, “структура ДНК”, или фотография “голубой планеты”; можно было бы назвать такие образы глобальными зрительскими идолами. Но словa “идол”, “эмблема”, “символ” исторически заняты, вот почему предпочтительнее неологизм»161. Смысл авторской трактовки понятия близок к семиотичсекому понятию индексального знака.

Мы намерены использовать термин «визиотип» в несколько ином значении — как устойчивую, стереотипную конфигурацию иконических знаков и/или визуальных (в том числе эмблематических) символов. Кроме того, мы вводим понятия хромотип — устойчивое цветовое сочетание — и аудиотип — устойчивое стандартное звуковое сочетание.

159См.: Портнов А. Н. Указ. соч. С. 252.

160См.: Рябов О. В. Родина-Мать: История идеи // Женщина в рос. обществе. 1998. № 3.

161Pörksen U. Weltmarkt der Bilder. Eine Philosophie der Visiotype. Stuttgart, 1997. S. 10—11. Цит. по: Гусейнов Г. Визиотип и война в дискурсе: Фрагменты книги. http://www.polit.ru//research/2003/03/07/ 609912.html

33

Социализация знака /семиотизация социума

Концепция культуры по существу является семиотической. Признавая вместе с Максом Вебером, что человек — существо, опутанное паутиной значений, которую он сам сплел, я рассматриваю культуру как эту паутину, и поэтому ее анализ должен осуществляться не экспериментальной наукой, исследующей общие закономерности, а методом интерпретации исследуемых значений.

К. Гирц. Интерпретация культур (1973)

Клиффорд Гирц отмечал, что «столь организующие концепты, как “страна”, “народ”, “общество” и, конечно, “государство”, все они, похоже, утопают в концепте “национализм”, как будто бы это какой то странный магнит. Их сила и значение утрачиваются или ослабевают по мере того, как они оказываются взаимозаменяемыми с последним и друг с другом: своего рода множественные синонимы с плавающими обозначениями» (курсив мой. — М. Т.)162. Высокая степень воздействия «национальной идеи» на социум указывает на мощный потенциал этой идеи в современном мире. Национализм подобен вирусу, вызывающему мутации и превращающему в национальные все объекты, попавшие в соприкосновение с ним.

Размышления Гирца отсылают к двум важным аспектам анализа социальных общностей: а) стабильности и изменчивости и б) способам организации, структурирования сообщества. Мы сталкиваемся здесь с феноменом «изменчивости-в-постоянстве» (термин Я. Э. Голосовкера), или «смещенной преемственности»,

которая, по словам Вернера Штегмайера, позволяет миру, изменившись «во всем», все-таки остаться для нас «тем же самым»163.

162Цит. по: Тишков В. А. Забыть о нации: (Пост-националистическое понимание национализма) // Вопр. философии. 1998. № 9. С. 3.

163Stegmaier W. Weltabkürzungskunst: Orientierung durch Zeichen //

словом и телом. Helsinki, 2000. С. 5.

34

Выделение в социокультурном пространстве наций как сегментов этого пространства предполагает их внутреннюю гомогенность и наличие границ, отделяющих их от других подобных пространств. Роль семиосферы в гомогенизации социального пространства заключается в распространении идеи нации (идеи Единого, идеи единства) с помощью формирования общего семиотического кода. И в семиотическом, и в социальном отношении нации следует рассматривать как системы. Конструктивистский и семиотический подходы необходимо для этого дополнить некоторыми положениями системного подхода, в основе которого лежит принцип исследования объектов как систем, т. е. как

совокупности элементов, находящихся в определенных отношениях и связях друг с другом, образующих некую целостность.

Особо следует подчеркнуть, что система рассматривается не как субстанция, а как система отношений. В философской литературе можно обнаружить достаточно широкий спектр трактовок и применения системных методов исследования.

Для исследования нации как упорядоченной целостности мы используем системный подход в интерпретации А. И. Уёмова164, адаптированный к анализу неформализованных систем И. В. Дмитревской165. В работах этих авторов понятие «система» определяется как вещь (или множество вещей), обладающая отношением с заранее фиксированными свойствами. Эта дефиниция дополняется двойственной: система есть вещь (или множество вещей), обладающая свойствами с определенным отношением. Любая система имеет три уровня организации — концептуальный (уровень системообразующего свойства), структурный (уровень системообразующего отношения), субстратный (уровень элементов системы). Сущность системного подхода к исследованию, в отличие от несистемного, состоит в том, что при системном подходе направление исследования — от концепта к структуре, а затем к субстрату, а при несистемном подходе направление исследования обратное. Специфика системы определяется концептом и структурой, субстрат играет подчиненную роль. Концепт и структура системы, являясь системообразующими

164Уемов А. И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978.

165Дмитревская И. В. Мировоззрение как система // Сознание и теория мировоззрения: История и современность. Иваново, 1992.

35

компонентами, доминируют над субстратом. С одной стороны, рассмотрение нации как «вещи» предполагает возможность ее отличия от других «вещей», которые нациями ни при каких условиях не являются, а с другой — ее сходства с нациями, имеющими похожие модели внутренней структуры и отношений между ее элементами.

Система будет рассматриваться нами как модель, матрица для структурирования внутреннего пространства нации, а также формирования отношений вне этого пространства, т. е. отношений между полями (активизированными пространствами различных наций).

Концептом нации является идея общности, цель которой — поддержание целостности сообщества, реализация на социальном субстрате идеи единства сообщества, его гомогенности. В качестве структуры выступает отношение нации как сообщества 1) к языку, 2) пространству (ассоциация с территорией),

3)времени (историческим событиям, обычаям и традициям),

4)ценностям, 5) этническим, религиозным, расовым и другим общностям, входящим в систему на субстратном уровне, и 6) другим национальным сообществам. Перечисленные основания не более чем матрица, в которой могут быть задействованы в зависимости от характера знакового процесса отдельные элементы в разных конфигурациях. Мы не должны забывать о воображаемом характере данных сообществ, о ментальном характере их

выделения из социальной структуры. Процесс конструирования, «воображения» наций — это процесс национализации166 знаков, процесс присвоения ментальным и, что особенно важно, материальным объектам национальных значений и дальнейшее их

166 Термин «национализация» мы заимствовали из работ Орвара Лёфгрена, Джорджа Мосса, Эрика Кауфманна и Оливера Циммера.

См.: Löfgren O. The Nationalization of Culture // Ethnologia Europaea. 1989. Vol. 19; Mosse G. L. The Nationalization of the Masses: Political Symbolism and Mass Movements in Germany from the Napoleonic Wars through the Third Reich. Ithaca, 1991; Kaufmann E., Zimmer O. In Search of the Authentic Nation: Landscape and National Identity in Canada and Switzerland // Nations and Nationalism. 1998. Vol. 4 (4); Löfgren О. Crossing Borders: The Nationalization of Anxiety. http://www.etn.lu.se/ethscand/text/ 1999/s%205-27.pdf

36

использование (или их функционирование) в качестве знаков

исимволов наций. С нашей точки зрения, конвенциональный и воображаемый характер выделения в социальном пространстве наций позволяет говорить об означивании (национализации) социума, формировании в социальном пространстве национального дискурса. Этот диалектический процесс еще неоднократно будет рассматриваться нами в разных контекстах. В целом же мы разделяем тезис о том, что знаки и символы «создали образ нации как для компатриотов, так и для посторонних, создав при этом саму нацию. Обозначающее и обозначаемое слились. Образ

идействительность стали идентичными»167. При этом мы не склонны к номинализму и не рассматриваем, как это делал Эрнест Геллнер, существование наций как некую фикцию, в чем часто упрекают сторонников конструктивистского подхода их недоброжелательные критики.

Констатация того, что форма (план выражения) и значение (план содержания) понятия нации являются тождественными друг другу имеет чисто семиотический характер. Как писал много лет назад Умберто Эко, информация, которую знак или символ сообщает слушателю, «покрывает собой то, что одни называют поня-

тием, другие — мысленным представлением, третьи — условия-

ми употребления того или иного знака и т. д. Во всяком случае очевидно, что в то время как связь между символом и референтом остается сомнительной, при том что ее произвольный внеприродный характер сомнению не подлежит, связь, устанавли-

вающаяся между символом и референцией, непосредственна, взаимна и обратима»168. Иначе говоря, тот, кто произносит слово «нация», думает о нации, а у того, кто это слово слышит, рождается в голове образ нации. В этом смысле мы согласны с геллне-

ровским тезисом о том, что не нации порождают национализмы, а национализмы порождают нации169. Концепт и структура на-

167 Энтони Смит характеризовал таким образом критикуемый им конструктивистский подход. Smith A. D. Gastronomy or Geology?: The Role of Nationalism in the Reconstruction of Nations // Smith A. D. Myths and Memories of the Nation. Oxford; N. Y., 1999. P. 166.

168Эко У. Указ. соч. С. 48.

169Определение национализма, данное учеником и оппонентом Геллнера Энтони Смитом («...идеологическое движение за достижение

37

ции как системы создают условия для бытия нации, для существова-

ния и реализации на субстрате системы дискурса нации. Разделяя критическое отношение Роджерса Брубейкера и В. А. Тишкова к аналитической ценности понятия «нация», мы полагаем, что следует обратиться к исследованию нации как категории практики, сфокусировать внимание на «статусе нации как институционализированной культурной и политической форме и национальности как случайном событии или явлении, а также воздерживаться от употребления сомнительного в аналитическом отношении понятия “нации” как субстанциальной, устойчивой общности»170. Однако в отличие от Брубейкера, настаивающего на отказе от позиции Юлии Кристевой и исследовании «национализма без наций»171, мы полагаем, что отказаться следует лишь от субстанциалистского понимания нации.

*** *** * *** ***

При исследовании феномена наций следует учитывать

синхронический и диахронический аспекты их существования.

Обозначение Ю. М. Лотманом семиосферы как «синхронного семиотического пространства»172 не следует понимать как его вневременность. Нациосфера имеет как синхронное, так и диахронное измерение, она исторически изменчива, и при ее анализе необходимо учитывать, что «одно и то же утверждение, как один

итот же знак, данные в разное время, могут быть утверждениями о разных вещах и знаками разных вещей»173. Обращаясь к фено-

исохранение самоуправления и независимости от имени группы, отдельные члены которой считают, что она образует действительную или возможную “нацию”»), может быть использовано в нашем исследова-

нии. Smith A. D. Theories of Nationalism. L., 1983. P. 171.

170Brubaker R. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge, 1996. P. 21.

171См.: Kristeva J. Nations without Nationalism. N. Y., 1993.

172Лотман Ю. М. После Соссюра // Лотман Ю. М. Семиосфера.

С.153.

173 Степанов Ю. С. Указ. соч. С. 91.

38

мену трансляции значений, Ю. М. Лотман писал, что «являясь важным механизмом памяти культуры, символы переносят тексты, сюжетные схемы и другие семиотические образования из одного ее пласта в другой. Пронизывающие диахронию культуры константные наборы символов в значительной мере берут на себя функцию механизмов единства: осуществляя память культуры о себе, они не дают ей распасться на изолированные хронологические пласты. Единство основного набора доминирующих символов и длительность их культурной жизни в значительной

мере определяют национальные и ареальные границы культур»174.

В то же время символы нельзя рассматривать как некую активную субстанцию. Тезис о том, что «особенностью символов является их культурная устойчивость: они проявляют способность, трансформируя свои значения, пронизывать сменяющие друг друга культурные эпохи, теряя и вновь приобретая культурную активность»175, следует понимать лишь как устойчивость символических форм, используемых в разных контекстах порой со значительно измененными значениями (например, свастика176). Как справедливо отмечала Сьюзан Лангер, «символы представляют не сами объекты, а являются носителями определенной концепции об объектах. Постичь некую вещь или ситуацию — это не то же самое, что “отреагировать” на них очевидным образом или осознать их присутствие. Говоря о вещах, мы обладаем не вещами как таковыми, а представлениями о них;

символы же непосредственно “подразумевают” именно понятия, а не предметы»177.

Необходимо принять во внимание определенную самостоятельность символов, их способность освобождаться от «груза» одних значений и приобретать новые. В этой связи Абнер Коэн полагал, что «символы по своей сути — объективные, а не субъ-

174 Лотман Ю. М. Символ в системе культуры // Лотман Ю. М. Семиосфера. С. 241.

175См.: Символ II.

176См.: Quinn M. The Swastika: Constructing the Symbol. L., 1994.

177Лангер С. Философия в новом ключе: Исследование символики разума, ритуала и искусства. М., 2000. С. 57.

39

ективные формы. Первоначально они могут быть спонтанными творениями отдельных индивидов, имеющих особый субъективный опыт, но они становятся объективными, когда принимаются другими людьми в процессе социального взаимодействия внутри коллектива. То, что первоначально было субъективным и индивидуальным, становится объективным и коллективным, развиваясь в собственную реальность. Символы становятся обязательными и налагают на индивида ограничения… В отличие от знаков символы не являются чисто когнитивными конструктами, они всегда эмоционально и интенционально нагружены»178. «Объективность» символов в противоречивом суждении Коэна следует понимать прежде всего как возможность освобождения, эмансипации символа от референта. Это и приводит к тому, что диахронически нация (точнее — представление о нации, о ее границах) не тождественна самой себе, это постоянно меняющийся узел пересекающихся взаимодействий179.

«Наиболее важная из этих (символических) функций, — отмечал Абнер Коэн, — объективация отношений между индивидами и группами. Мы можем наблюдать индивидов объективно в конкретной действительности, но отношения между ними — абстракции, которые могут наблюдаться только с помощью символов. Социальные отношения развиваются с помощью символов и сохраняются символами. Мы “видим” группы через их символы»180. В одной из статей Владимир Малахов заметил, что вопрос об онтологическом статусе такого сложного феномена, как нация, нельзя снять простым указанием на его символический характер181. Не пытаясь упрощать этот вопрос, можно утверждать, что в настоящее время мы «видим» группы через ра-

178Cohen A. The Lesson of Ethnicity // Urban Ethnicity / Ed. A. Cohen. L., 1974. Р. X. Цит. по: Ильин В. И. Социальное неравенство. М., 2000.

С. 182.

179См.: Armstrong J. Nations before Nationalism. Chapel Hill, 1982.

P. 6.

180Цит. по: Mach Z. Symbols, Conflict, and Identity: Essays in Political Anthropology. Albany, 1993. P. 36.

181Малахов В. Неудобства с идентичностью // Малахов В. «Скромное обаяние расизма» и другие статьи. М., 2001. С. 93.

40