Философы / Соловьёв

8

Владимир Соловьев 1853-1900

1. Жизнь и сочинения. В. Соловьёв родился в Мос­кве в семье знаменитого русского историка и профессора Московского университета Сергея Соловьева. Дед Соловь­ева, горячо веривший в Бога, был священником, добрым человеком и подлинным христианином. Однажды он подвел восьмилетнего Володю к алтарю и в искренней молитве благословил его на служение Всевышнему. По совету своего отца семилетний Владимир начал чтение житий святых. Религиозное чувство Соловьева было очень сильным. Еще мальчиком он совершал ас­кетические поступки. Мать часто находила его спящим без одеяла в зимнее время, этим Соловьев хотел побе­дить плоть. В детстве проявилась у Соловьева и склонность к поэзии. Он наизусть знал много песен и стихотворений русских поэтов, интересовался народным творчеством. Он любил бывать в среде крестьян, кучеров и странни­ков. В Соловьеве было сильно развито мистическое от­ношение к природе. Он называл по имени даже не оду­хотворенные предметы, так, например, своему ранцу он дал имя «Григорий», а карандаш называл «Андреем». Уже юный Соловьев видел вещие сны и видения. Од­но видение связано со всей жизнью Соловьева и оказало огромное влияние на его философские взгляды. Оно яв­лялось десятилетнему мальчику дважды и было вызва­но первой любовью. Подавленный равнодушием люби­мого существа, охваченный ревностью, мальчик стоял под церковными сводами. Шло богослужение. Внезапно все исчезло. В стихотворении «Три свидания», написанном перед своей смертью, он так описывает это незем­ное видение:

Алтарь открыт... Но где ж священник, дьякон?

И где толпа молящихся людей?

Страстей поток, бесследно вдруг иссяк он.

Лазурь кругом, лазурь в душе моей.

Пронизана лазурью золотистой,

В руке держа цветок нездешних стран,

Стояла ты с улыбкою лучистой

Кивнула мне и скрылася в туман.

Тринадцатилетний Соловьев пережил религиозный кризис. Кризис начался в 1866 г. и окончился в 1871 г. Со­ловьев выбросил в сад иконы и стал страстным последо­вателем материалиста Бюхнера и нигилиста Писарева. Социализм и даже коммунизм стали его социальными идеалами. Соловьев преодолел эту упрощенную философию благодаря чтению Спинозы, после чего он обратился к Шопенгауэру, Шеллингу и Гегелю. Одновременно в период жизни с 1869 по 1873 Со­ловьев изучал естественные науки, историю и филологию в Московском университете. После окончания уни­верситета Соловьев в течение года учился в Московской духовной академии. Первой значительной работой Соловьева была маги­стерская диссертация «Кризис западной философии (против позитивистов)», которую он защищал в 1874 г. Во вступительном слове перед защитой диссертации Соловьев заявил, что неверие в Бога опустошает душу чело­века и доводит его до самоубийства.

Для изучения индийской, гностической и средневековой философии Соловьев побывал в Лондо­не, где работал в Британском музее, здесь во второй раз ему явилась София. В то время как он размышлял над видением и страстно желал его повторения, внутренний голос ска­зал ему: «В Египте будь!». Прервав работу в Лондоне, Соловьев спешит в Еги­пет. Приехав в Каир, он остановился в одном из отелей. Однажды вечером Соловьев был на пути к Фивам, он отправился туда пешком в европейском платье (ци­линдре и пальто) и без провизии. В пустыне, в 12 милях от города, Соловьев повстречал бедуинов. Сначала ко­чевники испугались, приняв его за дьявола. Оправив­шись от испуга, они, по-видимому, ограбили странника и скрылись. Была ночь. Выли шакалы. Соловьев ничком лежал на земле. В стихотворении «Три свидания» он рассказывает о случившемся на рассвете:

Что есть, что было, что грядет вовеки

Все обнял тут один недвижный взор...

Синеют подо мной моря и реки,

И дальний лес, и выси снежных гор.

Все видел я, и все одно лишь было, -

Один лишь образ женской красоты...

Вернувшись из путешествия, Соловьев уже знал в целом свою философскую доктрину, существует доказательства того, что он обучался Сокровенной Мудрости в одном из тайных монастырей Египта.

В 1880 г. в Петербургском университете Соловьев защитил диссертацию «Критика отвлеченных начал (против позитивистов)» и получил степень доктора философских наук. В первый период своего творчества философ работал над утверждением основных идей, которые должны лечь в основу целостного знания или теософии. Он писал: «Только в одной сфере - свободной теософии и создания целостного знания - отдельный человек является настоящим субъектом и деятелем, и здесь личное осознание идеи есть уже начало ее осуществления. Трудиться в этой сфере становится, таким образом, обязанностью для всякого, кто осознал цель человеческого развития. Поэтому и я, пришедши к такому сознанию, предпринял в меру своих сил и способностей, систематическое изложение тех идей, которые, по моему убеждению, должны лечь в основу цельного знания». Его основные идеи сформулированы в работах «Философские начала цельного знания» и «Чтения о Богочеловечестве»

До осени 1881 г. он преподавал в Мос­ковском и Петербургском университетах и на Высших женских курсах. В марте 1881 г., после убийства Алексан­дра-2, Соловьев прочитал в Петербурге публичную лек­цию, закончившуюся призывом к царю не приговаривать убийц к смертной казни. Сказанное Соловье­вым поставило его в неудобное положение по отноше­нию к официальным сферам. Он счел необходимым подать в отставку и оставить службу в Ученом комитете при министерстве народного просвещения. Министр, принимая его отставку, заявил: «Я этого не требовал». В январе 1882 Соловьев возобновил чтения по философии в Петербургском Университете и на Высших женских кур­сах, но через месяц уехал из Петербурга и окон­чательно оставил профессорскую деятельность.

Во второй период своего творчества (после 1882 года) от научной и преподавательской деятельности он обратился к общественно-публицистической. Соловьев возлагал надежды на преобразование человечества посредством теократии, через создание справедливого государства и справедливого обществен­ного порядка, которые осуществят христианские идеи. Соловьев особенно интересовался проблемой воссоединения церквей. По приглашению епи­скопа Штроссмейера, выдающегося служителя римско-католической церкви, он посетил Загреб в Хорватии и там опубликовал свою книгу «История и будущность теокра­тии». В 1889 г. Соловьев снова посетил Штроссмейера и опубликовал в Париже книгу «Россия и вселенская Церковь». В этой книге Соловьев с похвалой отзывается о римско-католи­ческой церкви и указывает, что именно она сумела воссоздать всемирную надгосударственную организацию. Католики полагали, что Соловьев отошел от православия и примкнул к римско-католической церкви. В действи­тельности он был убежден, что западная и восточная церкви, не­смотря на внешний разрыв, тесно связаны нерушимыми мистическими узами. Было время, когда Соловьев рассматривал католическую церковь как носительницу традиций антихриста. По словам князя Евгения Трубец­кого, отношение Соловьева к римско-католической цер­кви изменил пророческий сон, который последний ви­дел за год до коронации Александра-3. Соловьеву снилось, будто он едет в карете по Москве; ясно запомни­лись названия улиц и дом, перед которым остановился экипаж. В вестибюле Соловьев встретил католического прелата и, не задумываясь, попросил благословения. По­следний, казалось, не решался, ибо не знал, можно ли благословить схизматика. Указание Соловьева на чисто внешнее разделение церквей и сохранение мистическо­го единства устранило нерешительность прелата: благо­словение было дано. Сон Соловьева сбылся через год, когда на коронации Александра-3 присутствовал папский представитель. Соловев испросил благословение и получил его. То, что случи­лось, совпало до мелочей со сновидением. Соловьев уз­нал улицы, по которым он ехал, дом, в который он во­шел, и католического прелата, давшего ему благослове­ние после нескольких мгновении нерешительности.

В третий период творчества, который начался с 1890, Соловьев снова возвращается к философии. Он занимается популяризацией философских идей, пишет статьи для энциклопедии Брокгауза и Эфрона. Основные работы Соловьева этого периода: «Смысл любви» и сочинение по этике «Оправдание добра». За два года до смерти Соловьев задумал напечатать ряд важных работ. В письме Соловьева говорится: «В журнале я опубликовал первую главу своей метафизики и надеюсь закончить писание этой книги через пятнадцать месяцев. Помимо этого, я погружен в чтение Платона и думаю заняться переводом его сочинений. По окончании работы над моей метафи­зикой, Платоном и эстетикой я всецело отдамся работе над Библией». Однако этим планам не суждено было осу­ществиться. Соловьев успел перевести на русский язык лишь не­сколько диалогов Платона, предпослав им свои предис­ловия, и написать несколько глав, посвященных пробле­мам гносеологии, они озаглавлены «Теоретическая фи­лософия». Кроме этого, Соловьев написал большую ра­боту «Три разговора». Она посвящена проблемам зла.

Подробная биография Соловьева все еще является делом будущего. Такая биография необходима, ибо Со­ловьев был великим философом. Она будет ценной, по­тому что он был исключительной личностью и несомненно, находился в соприкосновении с высшим миром. Друг Соловьева Евгений Трубецкой пишет: «Он был до такой степени близорук, что не видел того, что все видели. Прищурившись из-под густых бровей, он с тру­дом разглядывал близлежащие предметы. Зато, когда взор его устремлялся вдаль, он, казалось, проникал за до­ступную внешним чувствам поверхность вещей и видел что-то запредельное, что для всех оставалось скрытым. Его глаза светились какими-то внутренними луча­ми и глядели прямо в душу. Не будучи аскетом, он имел вид изможденный и представлял собой какие-то живые мощи. Густые локоны, спускавшиеся до плеч, де­лали его похожим на икону. Характерно, что его часто принимали за духовное лицо: его встречали возгласом: «Как, вы здесь, батюшка!» Маленькие дети, хватая его за полы шубы, восклицали: «Боженька, боженька!» С этой наружностью аскета резко контрастировал его звучный, громкий голос: он поражал своей неизвестно откуда шед­шей, мистической силой и глубиной».

Изнуренный вид Соловьева говорил о его крайне беспорядочном образе жизни. Он не был женат и не имел постоянного жилья. У него не было никакого режима для сна, работы, пита­ния. Будучи постоянно в разъездах, Соловьев жил то в какой-либо гостинице в Петербурге, то в имении своих друзей, то где-либо в пансионе на берегах озер Иматры или Саймы в Финляндии. «Своим духовным обликом он напоминал тот со­зданный бродячей Русью тип странника, который ищет высшего Иерусалима, а потому проводит жизнь в хож­дении по всему необъятному простору земли, чтит и по­сещает все святыни, но не останавливается надолго ни в какой здешней обители». Соловьеву не посчастливилось в семейной жизни. Восемнадцатилетним юношей он влюбился в свою кузи­ну Екатерину Романову. В течение нескольких лет они счита­лись помолвленными, однако в 1875 г. Романова ему от­казала. Отвечая на вопрос, был ли он влюблен и если да, то сколько раз, Соловьев записал в альбом Т. Сухоти­ной: «Серьезно - один, вообще - 27 раз».

Не раз Соловьев собирался постричься в монахи. В 1886 г., посетив Троицко-Сергиевскую лавру, он писал: «Архимандрит и монахи очень за мною ухаживают, желая, чтобы я пошел в монахи, но я много подумаю, прежде чем на это решиться». Через год Соловьев писал архимандриту Антонию: «Если бы не то положение, о котором Вы писали, я имел бы теперь большую склонность пойти в монахи. Но пока это невозможно. Я вовсе не сторонник безусловной сво­боды, но полагаю, что между такою свободою и безуслов­ной неволею должно быть нечто среднее, именно свобо­да, обусловленная искренним подчинением тому, что свято и законно. Эта свобода, мне кажется, не противоречит и специально монашескому обету послушания, когда дело касается всецерковных интересов. А, между тем, допустят ли у нас такую свободу, не потребуют ли подчинения всему без разбора, свято ли оно и законно, или нет?»

К материальной стороне жизни и деньгам Соловьев относился крайне пренебрежительно. Заработанные деньги он раздавал, не задумываясь, всем, кто у него про­сил. Если не было достаточно денег, то Соловьев разда­вал свои вещи. «Помню, как однажды глубокой осенью, - рассказы­вает Трубецкой, - в Москве я застал его страдающим от холода. Весь гардероб его в то время состоял из легкой пиджачной пары и из еще более легкой серой крылатки: только что перед тем, не имея денег, он отдал какому-то просителю все суконное и вообще теплое, что у него было, он рассчитывал, что к зиме успеет зарабо­тать себе на шубу». Великодушие Соловьева не обходило животных и птиц. Они, казалось, чувствовали его любовь ко всему живущему. В Петербурге Соловьев часто останавливался в одной из гостиниц. Едва он успевал туда приехать, как к окну его комнаты уже слеталась стая голубей.

У него были близкие друзья и знакомые из всех сло­ев народа. Глубина мысли, широта интересов, огромная эрудиция и особенно остроумие, столь характерные для Соловьева, влекли к нему людей всех классов. «Пиры с ним, - рассказывает Трубецкой, - были воистину Плато­новыми пирами: он испытывал подъем духа, который передавался другим. Кто из его друзей не помнит этих вдохновенных бесед, этого моря чарующего и зарази­тельного веселья!» Соловьев любил дружеские беседы за рюмкой вина. «Вино,- часто говорил он Трубецко­му, - прекрасный реактив. В нем обнаруживается весь человек: кто скот, тот в вине станет совершенной скоти­ной, а кто человек, тот станет выше человека». В предисловии к «Письмам Соловьева» его друг Э.Л. Радлов писал, что ему была свойственна «детская веселость». Письма и стихи Соловьева содержат множе­ство каламбуров, шуток и насмешливых замечаний по своему адресу и адресу друзей.

Сны Соловьев считал окном в другой мир; в них он был во власти пророческих или странных видений и часто беседовал с усопшими. Даже во время пробуждения Соловьев нередко чувство­вал происходящее вдалеке. В письме к Стасюлевичу он писал: «В четверг страстной недели, около восьми часов ве­чера, во время обеда с вами, я испытал без всякой на то причины острый приступ меланхолии, о котором тотчас же рассказал вам (Стасюлевичу и его жене). Я высказал убеждение, что в этот момент произошло несчастье с кем-либо из моих близких. Так и было. Представьте, что действительно около восьми часов вечера случился удар с другом моего детства Лопатиным». Племянник Соловьева рассказывает, что после 1885 года Соловьёв стал сомневаться в возможности воссоединения церквей и, казалось, утратил интерес к проблемам церкви. В этот период, по его словам, светлые видения юности Соловьева (София) и его зре­лых лет (отшельник) сменились частыми видениями дьявола, являвшегося в разных образах. Об этом расска­зывал ему сам Соловьев. Мысли о первопричине зла, так искусно изложенные в «Трех разговорах», очевидно, не давали Соловьеву по­коя и делали его особенно восприимчивым к любому проявлению зла.

Рассеялся туман; и ясно видит око,

Как труден горный путь, и как еще далеко,

Далеко все, что грезилося мне.

И до полуночи неробкими шагами

Все буду я идти к желанным берегам,

Туда, где на горе, под новыми звездами

Весь пламенеющий победными огнями

Меня дождется мой заветный храм.

2. Теософия как синтез науки, религии и философии. В основе науки лежит чувственно - рассудочное познание мира, с помощью которого мы познаем мир явлений. Однако эмпиризм, который утверждает, что наше познание ограничивается только данными чувственного опыта и внешних явлений является односторонней теорией, отвлеченной философией. Соловьев полагал, что ни одно внешнее явление не может сущест­вовать и быть познано вне его необходимых отношений к другим явлениям и тому, кому является. Эти отношения могут быть познаны только посредством абстрактного мышления, выходящего за границы чувственного опыта. Разум лежит в основе философии, однако рационализм, утверждающий, что только с помощью абстрактного мышления мы можем постичь Истину, является односторонним, ибо мы познаем Основы только в их общем значении. Только мистическое познание может дать нам конкретно-духовное постижение мира, всеобщая форма знания при этом не теряет свой смысл, но наполняется духовным опытом. Мистическое познание мира («живое знание») лежит в основе искусства и религии, проявляется в интуициях гениальных творцов и в откровениях религиозных подвижников. Таким образом, истинное знание является результатом эмпирического, рационального и мистического по­знания в их взаимосвязи; а наука, философия, религия и искусство – необходимые части целостного знания.

3. Учение о Боге-Творце и Софии. Теософское учение, основанное на этих началах, стремится соединить полноту содержания духовных созерцаний Востока с интеллектуальными достижениями Запада. Теософия есть философия Всеединства, утверждающая Бога как Абсолютную Первореальность и единство всех существ в духе. Объективное значение знания, его логическая необходимость и связь, возможны только в том случае, если Бог как Абсолютное Начало придаст миру характер завершенной органической системы. Бог как Абсолютное Первоначало выше действительного содержания и реальной формы, Он свободен от всяких определений и всякого существования, так как определенное сущест­вование всегда относительно. Свободное от всяких определений и проявлений, он есть Ничто, содержащее в себе все в потенции. Далее Соловьев утверждает и существование «второго Абсолютного», периодической вечности, первичной Материи, лежащей в основе множественности форм.

Бог-творец в рациональной философии мыслится прежде всего как Логос или Космический Разум, но Соловьев размышляет о Боге как Любви: «Бог осуществляет Благо через Истину в Красо­те». Творец проявляется в трех лицах, которым соответствуют три абсолютные ценности Благо, Истина, Красота. Все три ценности есть лишь различные виды Любви. «Благо есть единение всех, то есть любовь как желаемое». «Истина есть любовь, единство всего, но уже как объективно представляемое: это есть единство идеальное». «Наконец, красота есть та же любовь, но как проявленная или ощутимая: это есть единство реальное». Св. Троица есть достигнутый идеал на основе совершенной любви. Св. Сергий Радонежский посвятил церковь в своем мона­стыре Св. Троице, для того чтобы созерцающие истину божественного триединства монахи имели возможность сделать все, что было в их силах, для воплощения этой истины в жизнь.

Бог есть Любовь как в сфере Троицы, так и в отно­шении к миру. Стремление Творца к творению является актом любви. Более того, божественная любовь неотделима от всех положительных проявлений космического существования. Множественность творений может достигнуть полноты бытия только бла­годаря слиянию в одно целое, в один живой универсаль­ный организм. Разумный смысл сохраняется даже в мире, отпавшем от Бога, по­скольку всем существам свойственно интуитивное стремление к всеобъем­лющему единству. Это стремление обусловлено существованием универсальной Жизни, Мировой Душой, которая объединяет все души. Таким образом, даже в состоянии отделения от Бога мир множественности есть единый организм. Этот организм не отличается совершенством. Вначале его части удерживаются вместе посредством внешнего закона, и только в результате медленного ис­торического процесса они постепенно составляют «новое положительное объединение этих элементов в форме абсолютного организма или внутреннего всеединства». Разум, Логос, есть вечный духовный центр кос­мического организма, София его Душа.

Суть исторического процесса состоит в развитии человека до Богочеловека и в становлении Богочеловечества, единого совершенного социального организма, построенного на любви, творчестве и согласии. Ради ускорения этого процесса божественный Логос, любовь которого никогда не оставляет мир, снисходит в поток событий и воплощается в личность Иисуса Хри­ста. Таким образом божественный Логос «из центра вечности делается центром истории». Этот акт люб­ви, следствием которого является совершенный союз Бо­га и человека, не может быть простым возвратом к изначальному единству с Богом, которое характерно для человека в период безгрешно­сти. После грехопадения нужно стремиться к ново­му единству. Оно может быть достигнуто лишь посред­ством свободной деятельности и борьбы как со стороны Бога, так и человека. Принимая ограниченное человече­ское сознание, божественное начало снисходит на зем­лю, жертвует собой во имя человечества. София в историческом процессе предстает как Богиня, носительница Любви, Мудрости и Красоты, она Матерь Мира, божественная Жена и помощница Христа.

4. Учение о любви. Целью эволюции человека является развитие до Богочеловека, а целью мировой истории является достижение царства Божия на Земле. Построение совершенного общества должно совершиться через испытание человечества, для чего требуется новый про­цесс развития мира, крестившегося, но еще не облекшегося во Христе. Кроме милости и сверхъестественной божественной помощи, в процессе совершенствования человека под­держивают три первичных атрибута человеческой при­роды: стыд, жалость и благоговение. Человек стыдит­ся своей животности и проявляет половой стыд. Чувство жалости и сочувствия проявляется человеком ко всем живым существам, обнаруживая солидарность с ними. Солидарность является непременным условием обще­ственной жизни. Чувство благоговения выражает специ­фическое отношение человека к высшим началам и яв­ляется «индивидуально-психическим корнем религии». Эти три чувства (стыд, жалость и благоговение) выражают специфическое отношение человека к тому, что он считает ниже себя, равным себе и выше себя. В основе этих трех чувств, нравов лежит стремление чело­века к цельности своего бытия, которая нарушается раз­делением на два пола, дроблением человечества на множество враждующих и эгоистических существ, а также отчуждением от абсолютного центра вселенной, от Бога.

Соловьев высказал ряд о значении любви между женщиной и мужчиной, любви полов. Так, например, значение половой любви он видел не в увеличении человеческого рода, ибо чело­век и без этого может добыть себе бессмертие. Свою мысль Соловьев подкреплял фактом внеполового размножения в растительном и животном царствах. Соловьев считал, что деторождение есть «процесс вымещения одного поколения другим... Потомки живут за счет предков, живут их смертью...». Нравствен­ное зло содержится «в самом плотском акте, через кото­рый мы утверждаем собственным согласием темный путь природы, постыдный для нас своею слепотою, без­жалостный к отходящему поколению и нечестивый по­тому, что это поколение - наши отцы». Но и в этом зле есть элемент добра, ибо дети, возможно, «будут не то, что мы, будут лучше нас...». Наши потомки, возможно, достигнут такого уровня совершенства, при котором уже не будет необходимости в увеличении человеческого рода, ибо само бессмертие обеспечит сохранение его. Значение любви для человека состоит не только в деторождении. Половая любовь носит характер индивидуальной любви двух су­ществ противоположных полов, существ, которые рав­ны друг другу как существа, но обладают совершенно различными свойствами и дополняют друг друга.

Любовь начинается с лицезрения «идеального обра­за» любимого существа и в дальнейшем развивается в «такое сочетание двух данных ограниченных существ, которое создавало бы из них одну абсолютную идеаль­ную личность». «Осуществить это единство или со­здать истинного человека как свободное единство муж­ского и женского начал, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою существен­ную рознь и распадение, это и есть собственная ближай­шая задача любви». Смысл человеческой любви вообще - есть спа­сение индивидуальности от эгоизма. Эгоизм заключается в том, что, «приписывая себе, по справедливости, безусловное значение, человек несправедливо отказывает другим в этом зна­чении». Однако человек может понять свою потенциаль­ную абсолютность, «лишь снимая в своем сознании и жизни ту внутреннюю грань, которая отделяет его от другого», т.е. освобождая себя от эгоизма. «Есть только одна сила, которая может изнутри, в корне, подо­рвать эгоизм, и действительно его подрывает, именно любовь, и главным образом любовь полов». Гово­ря о половой любви и ее действительном значении, Со­ловьев имеет в виду не «физиологическое соединение», которое приводит к деторождению и не может «воссоз­дать цельность человеческого существа», а «соеди­нение в Боге», т.е. «духовную лю­бовь», обращающую любящих друг друга мужчину и женщину в одного «цельного человека», способного одержать «победу над смертью». Истинная духовность такого человека, восстановившего свое единство, является в то же время «перерождением, спасением, воскресе­нием».

5. Русская идея. По мнению Соловьева, духовная культура и сво­бодная теократия должны быть созданы на основе орга­нического соединения положительных элементов ду­ховной культуры Востока и Запада. Первый шаг в этом направлении должен заключаться в воссоединении вос­точной и западной церквей. Восточная церковь обладает богатствами мистического созерцания. Западная цер­ковь установила наднациональную духовную власть, не­зависимую от государства. Основой вселенской теократии является союз государства и церкви, опирающийся на нравственную власть последней.

Разви­тием человеческого общества управляют «три коренные силы». Первая центро­стремительная сила стремится подчинить человечество од­ному верховному началу, устранить все многообразие частных форм и подавить, свободу личной жизни. «Один господин и мертвая масса ра­бов» - вот результат исключительного утверждения пер­вой силы. Вто­рая центробежная сила отрицает значение общих единых начал, крайним выражением второй силы были бы «всеобщий эгоизм и анархия, множественность отдель­ных единиц без всякой внутренней связи». Третья сила «дает положительное содержание двум первым, осво­бождает их от их исключительности, примиряет единст­во высшего начала со свободной множественностью частных форм и элементов, созидает, таким образом, це­лость общечеловеческого организма и дает ему внутрен­нюю тихую жизнь».

«Третья сила, долженствующая дать человеческому развитию его безусловное содержание, может быть толь­ко Откровением высшего божественного мира, и те лю­ди, тот народ, через который эта сила имеет проявиться, должен быть только посредником между человечеством и тем миром, должен быть свободным, сознательным оружием последнего. Такой народ не должен иметь ни­какой специальной ограниченной задачи, он не призван работать над формами и элементами человеческого существования, а только сообщить живую душу, дать жизнь и целость разорванному и омертвелому человече­ству через соединение его с вечным божественным началом. Такой народ не нуждается ни в каких особенных преимуществах, ни в каких специальных силах и внеш­них дарованиях, ибо он действует не от себя, осуществ­ляет не свое. От народа - носителя третьей божествен­ной силы требуется только свобода от всякой ограничен­ности и односторонности, возвышение над узкими спе­циальными интересами, требуется, чтобы он не утверж­дал себя с исключительной энергией в какой-нибудь частной низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с ее мелкими интереса­ми, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства, несомненно, принадлежат племенному харак­теру Славянства, в особенности же национальному ха­рактеру русского народа».