129. Теория "лингвистической относительности" Эдварда Сепира и Бенджамина Ли Уорфа

Идеи Вильгельма фон Гумбольдта об определяющем воздействии языка на мировосприятие и культуру народа (см. §10) нашли интересное развитие в языкознании XX в. Наибольшую в мире известность получила теория (или гипотеза) "лингвистической относительности", связанная с именем главы американской школы этнолингвистики Эдварда Сепира (1884-1939) и его ученика Бенджамина Ли Уорфа (1897-1941).

Поражаясь, насколько весь уклад жизни и языки североамериканских индейцев непохожи на культуру и языки народов Европы, они усматривали первоисточник этих различий в своеобразии языков. В подтверждение своей гипотезе они находили множество фактов.

Например, в европейских языках некоторое количество вещества невозможно назвать одним словом – нужна двучленная конструкция, где одно слово указывает на количество (форму, вместилище), а второе – на само вещество (содержание): стакан воды, ведро воды, лужа воды. Уорф писал, что в данном случае сам язык заставляет говорящих различать форму и содержание, таким образом навязывая им особое видение мира. По Уорфу, это обусловило такую характерную для западной культуры категорию, как противопоставление формы и содержания. В отличие от "среднеевропейского стандарта", в языке индейцев хопи названия вещества являются вместе с тем и названиями сосудов, вместилищ различных форм, в которых эти вещества пребывают; таким образом, двучленной конструкции европейских языков здесь соответствует однословное обозначение. С этим связана неактуальность противопоставления "форма – содержание" в культуре хопи.

Уорф, далее, находил связь между тем, как передается объективное время в системах глагольных времен в европейских языках, и такими чертами европейской культуры, как датировка, календари, летописи, хроники, дневники, часы, а также исчисление зарплаты по затраченному времени, физические представления о времени. Очевидность ньютоновских понятий пространства, времени, материи Уорф объяснял тем, что они д а н ы, как бы н а в я з а н ы "среднеевропейской" культуре языками (Новое в лингвистике. Вып. 1. 1960. С. 135-168).

Однако эксперименты психологов не подтверждают эту "удивительно красивую" гипотезу, как писал о ней Ю.Д. Апресян. Но и не опровергают вполне, потому что могут сопоставлять значимости для сознания отдельных языковых фактов, но не громады языков в целом.

"Лингвистическая относительность", зависимость сознания человека от языка продолжает волновать людей, о ней по-прежнему спорят. Потому что многие убеждены: язык – это один из главных наставников человечества.

130. Лингвистическая философия Людвига Витгенштейна и Джорджа Мура

Казалось бы, в неопозитивизме, доверяющем только строгой логике и фактам, невозможны преувеличения на почве "веры в слово". И тем не менее.

Людвиг Витгенштейн (1889-1951) еще в Австрии в раннем "Логико-философском трактате" (1921) развивал идею структурного сходства языка и мира: язык – это образ (проекция) мира, представляющего собой мозаику атомарных фактов. При этом под "фактами" понимались те объективно регистрируемые данные, с которыми имеют дело естественные науки, идеальным языком признавалась символика математической логики, а подлинный предмет философии виделся в логическом анализе языка науки. В свое время эти идеи потрясли логиков и философов, они вызвали бурное развитие математической логики и структурных исследований в разных науках. У Витгенштейна, конечно, были предшественники и вдохновители: не только Бертран Рассел, но и более отдаленные – Лейбниц, Декарт, Луллий. Однако главный источник аналогий между структурой языка и структурой мира – это вера в язык и в его значимость для понимания мира.

Позже глава английских "аналитиков языка" Джордж Мур (1873-1958) и под его влиянием Витгенштейн (уже "поздний", в Англии) переходят от анализа символического логико-математического языка к логическому анализу естественного языка и тех наивных смыслов, из которых складывается языковая картина мира и обыденное сознание человека. Это течение аналитической философии (иногда его называют "лингвистическая философия") видит свою задачу в том, чтобы путем "терапевтического" анализа обычного языка устранять недоразумения, возникающие между людьми из-за "неправильного" употребления языка. Мур, Витгенштейн и их последователи постоянно пишут об опасной власти языка над людьми, о его "вине" и "недугах" как источниках человеческих заблуждений и псевдопроблем. В "Философских исследованиях" Витгенштейна (1953) язык не раз сравнивается с чем-то обманным, враждебным, держащим человека в плену*.

* Ср. несколько тезисов: "Философия есть битва против околдования нашего разума средствами нашего языка" (№ 109); "Мы в плену у образа. А наружу мы не можем выйти, потому что он лежал в нашем языке, и казалось, что язык лишь непреклонно повторяет его нам" (№ 115); "Результат философии – это обнаружение тех или иных проявлений простой бессмыслицы и ссадин, которые мы получаем в процессе понимания, наталкиваясь на границы языка" (№ 120). Цит. по публикации в издании: Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХУ?. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985.

Какие же "недуги", чреватые для людей "обманом", "пленом" и "ссадинами", усматривают в языке лингвистические философы? Например, такой "подлог": мы употребляем глагол знать для обозначения фактически совершенно разных познавательных процессов и состояний, ср.: Я знаю, что это яблоня; Я знаю, что он уехал; Я знаю урок; Я знаю, что делать; Я знаю, что Земля круглая; Я знаю – город будет!; Я знаю этого человека и т.д. В самом деле, в приведенных высказываниях нет двух одинаковых значений или употреблений слова знать. Однако эта многозначность давно известна, а для языков, имеющих толковые словари, с той или иной степенью подробности – описана*. Что касается логической и психологической характеристики тех процессов и состояний, которые люди обозначают словом знать, то, судя по работам Мура и Витгенштейна, они с блеском и не без самоиронии освобождались от "оков" языкового "плена".

* Например, в 4-томном Словаре русского языка под редакцией А.П. Евгеньевой (М.: Русский язык, 1981) в слове знать выделено 7 основных значений, несколько употреблений и более десятка фразеологически связанных значений (вроде значения 'ничего другого не делает, кроме...', возникающего в высказываниях модели Только и знает, что...).

В целом лингвистическая философия и связанный с ней концептуальный анализ обыденного сознания – это перспективные области гуманитарного знания, в которых уже сделаны замечательные открытия в лингвистической семантике, теории коммуникации, социальной психологии; предложены реалистические концепции в теории этики*. При этом рассуждения о "недугах" и "вине" языка можно понять отчасти как риторику и "украшательство", отчасти – как наследие фидеистических традиций в оценке роли языка в познании.

* Подробно см.: Мур Дж. Принципы этики. М., 1984; Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988; публикации Проблемной группы "Логический анализ языка" (Институт языкознания РАН). M., 1987-I995 гг..