Лекция 17 языковое манипулирование

1. Язык и власть

2. Человек манипулируемый

3. Языковые отмычки

1. Язык и власть. Помните, как размышлял главный герой повес­ти Андрея Сергеевича Некрасова «Приключения капитана Врунгеля» капитан Христофор Бони-фатьевич Врунгель, выбирая имя для яхты, на ко­торой он собирался отправиться в кругосветное путешествие? «Назовите судно „Геркулес"или „Бо­гатырь" — и перед ним льды расступятся сами, а попробуйте назовите судно „Корыто", оно и плавать будет, как корыто, и непременно пере­вернётся где-нибудь при самой тихой погоде».

Люди всегда осознавали силу слова. Отсюда и раздумья над выбором имени, и высокие го­норары работников рекламы и психотерапев­тов, и многочисленные гимны могуществу сло­ва — от библейского «В начале было Слово» до строк поэтов Николая Гумилёва: «Солнце оста­навливали словом,/Словом разрушали города» и Владимира Маяковского: «Слово — полководец человечьей силы».

Что это такое — «сила слова» и «власть язы­ка»? Как они влияют на жизнь человека? Мож­но ли этому влиянию противостоять, и если можно, то как?

Человек живёт во внешнем мире — в семье, на работе, в школе, на улице, в городе или селе, в государстве, на планете Земля, во Вселенной. Важная часть этого мира — люди и взаимодей­ствие с ними. Способность заставлять других действовать в соответствии со своими желани­ями и есть власть. Средств добиться этого суще­ствует немало, но нас будет интересовать одно из них: слово.

Вы попросили о чём-либо своего собеседни­ка и надеетесь, что тот просьбу выполнит. Или предупредили его, например, о гололёде на ули­це, полагая, что он будет осторожен. Договори-

Люди всегда осознавали силу слова.

лись с ним о чём-то, обменялись обещаниями и теперь рассчитываете на дальнейшие согла­сованные действия. Практически любая фраза произносится с целью повлиять на действия со­беседника. И даже обычное сообщение накла­дывает на слушающего некоторое обязательст­во: знать то, что ему сообщили; говорящему же это даёт основание действовать, исходя из это­го знания.

Есть старая сказка про принца, который с са­мого рождения не разговаривал, и безутешные родители были уверены: наследник престола — глухонемой. Когда ему было 14 лет, он вдруг за­явил за обедом, что суп пересолен. «Почему же ты раньше молчал?» — спросили его. «Всё было в порядке», — ответил принц. Сказка эта, конеч­но же, «ложь», но «намёк» в ней важный. Прин­цу не нужно было проявлять свою власть над придворными, и поэтому он молчал. Заговорил он, когда потребовалось власть применить. Что же, выходит, всякое общение между людьми -это осуществление ими власти друг над другом? Попробуем разобраться.

ДЕЛАЙ ТАК, КАК Я ХОЧУ

Повлиять — это не то же самое, что заставить. Просьбу можно не выполнить, договорённость нарушить, сообщение пропустить мимо ушей или поспорить с ним, и даже приказа можно ослушаться. (Конечно, это ещё не означает из­бавиться от влияния — возможно, вас попроси­ли сходить погулять именно для того, чтобы вы остались дома.)

Но для того чтобы согласиться или не со­гласиться с утверждением, выполнить или не вы­полнить просьбу и т. д., надо осознать сам факт просьбы, утверждения, договорённости. Язык устроен так, что сделать это не всегда лег­ко. Вот простой пример: среди многочислен­ных шутливых определений оптимиста и пес­симиста встречается следующее: пессимист говорит, что зал наполовину пуст, а оптимист — что, напротив, зал наполовину полон. Оба опи­сания могут относиться к одной и той же си­туации — в зале заполнена примерно полови­на мест. Однако ситуация эта описывается по-разному, и если в первом случае — это рас­сказ о провале, допустим, спектакля, то второе сообщение — о его относительном успехе. Слов провал к успех нет, но слушатель тем не менее уже сделал все нужные выводы.

Вторжение и мероприятия по восстанов­лению конституционного порядка; агрессия и военная помощь; фильтрационный лагерь и концентрационный лагерь; события, граждан­ская война и крупномасштабные столкнове­ния вооружённых групп в борьбе за власть -все эти языковые выражения рисуют различ­ные образы одного и того же положения вещей и соответственно формируют разное к нему от­ношение.

Выбор способа описания (наполовину пус­той или наполовину заполненный зал), чтобы подвести слушателя к определённым выводам, и есть использование власти языка.

Языковое общение в норме предполагает сотрудничество, которое называется принци-пом кооперативности общения. Но в ре­альности далеко не всякий диалог кооперативен. Цели участников диалога могут и не совпадать.

Если говорящий тщательно выбирает такой способ описания, который обеспечит нужное ему восприятие ситуации слушающим, а слуша­ющий никакого особого «отбора» не ощущает, можно говорить о языковом манипулиро­вании. (Возможна, впрочем, и обратная ситуа­ция: если тот, кто воспринимает текст, задумает­ся над причинами, по которым автор выбрал данный способ описания, он может узнать, о чём автор совсем не собирался сообщать.)

Манипулированием называется такой вид взаимодействия между людьми, при котором один из них (манипулирующий) осуществляет контроль за поведением другого (манипулиру-емого), побуждая его вести себя угодным мани­пулирующему способом: голосовать за нужное решение или нужного кандидата, платить нало­ги, слушаться родителей, работать, служить в ар­мии, приобретать какие-то товары и т. д.), а от

каких-то действий воздерживаться. Причём де­лается это таким образом, что манипулируе-мый не осознаёт себя объектом воздействия. Ему кажется, что он сам вследствие рассуждения или душевного порыва захотел сделать именно так.

Существуют сферы жизни, где языковое ма­нипулирование играет очень важную роль. Это прежде всего политическая пропаганда и рекла­ма. Они очень близки: в одном случае вам про­дают (за ваши деньги) определённый товар, и это называется коммерческой рекламой; в дру­гом (за ваши голоса как избирателей, за те же деньги в виде налогов) — определённую поли­тику или политиков: это политическая реклама.

Элементы языкового манипулирования есть в обучении и воспитании — вспомните тему известной песни «Ещё один кирпич в стене» группы «Пинк флойд». Впрочем, манипулиро­вание в воспитании бывает и довольно безобид­ным, когда, например, плачущему малышу го­ворят интригующим голосом: А кто это там? Смотри, собачка!

Значительна роль языкового манипулиро­вания в судебной практике. Адвокат в своей речи может назвать грабителей лицами, нару­шающими преграды и запоры, с помощью ко­торых граждане стремятся охранить своё имущество, а обвинитель разбитую витрину опишет как печальное следствие акта чудо­вищного вандализма.

Наконец, элементы языкового манипулиро­вания есть и в нашем повседневном общении.

2. Человек манипулируемый. Чем всё-таки различаются «нормальное» рече­вое воздействие и манипуляция? Провести меж­ду ними чёткую грань можно не всегда. Для кого-то фраза Премьером правительства назначен NN — просто сообщение о кадровых переста­новках в верхних эшелонах власти (которые ему глубоко безразличны), а для кого-то — сигнал о необходимости срочно что-то делать. В то же время в языке есть и «узаконенные» манипуля­ции, например просьбы в форме вопроса Не мог­ли бы вы?.. Способов манипулирования в любом языке много. Попробуем разобраться в них.

Воздействие может обращаться к чувствам человека, прежде всего примитивным: страху, гневу, ненависти. Многие слова эмоционально окрашены, и неудивительно, что, постоянно го­воря о предательстве, мародёрстве, бандитиз­ме, разрушительной волне, неудержимом паде­нии, подлых идеях, кошмарной интервенции, страшном нашествии, человеконенавистни-

О ЧЁМ ЭТО ОН?

Одним из эталонов «языка для посвящённых» считается язык дипломатии. Вот реальный пример одного «супердипломатич­ного» высказывания в переводе с английского: Хотя наша кри­тика по поводу вмешательства в Камбодже остаётся в силе (оставляя в стороне всё то, что свидетельствует обо всех ужа­сах режима Пол Пота), я лумаю, не следует допускать, чтобы камболжийская проблема была оправданием для того, чтобы игнорировать весь комплекс проблем, которые следует решить в интересах мира и стабильности в Юго-Восточной Азии, осо­бенно когла не делают, исходя из одинаковых принципиальных предпосылок, одинаковых выводов по поводу иной действитель­ности. Понятно?

ческих учениях, варварском нашествии, фаль­шивом лозунге, бешеном наступлении и т. д. (это всего лишь несколько примеров из одной-един-ственной статьи в газете «Советская Россия»), человека можно обозлить, запугать и таким об­разом определить его поведение.

Обращение к таким эмоциям не редкость и в рекламе. Например, в рекламе многих лекарств, парфюмерии, косметики часто используют при­ём внушения беспокойства. Таковы слова об опасности кариеса и тревожная интонация в рекламе зубных паст и жевательной резинки: Каждый раз после еды во рту нарушается кис­лотно-щелочной баланс (уже сам этот наукооб­разный термин пугает) и возникает опасность кариеса. На приёме внушения беспокойства строится телевизионная реклама шампуня «Head & Shoulders». В лифте женщина замеча­ет перхоть на плечах мужчины и с неприязнью отворачивается. Женский голос за кадром: Бе­зупречный внешний вид придаёт вам уве­ренность в себе, но одна маленькая деталь мо­жет всё перечеркнуть. Подчас незаметная для вас, она очевидна окружающим. Перхоть. Угрозу выражают слова безупречный, уверен­ность, всё перечеркнуть. Впечатление усилено благодаря умелому распределению мужских и женских ролей: главный персонаж — мужчина, замечает перхоть женщина и за кадром — жен­ский голос. В конце рекламного ролика, вымыв предварительно голову рекламируемым шампу­нем, мужчина поднимается в офис по эскала­тору. Женский голос за кадром: Не давайте пер­хоти ни малейшего шанса. «Head & Shoulders». И вы всегда на высоте. В этой фразе перхоть представлена как враг, и победа над ней — усло­вие успеха.

К эмоциям обращались и главные лозунги президентской избирательной кампании 1996 г.:

Голосуй сердцем (призыв довериться чувст­вам) и Голосуй — или проиграешь (внушение беспокойства).

Ещё одно начало, используемое для языко­вого манипулирования, — социальное самочув­ствие человека. Разделение на «своих» и «чужих», желание быть, как все, осознание своего места в обществе и стремление его улучшить — всё это в значительной мере определяет поведение человека.

Например, говоря мы, автор текста как бы ав­томатически объединяет мнение слушающего со своим: Мы все любим путешествия. При­меняя вместо слова террористы слово пов­станцы, автор тем самым сообщает о своей со­лидарности с ними (и приглашает слушающего разделить её), а пользуясь, скажем, выражени­ем лица кавказской национальности, дистанци­руется от этих самых лиц, играет на противопо­ставлении «свой»—«чужой», предполагаемом у собеседника. Говоря подчёркнуто сложно, чело­век указывает: его слова предназначены лишь для тех немногих, кто способен понять. Тем са­мым он манипулирует как «посвящёнными» (их отношение к автору становится менее критиче­ским, чем он того, может быть, заслуживает), так и «непосвящёнными»: им достаточно жёстко ука­зывают на то, что их мнение безразлично, или же на то, что от них что-то скрывают.

В рекламе социальные мотивы используют особенно часто. Потребителю обещают повы­шение его социального статуса, приобщение к миру избранных: «Filodoro» — колготки для ма­леньких принцесс; к миру знаменитых: «Lux» -мыло красоты для звёзд экрана; к миру мастер­ски делающих своё дело: «Max Factor Internatio­nal* — косметика для профессионалов, или хо­тя бы тех, кому посчастливилось жить в слывущих благополучными странах и городах: «L & М» -свидание с Америкой (реклама сигарет); Открой­те для себя истинно американский шоколад

«Hershey's!»; Джинсы «Jordache» — в них выросла вся Америка.

Наконец, поведение человека определяется не только эмоциями, желанием быть, как все, стремлением к самоутверждению, но и представ­лениями о мире — картиноцтяяи моделью м up а. Она включает в себя образ действитель­ности, т. е. представления о том, из чего устро­ен мир и как он развивается (например, объ­ясняется ли мировое развитие замыслом или цепью случайностей), систему ценностей (к чис­лу ценностей относятся, например, свобода, мир, безопасность, права человека, нацио­нальные интересы, соборность, жизненное про­странство, торжество ислама, справедливость, мировое господство и т. д.) и рецепты деятель­ности (например, «Красота спасёт мир» или «России нужен кнут»). С помощью языковых средств все компоненты модели мира могут из­меняться таким образом, что слушающий (ес­ли только он специально не подготовлен к «язы­ковой борьбе» или не настроен на неё) не будет осознавать, что он является объектом речевого воздействия. Как же конкретно это делается?

3. Языковые отмычки. Первый инструмент, использующийся для рече­вого воздействия, — это выбор слов и выраже­ний. Мы уже видели, что в значении многих слов есть эмоциональная составляющая. Часто эмо­циональное воздействие совмещается с обозна­чением отношений «свой» — «чужой»: зверст­ва — 'осуществляемые ими убийства', а возмездие, зачистка — 'осуществляемые нами убийства'; угроза — 'их способность к нанесению удара', а сдерживание — 'наша способность к нанесению удара'; гибкость — 'мой компромисс', бесприн­ципность — 'его компромисс' и т. д.

Выбрав нужные слова, можно воздействовать и на образ действительности. Чаще всего упо­требляются эвфемизмы — слова, представляю­щие действительность в более благоприятном свете. Например, называя гражданскую войну событиями, говорящий использует излишне аб­страктное описание ситуации; называя её круп­номасштабными столкновениями вооружён­ных группировок в борьбе за власть (это, кстати, словарное определение гражданской войны), он разрушает единый образ — за сложными выражениями уже не видно события. Называя нечто трагедией, а не преступлением, говоря­щий тем самым делает неуместным разговор об ответственности, ибо у преступления виновник есть, а у трагедии его нет.

Один из видов эвфемизма — смещённые оценочные шкалы. Например, на собачьих вы­ставках оценка хорошо на самом деле означа­ет 'плохо', очень хорошо — 'удовлетворитель­но', а отлично означает 'хорошо', настоящей же отличной оценкой является призовое мес­то. Оценок ниже хорошо обычно не ставят, а просто выводят собаку с ринга.

Достаточно много средств языкового мани­пулирования предоставляет синтаксис. Хорошо известный приём — пассивный залог вместо активного, а также многочисленные конструкции с отглагольными именами (захвачены заложни­ки, захват заложников). При использовании пас­сивного залога о реальном производителе дей­ствия можно не упоминать: на первый план выходит само событие, а ответственность за него вроде бы никто и не несёт. Классический пример приводит британский лингвист Тони Трю. Английская газета «Гардиан» писала: «Спец­наз открыл огонь и застрелил 11 африканских демонстрантов». В газете «Тайме» сообщение о том же событии было ощутимо иным: «11 аф­риканцев были застрелены и 15 ранены, когда родезийская полиция открыла огонь по бесчин­ствующей толпе». Здесь не только используют­ся различные слова (африканские демонстран­ты и бесчинствующие чернокожие), но и сама конструкция фразы снимает с полицейских от­ветственность за гибель демонстрантов.- они не только не обозначены как производители убий­ства, но даже связь между стрельбой и жертва­ми оформлена как временная (союз когда), а не причинная.

Для речевого воздействия важен и порядок элементов сочинительных конструкций. Поме­щая какой-то элемент на первое место, говоря­щий, например, может обозначать отношения «•свой» — «чужой»: о матче между «Спарта-

ком» и «Ротором» скажет болельщик «Спарта­ка» или по крайней мере москвич, а о француз­ско-российской встрече на высшем уровне -только француз.

К числу языковых средств манипулирования относится особый жаргон. Использование та­ких слов, как елъцинократия или красно-корич­невые, создаёт эффект своего (для кого-то) язы­ка. Впрочем, для манипуляции могут употреблять действительно другой язык или диалект. Джеймс Картер (президент США в 1977—1981 гг.), вы­страивая во время своей избирательной кампа­нии образ простого парня, говорил с южным акцентом, которого у него, выпускника престиж­ной военно-морской академии в Аннаполисе, на самом деле уже не было. И наоборот, русско­язычные украинские политики переходят на ук­раинский язык при общении с русскими, чтобы подчеркнуть дистанцию.

Ещё одно эффективное средство манипуля­ции — метафоры. Система метафорических представлений — это часть образа действитель­ности, и обращение к конкретным метафорам или введение новых метафор всегда затрагива­ет модель мира. Известнейший пример речево­го воздействия — использование так называе­мой военной метафоры: борьба за мир, война с бедностью, наступление на неграмотность, сражение с коррупцией и т. п. Эта метафора по­буждает видеть мир сквозь прорезь прицела, а там уж на войне как на войне, жертвы неиз­бежны, за ценой не постоим. Другая широко распространённая метафора — «архитектур­ная». Отсюда перестройка и общий европей­ский дом, а задолго до них было окно в Европу, ныне мы слышим про построение правового государства и выстраивание властной верти­кали. Образ действительности меняется в зави­симости от того, видится ли она как борьба, как