10 Баллов (По в. А. Гиляровскому)

№17

Туры.

Я увидел их возвращающихся в свои неприступные ледники по узкому карнизу каменных скал. Впереди шел вожак, старый тур с огромными рогами, за ним поодиночке все стадо. Вожак останавливался, поднимая голову, принюхивался и прислушивался и снова двигался вперед.

И видел я это стадо, перелетающее семифутовую бездонную трещину вслед за своим вожаком, распластавшимся на секунду в воздухе и ни секунды не задержавшимся на другой стороне трещины: он не перелетел, а скользнул через пропасть и исчез за скалой. И все стадо, все пятнадцать рыжих красавцев, скользнули за ним почти ровной гирляндой: еще не успел первый оставить точку опоры, как за ним летит следующий, займет место первого и вмиг исчезает… Картина неописуемая.

И наши винтовки молчали, потому что бесцельно было убивать над пропастью, недоступной и недосягаемой для человека. Мы знали, что чуткий вожак не ожидает нашего присутствия, так как ветер дул не от нас, а снизу, откуда шли туры. И вот они так же степенно в сотне шагов от нас идут вереницей, но стрелять нельзя: убьешь – упадет в пропасть. Мы ждем, пока они выйдут на широкую площадку, вдавившуюся в глубь скал, изрытых пещерами. Вместе с первым лучом солнца переменился ветер. На секунду остановился вожак и стремглав ринулся вперед: тур никогда не возвращается назад – другого пути на родной ледник нет. С быстротой метеора мелькнуло мимо нас стадо. Грянули выстрелы почти залпом, а потом еще четыре из наших винчестеров, чтобы добить двух подранков. Туры исчезли за углом скалы. Добыча была не малая: четыре козла-красавца лежали на камнях. Пятый, раненный должно быть, слетел в пропасть и исчез из глаз в густом кустарнике на страшной глубине. Доставать его – и думать нечего.

7 Баллов (По в. А. Гиляровскому)

№18

Мона Лиза. Джиоконда.

Леонардо приготовлял мастерскую для ее приема. Ученик удивлялся тревоге ожидания, почти нетерпению, которые были несвойственны всегда спокойному учителю.

Солнце просвечивало сквозь облака тусклым светом с тенями нежными, тающими как дым, - любимым светом Леонардо, дающим особую прелесть женским лицам.

Леонардо привел в порядок кисти, палитры, горшочки с красками, которые, застыв, подернулись светлою корочкой; снял полотняный покров с портрета; пустил фонтан посередине двора, устроенный для забавы, в котором ниспадающие струи ударяли о стеклянные полушария и производили странную тихую музыку. Вокруг фонтана росли им взлелеянные ее любимые цветы – ирисы.

Лучших певцов, рассказчиков приглашал Леонардо, чтобы они развлекали ее, во избежание скуки. Он изучал в ее лице игру мыслей и чувств, возбуждаемых беседой, музыкой. Впоследствии собрания сделались реже: он знал, что она и без них не соскучится.

Сначала вошла с молитвенником служанка, которая имела свойство стираться и делаться невидимой. Вслед за ней вошла та, которую ожидали все, - женщина лет тридцати, в темном платье, с прозрачно-темной дымкой, опущенной до середины лба.

Она неаполитанка из древнего рода. Супругу моны Лизы сорок пять лет. Это человек обыкновенный, не дурной и не хороший, расчетливый, погруженный в службу. Изящная молодая женщина казалась ему пристойным украшением в доме. Тихая, скромная, благочестивая, была она доброй хозяйкою, верной женой.

В течение трех лет при каждом ее появлении ученик испытывал удивление, подобное страху. Он знал, что Леонардо никогда не виделся с ней наедине, но есть у них тайна, которая сближает их. Он также знал, что это не тайна любви.

Происходившее на его глазах было поразительным: не только изображенная на портрете, но и сама мона Лиза становилась все более похожей на Леонардо, как это бывает у людей, постоянно, долгие годы живущих вместе.