Юридическая монография Серова

бы была заметно расширена. По ст. 1 закона от 29 апреля 1725 г. фискалам вменялось в обязанность расследовать инициированные ими уголовные дела и лишь затем направлять их в суды (по выражению законодателя, «разсмотря подлинно… представлять по делу во обличение к суду… а

не разсмотря и не разведав истины (так как было прежде) не доносить»)2. Тем самым, фискальская служба дополнительно наделялась полномочиями органа предварительного расследования.

Круг дел, по которым фискальская служба обязывалась осуществлять надзор и уголовное преследование, специально закреплялся в ст. 5 закона «О должности генералафискала…». Содержание названной статьи не отличалось, впрочем, новизной и вполне раскрывалось в ее заглавии: «Должность генерал- и обер-фискалов и подчиненных их доносить и взыскание иметь о всех безгласных делах». Более того: в ст. 5 закона от 29 апреля 1725 г. оказались дословно воспроизведены положения ст. 1–4 закона от 17 марта 1714 г. «Указ о фискалах...»3. Иными словами, за фискальской службой по-прежнему сохранялась обязанность осуществлять уголовное преследование по делам, по которым отсутствовали челобитчики-заявители.

Наряду с этим, в ст. 4 закона «О должности генералафискала…» вводилась норма, согласно которой фискал мог инициировать уголовное дело только с санкции главы вышестоящего органа фискальской службы («не объявя прежде вышним своим, отнюдь нигде никаких доношений… не подавать»). В соответствии с названной статьей городовой фискал обязывался испрашивать санкцию на инициирование дела у главы территориального органа фискальской службы — провинциал-фискала, а провинциал-фискал — непосредственно у генерал-фискала или у обер-фискала. Кроме того, в ст. 3 характеризуемого закона оговаривалось, что фи-

1 Уместно заметить, что в законе от 29 апреля 1725 г. оказалось ни словом не упомянуто о какой-либо организационной связанности фискальской службы и генерал-прокуратуры.

2 Полное собрание законов. Т. 7. ¹ 4968. С. 449.

3 Там же ¹ 4968. С. 450; ср.: Там же. Т. 5. ¹ 2786. С. 89.

скалы должны были инициировать уголовные дела строго на подведомственной им территории1.

Наконец, нельзя не отметить, что в ст. 8 закона «О должности генерала-фискала…» впервые регламентировался порядок принесения фискалами жалоб на волокиту в рассмотрении расследованных ими дел и на вынесение по таковым делам неправосудных приговоров. Согласно ст. 8 о подобных эпизодах городовые фискалы обязывались докладывать провинциал-фискалу, который вносил по этому поводу протест в вышестоящий судебный орган. В случае же, если вышестоящий судебный орган не принимал надлежащих мер, то провинциал-фискал должен был сообщать о происшедшем генерал-фискалу, который, в свою очередь, обращался с протестом либо в Юстиц-коллегию, либо в Сенат2.

Остается добавить, что столь расширивший полномочия фискалов и столь подробно регламентировавший их процессуальную деятельность закон от 29 апреля 1725 г. остался на практике мертвой буквой. Произошло это в связи с тем, что в 1725 г. отечественная фискальская служба находилась уже в состоянии глубокого кризиса. Многолетнее отсутствие конечных результатов по основной массе инициированных фискалами дел привело как к совершенному падению влияния фискальской службы в государственном аппарате, так и к бесповоротной утрате той поддержки населения, которой служба пользовалась в 1710-е гг.

В довершение всего, месяц спустя после издания закона «О должности генерала-фискала…» появился оставшийся вне поля зрения предшествующих авторов именной указ от 28 мая 1725 г., по которому прекращались производством все дела, инициированные фискальской службой до 1721 г.3 Огромный пласт добытой фискалами разоблачительной информации (касавшейся, главным образом, должностных лиц

1 Полное собрание законов. Т. 7. ¹ 4968. С. 450. 2 Там же. С. 451.

3 РГИА, ф. 1329, оп. 1, кн. 29, л. 38–41. Не будучи включен в состав Первого Полного собрания законов, именной указ от 28 мая 1725 г. оказался впервые опубликован лишь в 2000 г. («Розыскать накрепко, правдою…». С. 207–208). Уместно отметить, что действие означенного указа было распространено и на дела, инициированные службой церковных фискалов (Описание документов и дел… Т. 5. Стб. 375).

всех уровней) оказался в одночасье, без разбора аннулирован. Издание именного указа от 28 мая 1725 г. стало одним из последних ударов, нанесенных фискальской службе. Оставшись вскоре без руководителей (подвергшихся по разным поводам уголовному преследованию и осужденных в 1727 г.1), дезорганизованная и почти свернувшая деятельность фискальская служба России была формально упразднена именным указом от 15 декабря 1729 г.2

Заключая освещение вопроса об изменениях, осуществленных в ходе судебной реформы Петра I в области судопроизводства, нельзя не упомянуть об основанной в 1722 г. российской прокуратуре. Здесь необходимо иметь в виду два обстоятельства. С одной стороны, согласно законам от 12 января и от 18 января 1722 г. органы прокуратуры были учреждены как при ряде судов общей юрисдикции (при Юстиц-коллегии и гофгерихтах), так и при части специализированных судов (при Адмиралтейской, Военной, Вотчинной, Камер- и Коммерц-коллегиях, а также при Главном магистрате)3.

С другой стороны, как явствует из нормативных правовых актов первой четверти XVIII в., в которых регламентировались полномочия прокуратуры, и из материалов судебной практики, роль прокуроров при судах ограничивалась в петровское время исключительно тем же надзором за соблюдением законности, что и прокуроров при иных орга-

1 Необоснованно обвиненный в фальсификации материалов переписи душ генерал-фискал А. А. Мякинин был в июне 1727 г. предан военному суду, который приговорил его к расстрелу, замененному 19 декабря 1727 г. ссылкой в Сибирь. Изобличенный в злоупотреблении должностными полномочиями обер-фискал М. А. Косой был 2 марта 1727 г. приговорен Сенатом к пожизненной ссылке аналогично в Сибирь (подробнее об этом см.: Серов Д. О. Администрация Петра I. С. 50, 60).

2 Протоколы, журналы и указы… СПб., 1898. Т. 101. С. 262–263. Что касается службы церковных фискалов, то она подверглась ликвидации еще раньше, по синодскому указу от 15 марта 1727 г. (Барсов Т. В. Указ. соч. С. 391).

3 Законодательные акты Петра I. С. 286, 382. О первоначальной организационной структуре отечественной прокуратуры наиболее подробно см.: Серов Д. О. Прокуратура Петра I. С. 69–79. Обзор литературы, посвященной истории прокуратуры России в первой четверти XVIII в. (изданной до 2002 г.) см.: Там же. С. 187–191.

нах власти1. В отличие от фискальской службы, какими-либо специфически процессуальными функциями отечественная прокуратура в те времена не обладала. Должностные лица прокуратуры (включая прокурора Юстиц-коллегии и прокуроров надворных судов) не инициировали уголовные дела, не осуществляли их расследование, не поддерживали государственное обвинение в суде2 (единственным исключением здесь явилось недолгое существование следственной канцелярии генерал-прокуратуры).

§4. Систематизация процессуального законодательства России в 1717–1723 гг. Проект Уложения Российского государства

1723–1726 гг.

Завершая рассмотрение обстоятельств судебных преобразований 1717–1723 гг., необходимо кратко остановиться на вопросе о систематизации в описываемый период отечественного процессуального законодательства. Как известно, в настоящее время принято выделять четыре основных формы систематизации нормативных правовых актов — учет, инкорпорацию, консолидацию и кодификацию. Сразу же стоит оговорить, что такие формы систематизации, как учет и консолидация, в России первой четверти XVIII в. не использовались. А вот инкорпорация и кодификация нашли применение и в годы судебной реформы Петра I. Каким же образом инкорпорация и кодификация оказались использованы в 1717–1723 гг. при систематизации процессуального законодательства?

Что касается инкорпорации (о применении которой в России XVIII в. ни словом не упомянули предшествующие авторы), то первым актом систематизации означенной формы в истории отечественного права следует признать, дума-

1 В литературе на данное обстоятельство в общем виде обратили внимание М. А. Чельцов-Бебутов, О. А. Кожевников и Г. Н. Королев (Чельцов-Бебутов М. А. Указ. соч. С. 700–701; Кожевников О. А. История прокурорского надзора за законностью расследования преступлений (1722–1917 гг.): учеб. пособие. Екатеринбург, 2004. С. 5; Королев Г. Н. Прокурорское уголовное преследование в российском уголовном процессе: моногр. М., 2006. С. 67–68).

2 О направлениях деятельности прокуратур Юстиц-коллегии и надворных судов в 1722–1725 гг. см.: Серов Д. О. Прокуратура Петра I. С. 127–133; Он же. Юстиц-коллегия и органы надзора. С. 105–111.

ется, подготовку сборника «Копии всех его царского величества указов, публикованных от 1714 года с марта 17 дня по нынешней 1718 год», типографски обнародованного в СанктПетербурге в 1718 г. В состав названного сборника вошли 50 нормативных правовых актов (в том числе относящихся к процессуальному законодательству), которые были изданы с марта 1714 г. по март 1718 г.1 С этого момента составление собраний текущего законодательства стало регулярным. В итоге, в 1719–1725 гг. оказались подготовлены и опубликованы еще четыре подобных сборника (последний из них вышел из типографии 12 января 1725 г., за две недели до кончины Петра I)2.

Подготовка сборников осуществлялась в канцелярии Правительствующего Сената, так что инкорпорация носила официальный характер. При этом, если в четырех из пяти сборников 1718–1725 гг. составители расположили нормативный материал по хронологическому принципу, то

водном — сборнике 1721 г. — по тематическому принципу. Означенный сборник (содержавший 133 нормативных правовых акта 1719–1720 гг.) был разделен на 10 глав. Акты процессуального законодательства оказались сосредоточены

всборнике 1721 г. в главе 2 «О судных и розыскных принадлежащих до юстиции делах»3.

Для полноты картины уместно добавить, что в 1724 г. прокурор Вотчинной коллегии А. Г. Камынин выступил с предложением подготовить сборник расположенных в хронологическом порядке актов, относившихся к вотчинному праву и изданных после Уложения 1649 г. Цель такового мероприятия прокурор Афанасий Камынин видел в том,

1 Описание изданий гражданской печати… С. 230. Достойно упоминания, что сборник был напечатан внушительным по тем временам тиражом в 600 экземпляров (там же). Не исключено, что непосредственным образцом для составления «Копий…» послужил несомненно хорошо известный г. Фику и другим немецкоязычным советникам Петра I сборник «Lieffländische Landes Ordnungen» («Земские правила Лифляндии»), содержавший нормативные правовые акты, касавшиеся Лифляндии. Данный сборник неоднократно типографски издавался (в обновлявшихся редакциях) шведскими властями, последний раз — в 1707 г. (Калнынь В. Е. Указ. соч. С. 84).

2 Описание изданий гражданской печати… С. 256, 332–333, 435– 436, 474.

3 Там же. С. 332.

чтобы «каждой в колегии о законах ведать мог»1. Впрочем, насколько можно судить, данное инкорпорационное предложение А. Г. Камынина не получило поддержки ни в Вотчинной коллегии, ни в Сенате.

Как бы то ни было, при всех успехах, достигнутых в конце 1710-х – первой половине 1720-х гг. в деле инкорпорации, подготовка собраний текущего законодательства не могла заменить собой кодификацию. По мере развертывания административной и судебной реформ Петра I, по мере вышеотмеченной интенсификации в 1710-е гг. законотворческого процесса потребность в кодифицированных актах все более обострялась. На данную ситуацию мало повлияло и издание таких кодексов, как «Краткое изображение процесов…» 1712 г. и Воинский артикул 1714 г., которые применялись в первой четверти XVIII в. лишь в военных судах2. Наконец, уместно вспомнить, что предпринятые в 1700-е – первой половине 1710-х гг. две попытки всеобщей кодификации российского законодательства оказались безуспешными, и что законом от 20 мая 1714 г. было подтверждено действие норм Уложения 1649 г.

Не вызывает сомнений, что в середине 1710-х гг. законодатель осознавал необходимость продолжения работ по созданию единого кодекса права. Уже в законе от 20 мая 1714 г. говорилось, что Уложение 1649 г. сохраняет силу временно, до тех пор, пока не будет подготовлена его новая

1 РГАДА, ф. 248, кн. 50, л. 745 об.

2 Для полноты историографической картины стоит заметить, что вопрос об использовании Воинского артикула 1714 г. в гражданских судах специально рассматривался в историко-правовой литературе. При этом по означенному вопросу было высказано два противоположных мнения. П. С. Ромашкин доказывал, что Воинский артикул в гражданских судах не применялся, а Л. П. Шорохов — что, наоборот, применялся (Ромашкин П. С. Вопрос о применении Воинских артикулов Петра I в общих судах // Вестник Московского университета. 1948. ¹ 2. С. 3–12; Шорохов Л. П. К вопросу о применении Воинских артикулов Петра I 1715 г. в общих (гражданских) судах // Актуальные вопросы правоведения в общенародном государстве. Томск, 1979. С. 88–92). К вполне убедительным доводам П. С. Ромашкина имеет смысл добавить, что в материалах правоприменительной практики второй половины 1710-х – первой половины 1720-х гг. автор настоящей работы не встретил ни единого упоминания об использовании Воинского артикула в гражданских судах. Как явствует из архивных источников, в отмеченный период в уголовном судопроизводстве в гражданских судах применялись, главным образом, Уложение 1649 г., Новоуказные статьи 1669 г. да закон от 10 ноября 1721 г. об ответственности за особо тяжкие преступления.

редакция («дондеже оное Уложение… изправлено и в народ публиковано будет»)1. Стоит повторить, что и в заключительной части Наказа «майорским» следственным канцеляриям от 9 декабря 1717 г. констатировалось, что «Устава земского [гражданского] полного и порядочного не имеем»2.

Однако необходимость подготовки единого кодифицированного акта стала очевидной в ту пору не одному только законодателю. Так, бывший обер-инспектор Ратуши А. А. Курбатов специально остановился на вопросе о составлении единого кодекса отечественного права в п. 9 проекта «Пункты о Кабинет-коллегиуме», подготовленного в 1721 г. В названном пункте Алексей Курбатов подчеркнул, что «ясно и доволно [подробно] изложенный Статут привнесет Российскому государствию многую ползу и всяким коварствам… пресечение». В качестве нормативных источников «Статута» автор «Пунктов…» видел как иностранные кодексы («разных европийских государств статуты»), так и акты российского права, начиная с Уложения 1649 г.3

Наиболее же развернутые предложения о путях кодификации отечественного законодательства в годы судебной реформы Петра I выдвинул не раз упомянутый выше предприниматель и прожектер Иван Тихонович Посошков. В завершенном в 1724 г. трактате «Книга о скудости и богатстве» Иван Посошков подробно высказался на тему создания новой «Судебной книги» (или «Судебника») — того самого единого кодекса отечественного права4. По мнению И. Т. Посошкова, отсутствие таковой «Судебной книги» являлось одной из причин кризисного состояния правосудия в нашей стране

1 Законодательные акты Петра I. С. 41. Показательно, что вышеприведенная фраза была внесена в законопроект собственноручно Петром I (там же).

2 РГИА, ф. 1329, оп. 1, кн. 27, л. 68 об. [Приложение IV, ¹ 1]. 3 Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ в записках современ-

ников Петра Великого: опыт изучения русских проектов и неизданные их тексты [2-е изд.] М., 2000. С. 236.

4 Посошков И. Т. Указ. соч. С. 161–164, 172–173. В историкоправовой литературе кодификационные предложения И. Т. Посошкова в разное время кратко осветили М. В. Клочков, А. Б. Зайченко и В. А. Томсинов (Клочков М. В. Прибыльщики и доносители петровского времени // Записки Императорского Харьковского университета. 1915. Кн. 3. С. 9–10; Зайченко А. Б. Политические и правовые взгляды И. Т. Посошкова. С. 25–26; Томсинов В. А. Указ. соч. С. 204–205).

(«буде не сочинить на решенье всяких дел новаго изложения, то

иправому суду быти невозможно… древние уставы все обветшали, и от неправых судей вси исказились»)1.

Для подготовки нового кодекса Иван Посошков предложил созвать кодификационную комиссию (наименованную им «многосоветием»), состоявшую из представителей духовенства, дворянства, купечества, строевых военнослужащих, а также из крестьян, имевших опыт работы в низовых органах местного самоуправления (которые «в старостах и в соцких бывали и во всяких нуждах перебывались»)2. Разработанный этой комиссией законопроект надлежало, по мысли И. Т. Посошкова, растиражировать для всенародного (!) обсуждения («всем народом освидетельствовати самым вольным голосом»)3. Завершением законотворческого процесса должно было стать утверждение проекта монархом.

Примечателен круг нормативных источников, которые выходец из дворцовых крестьян Иван Посошков предложил использовать при составлении «Судебной книги». В первую очередь, при работе над законопроектом автор «Книги о скудости

ибогатстве» полагал необходимым учитывать нормы отечественного законодательства XVII – первой четверти XVIII в., начиная — несложно догадаться — с Уложения 1649 г. Вместе с тем, И. Т. Посошков не исключал и рецепции отвечавших российским условиям норм зарубежного законодательства, причем не только западноевропейского, но и (!) турецкого («надлежит

итурецкой судебник перевести на словенской язык и прочия их судебныя и гражданскаго устава порятки… преписать»)4.

Между тем, завершая работу над «Книгой о скудости и богатстве», Иван Посошков не подозревал, что проектировавшаяся им «Судебная книга» уже не один год как составлялась. Правда, комиссия по подготовке нового единого кодекса отечественного права была организована отнюдь не по предлагавшемуся И. Т. Посошковым принципу сословного представительства, и никакого всенародного обсуждения выработанного этой комиссией законопроекта однозначно не планировалось. А вот зарубежные нормативные источники

1 Посошков И. Т. Указ. соч. С. 161, 172.

2 Там же. С. 162.

3 Там же.

4 Там же. С. 161.

комиссия использовала при подготовке законопроекта очень даже широко.

На сегодня можно со всей определенностью утверждать, что по ходу подготовки судебной реформы законодатель переменил концепцию создания нового Уложения (сообразно прежней концепции, как легко понять из вышеизложенного, предусматривалась подготовка новой редакции Уложения 1649 г.). В окончательном виде новая концепция сложилась у Петра I, по всей очевидности, в 1717 г. Кроме того, вероятно, на стыке 1717 и 1718 гг. царь возложил кодификационные работы на только что основанную Юстиц-коллегию. По крайней мере, в п. 5 вышерассмотренного доклада Петру I от мая 1718 г. Юстиц-коллегия уже запросила для подготовки нового Уложения дополнительные штатные единицы.

Как явствует из формулировки в названном пункте доклада, кодификационная деятельность коллегии должна была заключаться в «соединении… Рос[c]ийского уложения, новосостоятелных указов и Швецкого уставу»1. В приведенной формулировке, думается, как раз и нашла отражение новая концепция создания единого кодекса отечественного права. Иными словами, законодатель поставил перед кодификаторами из Юстиц-коллегии весьма непростую задачу осуществить синтез норм Уложения 1649 г., текущего российского законодательства и шведских кодексов2. Таковая концепция, в отличие от прежней, полностью соответствовала тогдашней стратегической установке Петра I на всемерное использование шведского административного и правового опыта.

К настоящему времени о разработке проекта нового Уложения в Юстиц-коллегии известно сравнительно немного. Установлено лишь, что в мае 1718 г. коллегия направила

1 Законодательные акты Петра I. С. 369.

2 М. В. Бабич указала в монографии 2003 г., что идея об объединении в новом Уложении «не только Уложения 1649 г. и последующих российских актов, но и шведских уставов» была окончательно оформлена высочайшей резолюцией от 9 мая 1718 г. на вышеотмеченный доклад Юстиц-коллегии (Бабич М. В. Государственные учреждения XVIII в. С. 215–216). Данное суждение М. В. Бабич представляется не вполне точным. Во-первых, резолюция Петра I на п. 5 доклада Юстицколлегии от мая 1718 г. касалась исключительно вопроса о выделении запрошенных коллегией дополнительных штатов, а во-вторых, совершенно очевидно, что в п. 5 доклада говорилось о кодификационном мероприятии, которое к тому времени уже начало осуществляться.

Поместному приказу и Канцелярии земских дел распоряжение о своде глав Уложения 1649 г. (использовавшихся в их правоприменительной практике) с отечественными законодательными актами второй половины XVII – начала XVIII в. В самой же Юстиц-коллегии (при активном личном участии президента А. А. Матвеева) тогда занялись сведением части Уложения 1649 г. со шведским «Земским уложением» 1608 г., как в русском переводе оказалось наименовано архаичное Уложение Кристофера 1442 г. [Kristoffers landslag 1442], некогда добытое г. Фиком в типографском издании 1608 г.1.

Характерно, что против широкого использования Уложения Кристофера 1442 г. при подготовке проекта российского Уложения выступил не кто-нибудь, а вице-президент Юстиц-коллегии бывший шведский судья г. Бреверн. В составленной по указанию Петра I особой записке касательно принципов подготовки нового Уложения Герман Бреверн резонно отметил, что шведские законы «в том виде, в каком они содержатся в опубликованном шведском Земском уложении, уже устарели, будучи в значительной мере заимствованы из канонического права и соответствуют времени, давно ушедшему даже в Швеции, и реальности, сильно отличающейся от положения вещей в России…»2. Наряду с этим, г. Бреверн предложил использовать при подготовке новго Уложения не только шведские нормативные источники, но и «кодексы законов других народов»3. Как бы то ни было, несмотря на возражения Германа Бреверна, работа с Уложением Кристофера 1442 г. продолжилась. 18 апреля 1719 г. подготовленные в Юстиц-коллегии законопроектные материалы были затребованы в Правительствующий Сенат (куда они поступили 12 июня 1719 г.)4.

Стремясь поскорее завершить составление нового Уложения, Петр I 9 декабря 1719 г. собственноручно написал указ о заслушивании подготовленного Юстиц-коллегией

1 Рeterson C. Op. сit. P. 343.

2 Hermann's von Brevern Leben. S. 250.

3 Ibid. S. 251.

4 Замуруев А. С. Проект Уложения Российского государства… С. 180– 182. Не может не вызвать недоумения, что сюжет о кодификационной деятельности Юстиц-коллегии в конце 1710-х гг. остался совершенно вне поля зрения Л. М. Балакиревой, детально осветившей функционирование коллегии в 1718–1719 гг. (см.: Балакирева Л. М. Судебная реформа Петра I. С. 132–338).