Юридическая монография Серова

Глубоко показательно, что А. Я. Нестеров организационно никак не связывал проектируемые фискальские суды с фискальской службой — что свидетельствовало об осознании им необходимости отделения органов правосудия от органов надзора и уголовного преследования. Как бы то ни было, данный проект не нашел поддержки у сенаторов. В ответ на означенное доношение А. Я. Нестерова Сенат ограничился 16 февраля 1721 г. изданием указа, в котором Юстицколлегии предписывалось назначить одного из членов присутствия «к фискалским делам»1.

Остается добавить, что на практике система реформированных специализированных судов начала в полной мере функционировать к 1722 г. Уникальной призмой, позволяющей составить целостное представление о работе этой системы, являются относящиеся к описываемому времени распорядительные акты Сената и Юстиц-коллегии о распределении дел по подсудности между судами общей юрисдикции и специализированными судами. Например, один из таких актов — сенатский указ от 6 июля 1722 г. — был издан в ответ на коллективную исковую челобитную чуваш Курмышского уезда Алаторской провинции.

Согласно данному указу дела по обвинению во взяточничестве бывшего курмышского ландрата Болховского и подьячего Загибянева, а также дело по обвинению комиссара г. Спешнева в неуказных сборах направлялись на судебное рассмотрение в Камер-коллегию. Дела по обвинению во взяточничестве алаторского и курмышского городовых судей Ф. Секерина и Мещерского, а равно дело по обвинению фискала С. Вашутина в злоупотреблении должностными полномочиями направлялись в Юстиц-коллегию, дело по обвинению посадского человека А. Свечникова в вымогательстве — в Главный магистрат (с последующим информированием обо всех вынесенных приговорах Сената)2.

1 РГАДА, ф. 248, кн. 650, л. 20.

2 РГАДА, ф. 248, кн. 1889, л. 250 об. [Приложение III, ¹ 1]. Сенатские указы и распоряжение Юстиц-коллегии 1722–1724 гг. сходного содержания см.: Там же, л. 254–254 об.; Там же, кн. 1936 , л. 21–22; Там же, ф. 282, оп. 1, кн. 21643, л. 163–164 об. [Приложение III, ¹ 2 и 3].

§ 8. Выводы

Подводя итог вышесказанному, следует констатировать, что в ходе судебной реформы Петра I было реорганизовано и впервые учреждено в общей сложности 13 специализированных судебных органов. Из числа специализированных судов, действовавших в России до 1717 г., в ходе судебных преобразований сохранились (хотя и подвергшись разнообразным изменениям): Преображенский приказ, Поместный приказ (ставший Вотчинной коллегией), военные суды (кригсрехты), церковные суды, а также суды для тяглых горожан (посадских людей). Из специализированных судов на протяжении 1717–1723 гг. были основаны: Камер-коллегия, Ревизион-коллегия, Берг-коллегия, Коммерц-коллегия, Полицмейстерская канцелярия Тайная канцелярия, Вышний суд и особое военно-судебное присутствие, состоявшее из глав и асессоров «майорских» следственных канцелярий.

Соответственно, из подсудности отечественных судов общей юрисдикции к 1724 г. оказались изъяты — всецело или по большей части — восемь категорий уголовных и гражданских дел (дела по государственным, финансовым, таможенным, противоцерковным преступлениям, преступлениям против интересов службы, по фальшивомонетничеству, по нарушению общественного порядка в городах, дела по земельным спорам дворян). Параллельно с этим, из подсудности судов общей юрисдикции к концу правления Петра I были выведены — полностью или преимущественно — четыре значительные категории лиц (строевые военнослужащие, духовенство, крестьяне церковных вотчин, тяглые горожане), а заодно временно проживавшие в России иностранные предприниматели и представители среднего и высшего звеньев государственного аппарата.

В системе специализированных судов, сложившейся в 1717–1723 гг., самое заметное место заняли подсистемы военных, церковных и магистратских судов. Наиболее же новаторскими мерами, осуществленными тогдашним законодателем в области реформирования специализированных судов, следует признать формирование вертикали обладавших беспрецедентно широкими юрисдикционными полномочиями

магистратских судов, а также учреждение получившего статус высшего органа власти Вышнего суда.

Построение в ходе судебной реформы столь разветвленной системы специализированных судов означало серьезное отступление законодателя от исходных стратегических установок как на доминирование в преобразованной судебной системе России судов общей юрисдикции («Юстицколегиум — всякой суд во въсех делех»), так и на всемерное использование шведских образцов. По существу, в нашей стране в результате проведения судебной реформы 1717– 1723 гг. произошло восстановление (хотя и в редуцированном виде) свойственной дореформенным временам той самой «судебной чересполосицы», которую изначально стремился преодолеть Петр I. И дело здесь было не в недостатке политической воли первого российского императора.

Будучи, как уже говорилось, последовательным прагматиком, Петр I не мог со временем не уяснить недостаточную совместимость шведских образцов с российскими условиями и традициями, а потому не мог не осознать необходимость корректировки курса административной и судебной реформ. И если поначалу, в мае 1718 г. царь Петр Алексеевич включил Поместный приказ в структуру Юстиц-коллегии, в том же мае 1718 г. не предусмотрел никаких судебных полномочий для Полицмейстерской канцелярии, а в январе 1721 г., по Духовному регламенту, резко сократил судебные полномочия церкви, то уже в ноябре 1721 г. император Петр Великий вернул под церковную юрисдикцию крестьян синодальных вотчин, в январе 1722 г. учредил Вотчинную коллегию, а в январе 1723 г. основал не имевший и отдаленных шведских аналогов Вышний суд. И подобно тому, как в 1722 г. в построении местных органов власти законодатель вернулся к традиционной отечественной модели «единого хозяина» (и судьи, и администратора) в регионе, в 1721 г. он во многом вернулся к не менее традиционной модели такового же «единого хозяина» в ведомстве.

Глубоко своеобразной страницей в истории реформирования в 1717–1723 гг. системы отечественных специализированных судов явилось затянувшееся на семь лет сосуществование Преображенского приказа и Тайной канцелярии, имевших идентичную компетенцию в области суда по госу-

дарственным преступлениям. Решив, в итоге, преодолеть отмеченную ситуацию, законодатель начал в 1724 г. реорганизацию суда по государственным преступлениям, намереваясь, по всей очевидности, всецело передать разбирательство дел по государственным преступлениям Правительствующему Сенату. Эта реорганизация так и не была, однако, осуществлена на практике в связи с кончиной первого императора.

Таковым образом претворилось в жизнь то направление судебной реформы Петра I, которое заключалось в построении системы специализированных судов. Теперь необходимо обратиться к рассмотрению вопросов о преобразованиях, осуществленных в ходе реформы в области судопроизводства, а также о систематизации тогда процессуального законодательства.

Глава 6. Преобразования в судопроизводстве и систематизация процессуального законодательства России в 1717–1723 гг.

Для начала стоит перейти к обозрению изменений, осуществленных в 1717–1723 гг. в области судопроизводства. Как известно, крупнейшим актом процессуального права, изданным в период судебной реформы Петра I, явился закон от 5 ноября 1723 г. «О форме суда». Принимая во внимание, что закон «О форме суда» уже не раз подробно характеризовался в историко-правовой литературе (особенно развернуто — в диссертационных исследованиях и статьях Д. А. Романова и Л. А. Хрусталева)1, излагать его содержание в рамках настоящей работы явственно не имеет смысла. Необходимо отме-

1 Сыромятников Б. И. Очерк истории суда... С. 172–175; ЧельцовБебутов М. А. Указ. соч. С. 713–714; Wortman R. Op. сit. P. 308–310; Peterson C. Op. сit. P. 345–352; Чистяков О. И. Процессуальное законодательство. С. 818–821; Романов Д. А. Реформирование судопроизводства в России… С. 13–27; Он же. Реформа государственного аппарата России… Дис. … С. 90–111; Кутафин О. Е., Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Указ. соч. Т. 2. С. 146–150; Хрусталев Л. А. Так была ли процессуальная реформа Петра I? С. 84–85; Он же. Судебно-правовые реформы Петра I...

Дис. … С. 158–214; Акишин М. О. Судебная реформа Петра I: Дис. … С. 205–211. Стоит заметить, что в XIX – начале XXI в. закон от 5 ноября 1723 г. многократно издавался (только в советское время четырежды). Наиболее авторитетной в археографическом отношении является публикация, подготовленная по рукописному подлиннику закона Н. А. Воскресенским (Законодательные акты Петра I. С. 399–404).

тить лишь то, что никаких сколько-нибудь значимых новаций в отечественное судопроизводство изданием закона «О форме суда» не вносилось, не менялся ни тип процесса, ни его вид (по упоминавшейся классификации А. В. Смирнова).

Нововведениями, зафиксированными в законе от 5 ноября 1723 г., можно счесть только следующие: во-первых, закрепление в ст. 5 закона права ответчика ознакомиться до начала судоговорения с содержанием исковой челобитной (для сбора доказательств к своему оправданию), а во-вторых, утверждение в ст. 3 и 4 порядка разбирательства дела строго по пунктам исковой челобитной1. Смысл издания закона «О форме суда» заключался, думается, не в том, чтобы принципиально обновить судопроизводство, а том, чтобы систематизировать — с учетом зарубежных образцов и камералистских принципов — уже известные отечественному праву процессуальные нормы. Поэтому осуществленная систематизация была отнюдь не механической, и неслучайно, что до нас дошло четыре редакции проекта закона2.

В законе от 5 ноября 1723 г. оказались детализированы — под очевидным шведским влиянием3 — различные процедуры подготовки и проведения судебного разбирательства: от введения единой формы (по тем самым пунктам), по которой надлежало составлять исковую челобитную, до указания в обязательном порядке ссылаться на конкретные законодательные акты при постановлении приговора (что, кстати, не будучи специально регламентировано, применялось на практике и в предшествующий период4).

1 Законодательные акты Петра I. С. 400–401. Стоит заметить, что ведение дела по пунктам обвинения практиковалось до 1723 г. в отечественном военном судопроизводстве. Об этом упоминалось в ст. 3 гл. 6-й ч. 1 и в ст. 5 гл. 1-й ч. 3 «Краткого изображения процесов…» 1712 г., а также в ст. 2 упомянутого распоряжения Военной коллегии от 24 июля 1721 г. об улучшении работы военных судов (Полное собрание законов. Т. 6. ¹ 3806. С. 410; Законодательство Петра I. С. 830, 840).

2 См.: Законодательные акты Петра I. С. 390–399.

3 Как убедительно показал К. Петерсон, при разработке закона от 5 ноября 1723 г. в качестве источника широко привлекался шведский Процессуальный устав 1695 г. [Rättegångsstadga 1695] (Peterson C. Op. сit. P. 347–349).

4 См., например, составленную в марте 1721 г. подготовительную Выписку к постановлению приговора по делу М. П. Гагарина (РГИА, ф. 1329, оп. 1, кн. 17, л. 87–93 об.).

Наконец, нельзя не подчеркнуть то обстоятельство (оставленное без внимания предшествующими авторами), что закон «О форме суда» носил временный характер, ему предстояло действовать лишь до вступления в силу составлявшегося с 1720 г. Уложения Российского государства с его внушительным процессуальным разделом1. Причиной же, по которой законодатель предпочел издать закон от 5 ноября 1723 г., не дожидаясь завершения работы над Уложением, явилось, думается, затягивание подготовки законопроекта.

По всему этому, новейшая трактовка закона «О форме суда» как нормативной основы некоей «процессуальной реформы 1723 г.»2 представляется совершенно безосновательной. Однако если с изданием «временного» закона от 5 ноября 1723 г. никаких особенных новаций в отечественный процесс привнесено не было, то какие же изменения оказались тогда осуществлены в области судопроизводства в ходе судебной реформы 1717–1723 гг.?

Здесь сразу же необходимо подчеркнуть, что автор настоящей работы не нашел оснований усомниться в справедливости хрестоматийного тезиса о незыблемости в России первой четверти XVIII в. уголовного процесса розыскного типа3. Что немаловажно, в Швеции начала XVIII в. прин-

1 Для полноты историографической картины стоит отметить, что на сам факт того, что закон от 5 ноября 1723 г. оказался издан в опережение нового Уложения, в общем виде указал Д. А. Романов (Романов Д. А. Реформирование судопроизводства в России… С. 18–19). Наконец, уместно добавить, что, как установил А. С. Замуруев, исходный вариант проекта закона «О форме суда» был подготовлен как раз в Уложенной комиссии 1720–1727 гг., а в выработке окончательной редакции закона приняли участие приглашенные Сенатом члены комиссии С. Вольф, Ф. В. Наумов, а также обер-секретарь А. С. Сверчков (Замуруев А. С. Проект Уложения Российского государства 1723– 1726 гг. — памятник отечественной политико-правовой мысли // Замуруев А. С. Работы разных лет. Псков, 2006. С. 212).

2 Хрусталев Л. А. Судебно-правовые реформы Петра I… Дис. … С. 158 и др.

3 Указания на этот счет см., в частности: Чельцов-Бебутов М. А. Указ. соч. С. 709; Нажимов В. П. Указ. соч. С. 61; Смирнов А. В. Исторические формы уголовного процесса: учеб. пособие. СПб., 2002. С. 71;

Кутафин О. Е., Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Указ. соч. Т. 2. С. 145;

Александров А. И. Указ. соч. С. 170; Смыкалин А. С. Судебная система Российского государства… С. 59.

рассмотрение дел по душегубствам и разбоям, снижая тем самым эффективность уголовного правосудия.

Давно уже не актуальный для российского судопроизводства (и поныне специально не рассматривавшийся в историко-правовой литературе) ревизионно-решающий порядок пересмотра и утверждения судебных решений заключался в том, что приговоры или решения, вынесенные судом первой инстанции по определенному кругу дел, подлежали обязательному направлению на утверждение в вышестоящий суд (или в иной вышестоящий орган власти)1. При этом, наряду с приговором, в вышестоящую инстанцию направлялось либо подлинное судебное дело, либо — чаще — изложение дела (именовавшееся в России XV–XIX вв. «докладом», «экстрактом» или «выпиской»). Соответственно, ревизионнорешающая инстанция или утверждала приговор, или его отменяла (с направлением дела на повторное рассмотрение в суд первой инстанции), или изменяла в сторону смягчения.

Именно в обязательности направления решений на утверждение видится главное отличие ревизионно-решающего порядка от существующих ныне в отечественном судопроизводстве кассационного, апелляционного и надзорного порядков пересмотра судебных решений. Еще одно отличие состояло в том, что если сегодня в надзорном порядке рассматриваются приговоры и решения, уже вступившие в законную силу, то при ревизионно-решающем порядке приговоры и решения как раз и вступали в законную силу с момента утверждения вышестоящей инстанцией2.

1 Общую (хотя и беглую) характеристику ревизионно-решающего порядка пересмотра судебных решений в литературе см.: Фойницкий И. Я. Указ. соч. Т. 2. С. 511; Смирнов А. В. Модели уголовного процесса. С. 126–127.

2 В настоящее время стадия уголовного процесса, именуемая «ревизия», существует в уголовном судопроизводстве Германии и Франции (Гуценко К. Ф., Головко Л. в., Филимонов Б. А. Уголовный процесс западных государств. М., 2001. С. 382–383, 450–452). С содержательной стороны, однако, современная «ревизия» не имеет ничего общего с характеризуемым ниже ревизионно-решающим порядком пересмотра и утверждения судебных решений. «Ревизия» во Франции весьма напоминает такую стадию в российском уголовном процессе, как возобновление дела по вновь открывшимся и новым обстоятельствам. Что до «ревизии» в германском уголовном судопроизводстве, то таковая имеет значительное сходство с российской кассацией.

Прежде чем рассматривать становление ревизионнорешающей стадии в судопроизводстве первой четверти XVIII в., уместно коснуться вопроса о зарождении этого порядка. Как известно, сама необходимость пересмотра судебных решений проистекает из возможности совершения судебных ошибок. Неслучайно поэтому, что как процессуальная норма, в которой впервые в отечественном праве фиксировалась возможность судебной ошибки, так и процессуальная норма, по которой в отечественном судопроизводстве впервые утверждалась ревизионно-решающая стадия, оказались помещены в одном кодексе — Судебнике 1497 г.

С одной стороны, в ст. 19 названного Судебника говорилось о судебной ошибке: «А которого об[в]инит боярин не по суду…». С другой стороны, в ст. 43 Судебника кратко регламентировался ревизионно-решающий порядок пересмотра и утверждения судебных решений1. Согласно ст. 43 Судебника 1497 г. все приговоры (и обвинительные, и оправдательные), вынесенные местными органами власти во главе с наместниками и волостелями в отношении лиц, обвинявшихся в совершении особо опасных преступлений, подлежали утверждению в Боярской думе2. Данное утверждение

1 Российское законодательство X–XX вв. Т. 2. С. 56, 60. То, что ревизионно-решающая стадия процесса впервые вводилась в нашей стране именно в Судебнике 1497 г., подтверждается авторитетными данными Ю. Г. Алексеева, который не выявил ни малейших следов этой стадии ни в законодательстве, ни в судебной практике XIV–XV вв. (см.: Алексеев Ю. Г. Судебник Ивана III. С. 313–314). Видится особенно показательным, что о ревизионно-решающей стадии судопроизводства оказалось ни словом не упомянуто в непосредственно предшествовавшей Судебнику 1497 г. «Записи, что тянет душегубством к Москве»

1456–1462 гг. Напротив, в ст. 3 и 5 Записи оговаривалось право московского наместника выносить и приводить в исполнение приговоры в отношении лиц, задержанных с поличным (Российское законодательство X–XX вв. Т. 2. С. 188). Для полноты истиориографической картины остается добавить, что в литературе на закрепленный в ст. 43 Судебника 1497 г. запрет наместничьим органам «окончательно решать наиболее важные дела» обратил внимание А. С. Смыкалин в статье 2004 г. (Смыкалин А. С. Судебная система Российского государства… С. 52).

2 Стоит заметить, что, согласно ст. 18, 20, 42 и той же 43 Судебника 1497 г., аналогичному утверждению в Боярской думе подлежали и решения наместников и волостелей об отпуске на волю холопов (Российское законодательство Х–ХХ вв. Т. 2. С. 56, 59–60). Но данные решения являлись, думается, все же не судебными, а распорядительными актами.