Юридическая монография Серова

Северную войну надолго отвлекло законодателя от принятия комплексных мер по повышению эффективности функционирования судебной системы.

Вэтих условиях в конце 1690-х – первой половине 1710-х гг. в развитии отечественного судоустройства сложились четыре — отчасти взаимопротиворечивые — тенденции. Первая из них заключалась в том, что в отмеченный период законодатель продолжил традиционную линию на создание судебных органов, совмещенных с органами управления. С другой стороны (сообразно второй тенденции), юрисдикционные полномочия ряда новоучрежденных административно-судебных органов (Преображенского приказа, Ратуши, губернских и комендантских канцелярий) оказались территориально всеохватны, что привело к существенному укреплению единства судебной системы.

Врусле третьей тенденции законодатель настолько расширил объем судебной компетенции губернских и комендантских (а затем и ландратских) канцелярий, что почти превратил их в суды общей юрисдикции. В качестве четвертой тенденции следует отметить, что в связи с общим реформированием вооруженных сил радикальному обновлению подверглась и система органов военного правосудия, ключевым элементом которой стали построенные по западноевропейскому образцу коллегиальные военно-судебные присутствия — кригсрехты.

Вобласти судопроизводства наиболее значительной новацией характеризуемого периода следует признать основание в марте 1711 г. фискальской службы России. Ставшая органом как надзора, так и уголовного преследования фискальская служба положила начало активно-инициирующей роли государства в уголовном процессе, а также привела к зарождению института государственного обвинения в суде.

Всвою очередь, добытая фискальскими органами информация о глубоком упадке законности в стране побудила законодателя к принятию ряда чрезвычайных мер, в том числе в сфере уголовного процесса. Среди таковых мер необходимо отметить, во-первых, создание в 1713–1715 гг. первых отечественных органов предварительного расследования, получивших в производство главным образом дела, инициированные фискалами.

Во-вторых, в 1713 г. последовало введение особого порядка судопроизводства по делам о преступлениях против интересов службы, который заключался во впервые закрепленном праве подданных извещать о соответствующем преступлении непосредственно верховную власть. Тогда же аналогичный порядок судопроизводства (кардинально нарушавший его инстанционность) был предусмотрен и по делам о государственных преступлениях. Наряду с этим, Петр I предпринял и противоположные по направленности меры по укреплению инстанционности в судопроизводстве, крупнейшей из которых явилось издание закона от 17 марта 1714 г., в котором оказалось зафиксировано четырехзвенное построение судебной системы.

При всем том, что предпринятые в 1700–1703 гг. и в 1714 г. попытки общей кодификации отечественного законодательства потерпели неудачу, начало 1710-х гг. было ознаменовано появлением составленного Э. Кромпейном «Краткого изображения процесов или судебных тяжеб» — первого отечественного военно-процессуального кодекса. Кроме того,

впервой половине 1710-х гг. в стране на новый уровень начала выходить организация правовой пропаганды, был введен порядок обязательного типографского опубликования важнейших нормативных правовых актов и правительственных распоряжений.

Суммируя вышесказанное, можно заключить, что к середине 1710-х гг. в судебной системе России сложилась двойственная, типично переходная ситуация. С одной стороны, были созданы и начали успешно функционировать опиравшиеся на современную нормативную основу такие реформированные органы правосудия и уголовного преследования, как кригсрехты и фискальская служба. Произошло зарождение и органов предварительного расследования.

Сдругой стороны, названные органы оказались состыкованы с оставшейся в основе архаичной системой не отделенных от органов управления общегражданских судов, продолжавших опираться в своей деятельности на устарелое

впроцессуальном отношении Уложение 1649 г. Подобная ситуация нуждалась в скорейшем преодолении. На повестке дня все с большей остротой проступал вопрос о полномасштабной судебной реформе.

Глава 3. Подготовка судебной реформы Петра I

Сегодня вряд ли возможно с точностью определить тот момент, когда царь и великий князь Петр Алексеевич принял решение осуществить системные преобразования в сфере правосудия. По крайней мере, это произошло не ранее 1714 г. — под влиянием, прежде всего, благоприятных перемен в военно-дипломатической ситуации1. Именно к тому времени, с одной стороны, стала очевидной необратимость перелома в войне со Швецией (после занятия российскими войсками в ходе кампании 1713 г. южной Финляндии и победы при Гангуте в июле 1714 г.), а с другой — стало очевидным, что удалось максимально смягчить последствия катастрофически неудачного Прутского похода 1711 г. (после заключения в июле 1713 г. Адрианопольского мира с Турцией). Кроме того, как уже говорилось, именно в 1713–1714 гг., благодаря информации, полученной от фискальской службы, Петру I стали очевидны как в целом упадок законности в стране, так и неэффективность функционирования судебной системы в частности.

В итоге в середине 1710-х гг., наряду с военными и внешнеполитическими делами, которыми Петр I приоритетно за-

1 Показательно, что еще в августе 1712 г. — в сугубо доверительном письме царице Екатерине Алексеевне — Петр I сетовал, что «зело тяжело жить, ибо я левшею [левой рукой] не умею владеть, а в адной правой руке принужден держать шпагу и перо» (Письма и бумаги… М., 1977. Т. 12. вып. 2. С. 36).

нимался со времени вступления России в Великую Северную войну, он начал все больше обращаться к проблемам внутренней политики и государственного строительства. Осведомленный брауншвейг-люнебургский резидент при российском дворе Ф. Вебер докладывал в апреле 1714 г., что русский царь проводит «большую часть времени в одиночестве, изучая и обдумывая всевозможные полезные учреждения в своей стране»1.

Таким образом, решение о проведении судебных преобразований сложилось у Петра I, вероятнее всего, в 1714 г. Теперь, прежде чем переходить к рассмотрению мер по непосредственной подготовке судебной реформы, имеет смысл кратко остановиться на вопросе о политико-правовых воззрениях законодателя, инициировавшего проведение реформы.

§1. Политико-правовые взгляды Петра I.

Концепция Polizeistaat

Политико-правовые взгляды Петра I отнюдь не являются на сегодня terra incognita для современных исследователей. На протяжении последнего столетия эта сторона духовного облика первого российского императора неоднократно освещалась в исторической и в историко-правовой литературе2. Для начала здесь необходимо отметить, что, будучи по натуре разносторонне любознательным и, как выражаются педагоги, обучаемым, первый российский император не питал

1 Цит. по: Peterson C. Op. сit. P. 60–61.

2  См., в первую очередь: Богословскийв М. М. Областная реформа Петра Великого. С. 3–4, 12–13, 16–17; Сыромятников Б. И. «Регулярное» государство Петра Первого и его идеология. М.–Л., 1943. Ч. 1. С. 150–154; Павленко Н. И. Петр I (к изучению социально-политических взглядов) // Россия в период реформ Петра I. М., 1973. С. 60–71; Зайченко А. Б. Взгляды Петра I на власть и закон // Историко-правовые исследования. С. 103–109; Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л., 1989. С. 40–42, 237–239; Он же. Государственные преобразования… С. 99–107; Томсинов В. А. История русской политической и правовой мысли. X–XVIII века. М., 2003. С. 168–174. Остается добавить, что первая часть указанной монографии Б. И. Сыромятникова 1943 г. представляет собой развернутый историографический обзор, а вот вторая часть посвящалась «углубленному исследованию законодательства Петра I в аспекте теоретических установок, положенных в основу реформы» (Сыромятников Б. И. «Регулярное» государство Петра I… С. 3). Однако эта вторая часть труда Б. И. Сыромятникова так и не вышла в свет.

склонности к отвлеченному знанию. По складу ума Петр I был последовательным прагматиком, который, по верному замечанию Х. Баггера, «оценивал теории по степени их пригодности к делу»1.

Руководствуясь подобным утилитаристским подходом, Петр I исподволь усвоил выработанную преимущественно германскими правоведами XVII в. концепцию «полицейского» государства (Polizeistaat), исходной основой которой послужила теория естественного права (разработанная в трудах, прежде всего, г. Гроция и Т. Гоббса)2. Цель «полицейского» — или, по российской терминологии первой четверти XVIII в., «регулярного» — государства заключалась в том, чтобы обеспечить подданным достижение «общего блага»3 (salus publica). В свою очередь, чтобы стать «регулярным», способным привести население к искомому всеобщему благоденствию, государство само должно было обрести строго определенное устройство.

Теоретической основой для построения механизма «полицейского» государства явилась концепция камерализма, решающий вклад в выработку которой внес немецкий юрист

1 Баггер Х. Реформы Петра Великого в России // Царь Петр и король Карл: два правителя и их народы / пер. со шведского. М., 1999. С. 138. Ср. сходныемнения Н. И. Павленкои Е. В. Анисимова(Павленко Н. И. Петр I. С. 53; Анисимов Е. В. Государственные преобразования… С. 104).

2 В новейшей литературе концепцию «полицейского» государства (равно как и попытки ее реализации в практике государственного строительства в Западной Европе и России) наиболее развернуто осветил М.  Раев (Раев М. Регулярное полицейское государство и понятие модернизма в Европе XVII–XVIII веков: попытка сравнительного подхода к проблеме // Американская русистика. Вехи историографии последних лет. Императорский период: антология / пер. с англ. Самара, 2000. С. 48–79). См. также диссертационное исследование Э. Б. Курзенина, специально посвященное рассмотрению политико-правовых взглядов С. Пуфендорфа, внесшего значительный вклад в развитие концепции «полицейского государства»: Курзенин Э. Б. Политико-правовое учение Самюэля Пуфендорфа: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 1999.

3 Показательно, что наиболее акцентированно по поводу «общего блага» Петр I высказался в речи, посвященной такому знаменательному событию, как заключение Ништадтского мира. В этой краткой речи, произнесенной 22 октября 1721 г. в столичном Троицком соборе, первый российский император между иного подчеркнул, что «надлежит трудитца о ползе и прибытке общем, …от чего облехчен будет народ» (Законодательные акты Петра I. С. 156).

XVII  в. В. Секендорф (Veit Ludwig von Seckendorff)1. Принципы камерализма заключались, во-первых, в коллегиальном характере руководства органами власти, во-вторых, в последовательно отраслевом характере компетенции центральных органов, в-третьих, в детальной регламентации профессиональной деятельности государственных служащих всех уровней. Особое место в камералистски устроенном «полицейском» государстве принадлежало обладавшему неограниченной властью правителю2. Неслучайно поэтому, что в первой четверти XVIII в. отечественный законодатель впервые сформулировал — в толковании к ст. 20 Артикула воинского 1714 г. и к ст. 2 кн. 5-й Морского устава 1720 г. — определение абсолютистско-монархической формы правления («…его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен…»)3.

Концепция «полицейского» государства не отличалась сложностью. Предполагалось, что достигнуть «общего блага» возможно в том единственном случае, когда «полицейское» государство, с одной стороны, всесторонне регламентирует жизнь подданных посредством издания «правильных» законов и распоряжений, а с другой — обеспечит их неукоснительное исполнение. Идеальный порядок, которому предстояло утвердиться при воплощении концепции на практике, наиболее ярко описа М. М. Богословский: «Подданный не только был обязан нести установленную указами службу государству, он должен был жить не иначе как в жилище, построенном по указному чертежу, носить указное платье и обувь, предаваться указным увеселениям, указным порядком и в указных местах лечиться, в указных гробах хорониться и

1 Подробнее о концепции камерализма см.: Peterson C. Op. сit. P. 5–10, 114–115; Аннерс Э. История европейского права / пер. со шведского. М., 1996. С. 239–241; Анисимов Е. В. Государственные преобразования… С. 104–105; Раев М. Указ. соч. С. 60–62.

2 В новейшей историко-правовой литературе подробнее об этом см.: Новицкая Т. Е. Права и преимущества императора… С. 47–49; Кодан С. В. Российская верховная власть: становление абсолютизма в правление Петра I // ЮрИс. Юридические исследования: альманах правоведов. Екатеринбург, 2005. Вып. 2. С. 3–14.

3 Законодательство Петра I. С. 313, 756. Как отметил Э. Аннерс, в соответствующей российской формулировке было дословно воспроизведено определение абсолютизма из Декларации о суверенитете шведских сословий 1693 г. (Аннерс Э. Указ. соч. С. 255).

указным образом лежать на кладбище, предварительно очистив душу покаянием в указные сроки»1.

Именно проникшись концепцией «полицейского» государства, Петр I уверовал во всесилие надлежаще исполняемого «правильного» закона. Тем самым, царь-реформатор стал — первым из отечественных правителей — сознательным поборником идеи законности2. Уже при составлении в 1718 г. проекта закона «Должность Сената» Петр I собственноручно вписал суждение о том, что «как может государство упъравлено быть, егда указы действителны не будут» и что от неисполнения законов «толко общая погибель следовать будет»3. Еще более четкую формулировку о необходимости соблюдения законов император внес в проект закона от 17 апреля 1722 г.: «Ничто так ко управлению государства нужно есть как крепкое хранение праф гражданских, понеже всуе законы писать, когда их не хранить…»4.

Стремясь утвердить режим законности, первый российский император пошел на не имевшую прежде аналогов меру: он обязал служащих всех органов власти знать действующее законодательство. В специально изданном на этот счет законе от 22 января 1724 г. указывалось, что представителям государственного аппарата надлежит «ведать все уставы государственныя и важность их, яко первое и главное дело…»5. Более того: текст этого закона (вместе с текстами упомянутого чуть выше закона от 17 апреля 1722 г. и закона от 21 января 1724 г. о соблюдении благочиния в судах) Петр I распорядился напечатать на особых листах и наклеить на трехгранную призму («зерцало»), которую полагалось вы-

1 Богословский М. М. Областная реформа Петра Великого. С. 12–13. 2 В предшествующей литературе на это обстоятельство наиболее определенно указал Р. Уортман (Уортман Р. Властители и судии: развитие правового сознания в императорской России / пер. с англ. М., 2004. С. 54). Из числа отечественных авторов здесь можно вспомнить Э. Н. Берендтса, который еще в работе 1897 г. образно высказался, что Петр I «посеял [в России] идею законности» (Берендтс Э. Н. Несколько слов о «коллегиях» Петра Великого // Временник Демидовско-

го юридического лицея. Ярославль, 1897. Кн. 71. С. 35). 3 Законодательные акты Петра I. С. 287. Приведенное суждение во-

шло, в итоге, в ст. 12 закона «Должность Сената» от декабря 1718 г. (там же. С. 290).

4 Законодательные акты Петра I. С. 105.

5 Там же. С. 263–264.

ставлять в служебных помещениях на столах перед руководящими должностными лицами1.

Соответственно, следуя концепции «полицейского» государства, первый российский император проявил себя и как весьма активный законодатель. Достаточно вспомнить, что если за 47-летие, с февраля 1649 г. по февраль 1696 г., в нашей стране было обнародовано 1458 законов и указов (причем лишь 746 из них исходило от верховной власти), то за 6-летие 1713–1718 гг. только верховной властью было издано 3877 законов и указов2. Законотворческой работе Петр I вообще уделял значительное внимание, особенно в последние десять лет правления.

Благодаря отмеченному труду Н. А. Воскресенского, на сегодня известно, например, что закон «Должность Сената» имел шесть подготовленных с участием царя редакций, а Генеральный регламент — и вовсе 123. По авторитетному суждению Б. И. Сыромятникова, Петру I «принадлежали как инициатива и направляющее руководство всей законодательной работой, так и сама детальная разработка и редактирование отдельных законодательных актов, причем в процессе этой работы не только выделялись и формулировались отдельные правовые понятия, но и вырабатывалась новая юридическая терминология, язык права»4.

Вместе с тем, нельзя не отметить, что ни в концепции камерализма, ни в концепции «полицейского» государства не уделялось специального внимания судебной системе, в этих концепциях — даже мимоходом — не ставился вопрос и о раз-

1 Описание изданий гражданской печати… С. 380, 431–432. Стоит вспомнить, что традиция выставления «зерцала» сохранилась в отечественном бюрократическом обиходе до начала ХX (!) века. Подробнее о «зерцале» см. в особой статье в. Батлера «К формированию российского правового сознания: зерцало» (Butler W. E. On the Formation of a Russian Legal Consciousness: The Zertsalo // Butler W. E. Russia and the Law of Nations in Historical Perspective: collected essays. London– Idyllwild, 2009. P. 91–101).

2 Анисимов Е. В. Государственные преобразования… С. 280; Маньков А. Г. Законодательство и право России… С. 16.

3 Законодательные акты Петра I. С. 284–295, 411–512. Из числа предшествующих авторов законотворческую деятельность Петра I наиболее подробно осветил Е. В. Анисимов (Анисимов Е. В. Государственные преобразования… С. 277–282).

4 Сыромятников Б. И. Рецензия… С. 125.

делении властей1. Поэтому Петр I заведомо не мог осознавать судебную реформу в качестве особой линии осуществлявшихся им государственных преобразований. Нет сомнений, что на субъективном уровне первый российский император проводил судебную реформу в русле реформы административной, в рамках общего переустройства государственного аппарата.

Завершая разговор о политико-правовых воззрениях Петра I, уместно коснуться прежде не затрагивавшегося в литературе вопроса о его юридической подготовленности. С одной стороны, первый российский император не получил — в силу традиции — никакого юридического образования в юности и совершенно не интересовался юриспруденцией как областью знаний в более зрелые годы. Глубоко показательно, в частности, что в насчитывавшей свыше 1600 томов личной библиотеке Петра I почти отсутствовала литература правового содержания — за исключением упомянутой рукописи «Краткого изображения процесов…», печатного издания Уложения 1649 г. да экземпляра трактата г. Гроция «О праве войны и мира», опубликованного на голландском языке в Амстердаме в 1657 г.2

1 Об истории складывания теории разделения властей в XVII – на-

чале XVIII в. см., в первую очередь: Ячевский В. В. Учение о разделении властей: исторический аспект // Юридические записки. Воронеж, 1997. Вып. 6. С. 134–136; Фоков А. П. Судебная власть в системе разделения властей (научно-правовые, философские и исторические аспекты) // Государство и право. 2000. ¹ 10. С. 51–52; Разделение властей: учеб. пособие / под ред. М. Н. Марченко. 2-е изд. М., 2004. С. 13–25.

2 Библиотека Петра I. С. 89, 127. Стоит заметить, что, владея голландским языком исключительно на разговорном уровне, Петр I не имел возможности самостоятельно ознакомиться с названным трактатом г. Гроция. Но и русский перевод трактата «Van’t Recht des Oorlogh en Verdes» (в отличие от переводов ряда иных сочинений зарубежных авторов) в петровской библиотеке не значится. По всей очевидности, знаменитый трактат одного из основоположников теории естественного права никак не заинтересовал первого российского императора. Никаких сведений о непосредственном знакомстве Петра I с трудами г. Гроция не привел и в. Батлер в специальной статье «Влияние Гуго Гроция в России» (см.: Butler W. E. Тhe Influence of Gugo Grotius in Russia // Butler W. E. Russia and the Law of Nations in Historical Perspective. P. 185–193). В этой связи остается недоумевать, что дало основание М. О. Акишину утверждать — без всяких ссылок на литературу и архивные источники — что перед Северной войной Петр I и «командование русской армии» (?!) «ознакомилось с основным доктринальным источником международного права того времени — трактатом г. Гроция «О праве войны и мира» (Акишин М. О. Судебная реформа Петра I. Дис. … С. 55–56).

150СУДЕБНАЯ РЕФОРМА ПЕТРА I

Сдругой стороны, будучи, как уже говорилось, весьма активным законодателем, первый российский император не мог не иметь представления о законах, разрабатывавшихся и принимавшихся при его непосредственном участии. В силу этого, думается, что степень осведомленности Петра I в действующем законодательстве следует с уверенностью оценить как высокую.

§ 2. Петр I как судебный деятель.

Нормативное регулирование участия монарха в судопроизводстве в первой четверти XVIII в.

Теперь стоит остановиться еще на одном аспекте персональной характеристики первого российского императора, немаловажном для понимания его деятельности по реформированию судебной системы. Речь идет о совершенно обойденном в предшествующей литературе вопросе о Петре I как о судебном деятеле. Какое же место занимала судебная практика в круге занятий первого российского императора, насколько часто и в какой процессуальной роли он соприкасался с уголовной и гражданской юстицией?

Что касается личного участия Петра I в разрешении дел гражданско-правового характера, то таких примеров автору настоящей работы выявить на сегодня не удалось1. Если подобное и случалось, то весьма и весьма эпизодически. А вот к уголовному судопроизводству первый российский император испытывал устойчивый интерес, на протяжении многих лет нередко принимая участие как в судебном, так и в досудебном производстве по различным делам. Монархреформатор и инициировал уголовное преследование, и принимал решения о мерах пресечения, и допрашивал об-

1 Известно, правда, два случая, когда Сенат направлял на рассмотрение Петра I дела о жалованной части наследства скончавшихся высших должностных лиц, не имевших наследников первой очереди. 31 марта 1721 г. царю была направлено дело о соответствующей части наследства покойного сенатора Т. Н. Стрешнева, а 22 сентября того же года — о наследстве покойного президента Военной коллегии А. А. Вейде (РГАДА, ф. 248, кн. 1887, л. 129–130 об., 308–309 об.). В обоих случаях, однако, речь шла не о вынесении судебных решений (поскольку отсутствовал судебный спор), а об определении дальнейшей судьбы населенных имений, ранее пожалованных названным лицам Петром I.