Юридическая монография Серова

очередь, губернских) размещались провинциал-фискалы, в остальных — подчиненные им городовые фискалы. Особым именным указом от 16 января 1712 г. устанавливалась полная независимость фискалов от местных административносудебных органов1.

Почти одновременно с фискальской службой при Сенате, именным указом от 31 июля 1711 г., была учреждена и военно-фискальская служба2. С момента возникновения означенная служба вошла в структуру Кригскомиссариата — центрального органа, ведавшего снабжением и финансированием армии. При этом, в отличие от гражданских коллег, военные фискалы первоначально получили двухуровневую организацию: обер-фискал (подчинявшийся непосредственно генерал-кригскомиссару) — полковые фискалы3.

Здесь видится уместным сказать несколько слов о проекте развития фискальской службы России, подготовленном Г. Гюйсеном. Выпускник Утрехтской академии, доктор права, состоявший с 1702 г. на русской службе, Генрих Гюйсен (Heinrich Fridrich von Hüyssen) представил Петру I в октябре 1713 г. обширные предложения, касавшиеся как детальной регламентации прав и обязанностей должностных лиц фискальской службы, так и ее организации. Несмотря на то, что проект г. Гюйсена был опубликован М. А. Полиевктовым по немецкоязычному оригиналу еще в 1915 г.4, в историко-правовой литературе названный проект доныне не рассматривался.

Не вдаваясь в детальную характеристику проекта, необходимо отметить предложения г. Гюйсена касательно процессуальных полномочий отечественных фискалов. Во-первых, согласно п. 3 проекта на фискалов проектировалось возложить надзор за законностью выносимых судами решений («чтобы…

1 Законодательные акты Петра I. С. 328. Показательно, что в соответствии с данным указом из-под юрисдикции губернаторов выводились даже принадлежавшие фискалам-помещикам деревни.

2 Письма и бумаги… М., 1962. Т. 11. вып. 2. С. 57–58.

3 Что характерно, военные фискалы оказались к настоящему времени изучены несравненно хуже, нежели гражданские. На вопросе о военно-фискальской службе петровского времени специально — хотя и не особенно подробно — остановился единственно М. П. Розенгейм в упомянутой монографии 1878 г. (Розенгейм М. П. Указ. соч. С. 109– 110, 176–178).

4 Проект бар. Гюйсена об учреждении в России Фискал-коллегии (1713) / публ. М. А. Полиевктова // ЧОИДР. 1915. Кн. 2. С. 1–46.

как в уголовных, так и в гражданских делах решения выносились непредвзято, строго в соответствии с законом»). Во-вторых, по п. 6 проекта, фискалы должны были обосновывать в суде выдвинутые ими обвинения. В-третьих, согласно п. 4 проекта г. Гюйсена фискалов предлагалось наделить правом выступать в суде в качестве представителей «вдов, сирот и прочих бедных людей, равно как и в делах церквей и госпиталей»1.

Вкачестве заключительного раздела Генрих Гюйсен включил в характеризуемый проект состоявший из 14 пунктов проект Инструкции военным фискалам2. Процессуальные полномочия военных фискалов оказывались, по мысли г. Гюйсена, несколько шире, нежели чем у гражданских. Согласно п. 11 проекта Инструкции военных фискалов предполагалось дополнительно наделить функцией надзора за приведением в исполнение приговоров, а согласно п. 12 — функцией надзора за законностью содержания под стажей арестованных. Что касается организации фискальской службы, то в качестве ее руководящего органа г. Гюйсен предложил учредить особую Фискал-коллегию во главе с генерал-фискалом, структуру каковой он описал самым подробным образом3. Впрочем, насколько можно видеть, прямого воздействия на развитие отечественного законодательства

офискалах проект Генриха Гюйсена не оказал.

В1710-е гг. нормативную основу функционирования гражданской фискальской службы составили, прежде всего, законы от 5 марта 1711 г. и от 17 марта 1714 г. «Указ о фискалах и о их должности и действии», а военно-фискальской службы — ст. 12–15 и 23 Регламента Кригскомиссариата от 10 декабря 1711 г., Дополнение данного Регламента 1712 г., а также гл. 42 Воинского устава от 30 марта 1716 г.4 Согласно

1 Проект бар. Гюйсена… С. 23, 24–25.

2 Там же. С. 44–46.

3 Там же. С. 32–36.

4 Законодательные акты Петра I. С. 203, 333–335; Полное собрание законов. Т. 4. ¹ 2456. С. 766–768; Письма и бумаги… Т. 11. вып. 2. С. 330; Законодательство Петра I. С. 186–187. Необходимо заметить, что организация и компетенция гражданской и военной фискальских служб оказались закреплены в законодательстве описываемого времени едва ли не с максимальной полнотой — по сравнению с устройством и полномочиями иных органов власти. В этой связи совершенно неясно, что дало основания Л. В. Карнаушенко утверждать, что «обязанности фискалов не были четко определены в законодательстве» (Карнаушенко Л. В. Указ. соч. С. 17).

означенным законодательным актам компетенция фискалов заключалась, в первую очередь, в выявлении любого нарушения закона — «всяких преступлений указам». Сообразно требованиям момента, особое внимание фискальским органам надлежало уделять обнаружению преступлений, по современной классификации, против интересов службы и против правосудия (получение взятки1, казнокрадство, злоупотребление должностными полномочиями, вынесение заведомо неправосудного приговора).

Всю собранную информацию фискалы обязывались направлять на рассмотрение того судебного органа, в подведомственности которого находилось обличаемое лицо. Примечательно, что в качестве срока давности по преступлениям, выявляемых фискалами, — по ст. 10 закона от 17 марта 1714 г. — устанавливался 1700 год. Тем самым, как уже неоднократно отмечалось в историко-правовой литературе, фискальская служба стала первым в нашей стране органом надзора за соблюдением законности.

Между тем, наряду с функцией надзора, законодатель придал фискальской службе еще три не менее важных линии компетенции. Во-первых, для установления события преступного деяния фискалы получили — по закону от 5 марта 1711 г. — никогда прежде не закреплявшееся нормативно право осуществлять, в современном понимании, оперативнорозыскную деятельность («тайно надсматривать»)2. Вовторых, в ст. 4 закона от 17 марта 1714 г. и в ст. 2 гл. 42-й

1 Не исключено, что особое упоминание о данном составе преступления в ст. 2 закона от 17 марта 1714 г. («всякие взятки») явилось отголоском п. 11 проекта г. Гюйсена, по которому фискалам специально прелагалось следить, чтобы «преступники не отпускались на свободу за деньги» (Законодательные акты Петра I. С. 333; ср.: Проект бар. Гюйсена… С. 37).

2 Вследствие приведенной формулировки законодателя, С. А. Петровский и Н. В. Муравьев посчитали фискальскую службу органом негласного (тайного) надзора. Данная точка зрения была затем совершенно убедительно оспорена А. Н. Филипповым в упомянутой работе 1911 г. (Петровский С. А. Указ. соч. С. 157; Муравьев Н. В. Прокурорский надзор… С. 288; Филиппов А. Н. Указ. соч. С. 191–192). В современной историко-правовой литературе давно отвергнутую точку зрения о фискалах как о представителях тайного надзора неожиданно воспроизвели — впрочем, без всякого обоснования – М. О. Акишин и Л. В. Карнаушенко (Акишин М. О. Судебная реформа Петра I: Дис. … С. 107; Карнаушенко Л. В. Указ. соч. С. 17).

Воинского устава от 30 марта 1716 г. оказалась специально прописана обязанность должностных лиц фискальской службы заниматься «взысканием» [выяснением обстоятельств] так называемых «безгласных дел» — то есть тех, по которым отсутствовали челобитчики-заявители1.

В-третьих, по закону от 5 марта 1711 г. обер-фискал обязывался «позвать» того, кто «неправду учинит пред Сенат, и тамо его обличать». Сходным образом, «проведывать и доносить и при суде обличать» предписывалось — уже всем фискалам — в ст. 4 закона от 17 марта 1714 г. Что же до военных фискалов, то им было вменено в обязанность «предъявлять улику» в суде, согласно ст. 1 Дополнения Регламента Кригскомиссариата 1712 г., и «доносить и при суде обличать», согласно ст. 3 гл. 42-й Воинского устава от 30 марта 1716 г. Иными словами, помимо общего надзора, законодатель возложил на фискальские органы полномочия инициировать уголовные дела и собирать по ним доказательства, а также выступать с обвинением в суде от имени государства (показательно, что означенные полномочия фискалов так и не были дополнительно регламентированы в последующем процессуальном законодательстве). Тем самым, можно со всей определенностью констатировать, что отечественная фискальская служба с самого начала стала органом еще и уголовного преследования2.

Нет сомнений, что именно в лице обязанных «взыскивать» «безгласные дела» фискалов Российское государство впервые начало играть активно-инициирующую роль в уго-

1 Глубоко характерно, что в черновую редакцию закона от 17 марта 1714 г. Петр I собственноручно внес пояснение, что же считать «безгласными делами» — от которого прямо-таки веяло духом нормы о неопознанном трупе из Пространной редакции Русской Правды: «например, ежели какова приезжаго убьют…» (Законодательные акты Петра I. С. 332).

2 В предшествующей историко-правовой литературе на эту линию компетенции фискальской службы в общем виде указал единственно Н. В. Муравьев (Муравьев Н. В. Прокурорский надзор… С. 255, 263). При этом Н. В. Муравьев отчего-то не проанализировал компетенцию отечественных фискалов через призму предложенной им же самим классификации форм уголовного преследования (там же. С. 11–12). Между тем, следуя классификации Н. В. Муравьева, фискальскую службу можно рассматривать как первый в России орган должностного публичного уголовного преследования прокурорского вида.

ловном судопроизводстве1. Соответственно, с учреждением фискальской службы пресекалась рассмотренная выше протянувшаяся со времен Киевской Руси традиция, по которой государство самоустранялось от выявления преступлений2. Вместе с тем, появление фискалов в судах в качестве обвинителей по инициированным им делам явило собой первый шаг на пути перехода от розыскного типа уголовного процесса к состязательному — публично-искового вида (по классификации А. В. Смирнова), при котором функцию обвинения выполняют обособленные от суда государственные органы3.

Необходимо отметить, что, стремясь нацелить фискалов преимущественно на обнаружение «безгласных» преступлений против интересов службы и одновременно не желая усиливать их роль в судебном разбирательстве, Петр I категорически воспретил фискальским органам вмешиваться в судопроизводство по гражданским делам и по делам частного обвинения. Как предписывалось в особом именном указе от 24 апреля 1713 г., «ведатца челобитчику с ответчиком самим… а фискалом до того дела нет»4. В развитие этой линии в ст. 4 базисного для гражданской фискальской службы закона от 17 марта 1714 г. было внесено более общее установление о запрете фискалам вступать в любые дела, «глас о себе имеющия». Идентичный запрет для военных фискалов

1 Примечательно, что Екатерина II, отметив — в ст. 139 Наказа — важную роль установления о «безгласных делах», ошибочно сочла, что «изыскивать и производить все безгласные дела» Петр I вменил в обязанность прокуратуре (Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении нового уложения / под ред. Н. Д. Чечулина. СПб., 1907. С. 26).

2 Ранее данное обстоятельство привлекло внимание лишь А. Д. Градовского, бегло заметившего, что фискалы были призваны восполнить «деятельность народа в деле охранения личной безопасности и общественного спокойствия» (Градовский А. Д. Указ. соч. С. 82). Как ни удивительно, о роли фискалов в отечественном уголовном процессе XVIII в. ни словом не упомянул П. В. Максимов в главе «Досудебное производство в уголовном процессе России (XI–XX вв.)» диссертационного исследования 2005 г. (см.: Максимов П. В. Концепция возбуждения уголовного преследования… Дис. … С. 71–113). Аналогичным образом фискальская служба оказалась не упомянута и в монографии В. И. Власова и Н. Ф. Гончарова 1997 г. (см.: Власов В. И., Гончаров Н. Ф. История розыскного процесса в России (законодательство и практика): моногр. Домодедово, 1997).

3 Смирнов А. В. Модели уголовного процесса. СПб., 2000. С. 42. 4 Полное собрание законов. Т. 5. ¹ 2669. С. 25.

законодатель зафиксировал в ст. 3 гл. 42-й Воинского устава от 30 марта 1716 г.1

Для обеспечения эффективной деятельности фискальских органов законодатель предусмотрел как меры материального стимулирования (получение фискалами доли от взысканных в судебном порядке штрафов), так и упомянутую независимость фискалов от региональной администрации. С той же целью — повысить качество работы фискалов — допускалась и всесословность в подборе фискальских кадров. В данном случае у настроенного глубоко продворянски Петра I, по всей видимости, возобладали прагматические соображения. В самом деле, фискал из «шляхетства» мог вызвать меньше доверия у крестьян и посадских, а значит, терял возможность полноценно «тайно надсматривать».

Расчет царя на создание эффективного органа надзора и уголовного преследования на первых порах безусловно оправдался. По мере укомплектования фискальских штатов в судебные органы буквально хлынул поток разоблачительной, хотя и не однородной по значимости и достоверности информации. Фискалы извещали о фальсификации документов в Поместном приказе и об укрывательстве от службы недоросля Евдокима Кишинского (который из страха попасть в армию «и имя свое переменил, и называетца Федором»), о небрежном хранении запасов провианта в Козельске и о взятках солигалицкого коменданта2.

Случалось, в фискальских доношениях речь шла о глубоко драматических событиях. Вот, например, что сообщали фискалы Великого Устюга в августе 1712 г. о бесчинствах подьячих и солдат, направленных для сбора податей в Устюжский уезд: «…Они, подьячие и солдаты, приехав в волости и указов соцким [сотским] не объявя, бьют без милости и тиранскими муками мучат: вешают в дыбы и на козле плетми свинцовыми бьют и огнем стращают. И в церковной трапезе батожьем и на козле бьют ругателски, руки и ноги и зубы ломают. И многих жен за власы волочили и нагих девиц водили, также многих жен блудным воровством силно бесчестили…»3.

1 Законодательные акты Петра I. С. 333; Законодательство Петра I. С. 187.

2 РГАДА, ф. 248, оп. 106, ¹ 89, л. 4, 16 об., 17, 24 об.

3 РГАДА, ф. 248, кн. 82, л. 34. В литературе отмеченный эпизод осветил С. А. Петровский (Петровский С. А. Указ. соч. С. 150–151).

Особенно значительных результатов фискальская служба добилась (вполне в соответствии с замыслом Петра I) в выявлении преступных деяний представителей государственного аппарата1. Именно фискалы «проведали» о махинациях служащих Мундирной канцелярии (имевших последствием закупку для армии огромной партии негодных сапог, рубах и камзолов), разоблачили группы казнокрадов в Военном приказе и в Санкт-Петербургской губернской канцелярии. При этом, не ограничиваясь «уличанием» госслужащих низшего звена, фискалы нередко инициировали уголовное преследование и весьма могущественных сановников.

Так, по материалам, добытым «товарищем» [заместителем] обер-фискала провинциал-фискалом А. Я. Нестеровым, началось расследование грандиозного «подрядного» дела, большинство фигурантов которого составляли лица из высшего руководства страны (включая самого «полудержавного властелина» А. Д. Меншикова)2. Неслучайно в собственноручно написанной преамбуле к закону от 25 января 1715 г. Петр I удовлетворенно констатировал, что «фискалы непрестанно доносят не точию на подлых [низких], но и на самыя знатныя лица без всякой боязни…»3.

Как представляется, столь успешная — поначалу — деятельность фискальской службы обуславливалась, главным образом, той поддержкой, которую фискалы получили в ши-

1 Из числа предшествующих авторов на это обратили внимание Р. Виттрам да В. В. Астанин, в общем виде отметившие, что наибольших успехов фискалы достигли в противодействии взяточничеству (Wittram R. Op. сit. Bd. 2. S. 110; Астанин В. В. Борьба с коррупцией по законодательству Петра I // Криминальная ситуация на рубеже веков в России. М., 1999. С. 248). Затруднительно понять, что дало основание Л. А. Чалой высказать сколь хлесткий, столь и бездоказательный тезис о том, что «тайные доносы фискалов породили еще большую (?) безнаказанность» государственных служащих (Чалая Л. А. К истории российского законодательства о взяточничестве в судах // Актуальные проблемы истории государства и права, политических и правовых учений: материалы междунар. конф. Самара, 2001. С. 99).

2 См. интереснейший «Реестр делам, кои учинены в прибыль его императорскому величеству и всему государству Алексеем Нестеровым»: РГАДА, ф. 9, отд. 1, кн. 58, л. 76 об. Подробности о разбирательстве «подрядного» дела см. в монографиях Н. И. Павленко и особенно П. Бушковича (Павленко Н. И. Александр Данилович Меншиков. М., 1984. С. 97–99; Bushkovitch P. Op. сit. P. 322–334).

3 Законодательные акты Петра I. С. 363.

роких слоях населения. Совершенно очевидно, что без содействия десятков и сотен явных и тайных помощников было немыслимо собрать такой внушительный объем информации о нарушениях закона, как это удалось фискальской службе в 1710-е гг. В свою очередь, это содействие объяснялось тем, что фискалы в те годы явились для «бедных и угнетенных» «оградой и щитом против их притеснителей»1. Не вызывает сомнений, что в условиях второго десятилетия XVIII в. именно представители фискальских органов ответили вопиющей потребности массы трудового люда в хоть какой-то защите от произвола и злоупотреблений чиновников и прочих «сильных персон».

Петр I уделял сведениям, полученным от фискалов, большое внимание. В 1713 г. царь даже вступил в переписку с наиболее активно проявившим себя на фискальском поприще упомянутым провинциал-фискалом А. Я. Нестеровым. Сенаторам, замедлившим рассмотрение дел по фискальским доношениям, будущий император пригрозил в июле того же 1713 г. смертной казнью2.

Будучи глубоко впечатлен открывшейся, благодаря доношениям фискалов, картиной упадка законности в стране и стремясь как-то выправить ситуацию, Петр I предпринял в 1712–1715 гг. ряд экстраординарных мер уголовноправового, уголовно-процессуального и организационного характера. Что касается тогдашних новаций в области уголовного права, то их рассмотрение заведомо выходит за рамки настоящей работы.

Стоит лишь отметить, что серией законов — от 24 апреля 1713 г., от 25 августа 1713 г., а также от 24 декабря 1714 г. — была беспрецедентно усилена ответственность за преступления против интересов службы (в первую оче-

1 Петровский С. А. Указ. соч. С. 149–150. Этот существенный тезис С. А. Петровского несколько позднее авторитетно поддержал Н. В. Муравьев, а советское время пытался оспорить Г. Н. Анпилогов (Муравьев Н. В. Прокурорский надзор… С. 265; Анпилогов Г. Н. Указ. соч.

С. 79).

2 См. письмо Петра I Сенату от 2 июня 1713 г.: Законодательные акты Петра I. С. 206–207. Поводом к этому весьма резкому посланию послужило обращение к царю А. Я. Нестерова, пожаловавшегося, что сенаторы не вынесли приговоров ни по одному из инициированных им уголовных дел (см. письмо Петра I А. Я. Нестерову от 3 июля 1713 г.: Письма и бумаги… М., 2003. Т. 13. вып. 2. С. 50).

редь, за взяточничество, казнокрадство и злоупотребление должностными полномочиями в форме неуказных сборов)1. Так, закон от 24 декабря 1714 г. явился наиболее жестким нормативно-правовым актом, направленным против взяточничества, изданным в России за XV–XIX вв2. Сами же вышеназванные преступления оказались — согласно законам от 24 апреля 1713 г. и от 25 августа 1713 г. — отнесены по существу к категории государственных3.

Переходя к обзору изменений в судоустройстве, в первую очередь следует отметить, что в 1712 г. царь воccоздал Расправную палату, которая вошла теперь в структуру Правительствующего Сената. Заполучив (как и ее предшественница XVII в.) единственную функцию — отправление право-

1 Полное собрание законов. Т. 5. ¹ 2673, 2709, 2871. С. 27, 51–53, 135–136.

2 Наиболее подробное рассмотрение закона от 24 декабря 1714 г. в

историко-правовой литературе см.: Ширяев В. Н. Указ. соч. С. 103–106. 3 Из предшествующих авторов на эту сторону отмеченных законов 1713 г. указал единственно Е. В. Анисимов (Анисимов Е. В. Дыба и кнут. С. 18–19). Остается добавить, что впоследствии характеризуемая линия уголовного законодательства нашла закрепление в ст. 12 закона «Должность Сената» редакции 1718 г., в которой преступления против интересов службы были прямо соотнесены с изменой. Более того: в 1718 г. законодатель счел «презрение указов» должностными лицами даже более общественно опасным, нежели предательство. Как отметил Петр I в собственноручно написанном проекте названной статьи, «услышаф измену, всяк остережетца, а сего [должностного преступления] нихто вскоре не почювствует, но мала-помалу все разорятца…». Наконец, в ходе работы над проектом Уложения Российского государства 1723–1726 гг. Петр I подготовил и в октябре 1723 г. передал в Уложенную комиссию имевшую нормативное значение «Экспликацию» [толкование] о государственных преступлениях. В «Экспликации» законодатель включил в число государственных преступлений все преступные деяния против интересов службы (против «государственных прав и своей должности»). Кроме того, в «Экспликации» император развил вышеприведенный тезис об особой общественной опасности преступлений против интересов службы, указав, что от «презрения должности… может быть государству не точию бедство, но и конечное падение» (Законодательные акты Петра I. С. 131–132, 287–288). Некоторое время спустя «Экспликация» была оформлена в виде особого законодательного акта, обнародованного 5 февраля 1724 г. (Полное собрание законов. Т. 7. ¹ 4460. С. 250–251). Что касается проекта Уложения, то вышеотмеченные установления законодателя получили в нем отражение в ст. 25, 26 и 43 гл. 4-й кн. 1 (РГАДА, ф. 342, кн. 33, ч. 1, л. 61–62, 68

об.–70 [Приложение V]).

судия, палата была призвана оттянуть в свое производство и обеспечить скорейшее разрешение основной массы восходивших в Сенат судебных дел. Осуществить «безволокитное» разбирательство таковых дел Правительствующий Сенат не имел возможности по объективным причинам — занимаясь в приоритетном порядке вопросами управления (особенно финансового). Состояла Расправная палата из двух сенаторов и четырех особых «расправных судей» (позднее их число было увеличено до пяти).

Круг ведения «новой» Расправной палаты детально регламентировался в сенатском указе от 4 сентября 1713 г.1 Согласно названному указу компетенция палаты (почти зеркально отразившая судебные полномочия Сената) определялась двояко. С одной стороны, Расправная палата выступала в качестве апелляционной инстанции по отношению к губернским канцеляриям и имевшим судебные функции центральным органам власти, с другой — осуществляла «розыски и протчее управление по доношениям фискалским».

Вопрос о том, какие именно инициированные фискальской службой уголовные дела рассматривались палатой, оказался совершенно обойден в предшествующей историкоправовой литературе. Исходя из буквы указа от 4 сентября, можно понять, что предполагалось судебное разбирательство палатой всего объема подобных дел. Однако, насколько можно видеть по архивным материалам, на практике в Расправную палату поступали три категории дел, инициированных фискальской службой.

Во-первых, в палату — по представлению оберфискала — восходили доношения местных фискалов, которые были или проигнорированы губернаторами, или же касались их самих (возможность направления таковых доношений в Сенат специально оговаривалась в ст. 8 закона от 17 марта 1714 г.). Во-вторых, в Расправную палату принимались доношения как самого обер-фискала, так и его «товарищей». Наконец, в-третьих — доношения московских фискалов и провинциал-фискалов.

1 Полное собрание законов. Т. 5. ¹ 2710. С. 53–54. Более исправную публикацию текста указа см: Доклады и приговоры… СПб., 1888. Т. 3. кн. 2. С. 704–705. Обзор литературы о Расправной палате при Сенате приведен выше.