53 См. В. В. Сед он. Ук. Соч., стр. 122—125; п. А. Раппопорт. Хаба­ров Горолок. Са, 1958. Л° 3, стр. 225—228.

Русь и ее культура в XIII—XV вв.

А. М. САХАРОВ

Схтрашные события 1237 — 1240 гг., когда была разру­шена, разграблена, сожжена русская земля, обратились в пе­пел и прах прекрасные творения материальной и духовной культуры, когда погибли неисчислимые массы людей, а оставшиеся в живых либо были угнаны в далекий плен, либо разбежались по лесам, относятся к числу величайших катастроф миро­вой истории^С болью и горечью пи­сал потрясенный этими событиями современник: «...множайша же бра­тия и чада наша в плен ведени бы-ша, села наши лядиною поростоша, и ве;шчество наше смерися; красота наша погыбе, богатство наше онем в корысть бысть, труд наш поганый наследоваша, земля наша инопле­менникам в достояние бысть ... Несть казни, кая бы не преминала нас, и ныне беспрестани казнимы ее мы»'.

Не всякому народу довелось испытать внешний удар такой силы и продолжительности, какой приня­ла на себя Русь в середине и второй половине XIII столетия. Этим не ограничились беды русских зе-

1 Цит. по кн.: Е. В. П с т у х о и. Се-

рапнон Владимирский, русский проповедник XIII века. СПб., 1888, стр. 25.

__ 7 __

мель — на два с половиной века установилось тяжкое иго завоева­телей, которое, по меткому замечанию К- Маркса, «не только да­вило, оно оскорбляло и иссушало самую душу народа»2.

Вопрос о судьбах Руси и ее культуры под игом монголо-татар­ских завоевателей очень важен для понимания большой и сложной проблемы воздействия монголо-татар на ход русской истории. Не случайно эта давным-давно поставленная в науке проблема и поныне привлекает внимание исследователей3. Существует точка зрения, согласно которой вообще вся история Руси резко делится на «домонгольскую» и «послсмонгольскую», причем можно встре­тить суждения о том, что монголо-татары, усвоившие, в частности, китайскую культуру, оказали значительное и даже определяющее влияние на формирование и развитие Русского государства во главе с Москвой. Такую позицию пропагандирует и американский историк Г. В. Вернадский, автор обширного труда под названием «Монголы и Россия»4.

Нетрудно убедиться, что эта точка зрения никак не может быть принята за новейшее достижение науки — наоборот, она выдвину­та весьма давно.

Еще в начале XIX в. Н. М. Карамзин полагал, что хотя «наше­ствие Батыево, кучи пепла и трупов, неволя, рабство толь долго­временное, составляют, конечно, одно из величайших бедствий, из­вестных нам по летописям государств, однако ж и благотворные следствия оного несомнительны». Эти «благотворные следствия» Н. М. Карамзин видел прежде всего в утверждении самодержавия («Москва обязана своим величием ханам»), возвышении церкви благодаря льготам, полученным от завоевателей. Н. М. Карамзин считал, что «иго татар обогатило казну великокняжескую исчисле­нием поголовной дани и разными налогами, дотоле неизвестными, собираемыми будто бы для хана, но хитростью князей обращенны­ми в их собственный доход»5.

Мнения о том, что русское «единодержавие зародилось во вре­мя татарского завоевания как неизбежное последствие покорения страны и обращения в собственность завоевателя», держался Н. И. Костомаров6. «В России образцом служила восточная дес­потия»,— утверждал Б. Н. Чичерин, связывая происхождение мо­сковской государственной власти опять-таки с «татарским влады­чеством, которое, подчиняя народ внешнему игу, приучило его к покорности»7. Более осторожно отнесся к оценке влияния монголо-

2 К. Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. L., 1899.

3 Cm. H. Я. Мерперт, В. Т. Пашуто, Л. В. Ч е р е и и н н. Чипгис-хан и его наследие. ИСССР, 19G2, .Кг Г).

4 В 1953—1963 гг. эта книга была трижды издана Пс.н.скнм университе­том; рецензию на се нсриос издание Н. Я- Мерперта и П. Т Пашуто см. ВИ, 1955, № 8.

5 11. М. Карамзин. История государства Российского. [Собр. спч. в 12-ти томах], т. 5. СПб., 1892, стр. 235, 233.

tt Н. И. Костомаров. Исторические монографии и исследования, т. XII. СПб., 1872. стр. 90.

7 Б. Н. Чичерин. О народном представительстве. М., 18G6, стр. 531.

татар на формирование Русского государства К. Н. Бестужев-Рю­мин, отвергавший мысль о происхождении царской власти от та­тарского завоевания и отмечавший лишь то, что «в администрацию вошло много восточного, особенно в финансовой системе; этого, ка­жется, нельзя отвергать, быть может, найдутся следы и в военном устройстве»8. Унаследованной от татар считал московскую финан­совую организацию П. Н. Милюков, который вообще относил Мо­сковское государство не к «Западу», а к «Востоку»".

Своеобразно оценивал влияние ига на образование Москов­ского государства А. Н, Пыпин; «страшное истребление населения, особливо городского, т. е. более развитого, н с этим материальное ослабление народа, а затем нравственная подавленность... упадок энергии... Эта нравственная беспомощность массы, между прочим, должна была облегчить объединение земель, которое предпринято было московскими князьями и исполнялось с малой разборчи­востью» 10.

Полагая, что монголо-татары ускорили уже развивавшиеся в стране социально-экономические процессы, М. И. Покровский счи­тал, что завоеватели оказали весьма существенное влияние на ход исторического развития России. Он разделял мнение, что монголо-татары впервые установили систему налогового обложения, ввели почтовую связь11. Монголо-татары окончательно подорвали город­скую свободу на Руси '-, создали гораздо более благоприятные, чем прежде, условия для возвышения церкви. В итоге М. Н. Пок­ровский приходит к выводу о том, что «объединение Руси вокруг Москвы было на добрую половину татарским делом» 13.

Однако уже давно было высказано и прямп п

мнение об отсутствии прямой связи между монголо-татарским игом и образованием единого Русского государства. Весьма реши­тельно настаивал на глубоких внутренних закономерностях возник­новения единого государства С. М. Соловьев. Начало этого про­цесса он относил ко второй половине XII в., что же касается мон-голо-татар, их влияние С. М. Соловьев считал незначительным: даже во время недолгого «присутствия баскаков мы не имеем осно­вания предполагать большого влияния их на внутреннее управле­ние, ибо не видим ни малейших следов такого влияния» и. Упроче­ние московской великокняжеской власти С. М. Соловьев менее всего связывал с монголо-татарами: «Калита перезвал к себе мит­рополита, что было важнее всяких ярлыков ханских» 15.

Эту же точку зрения развивал В. О. Ключевский, так оценив­ший процесс развития русской государственности и вторжение мон-

8 К. Б е ст у же в - Р юм и н. Русская история, г. I. СПб., 1872. стр. 53!.

9 П. Милюков. Очерки по истории русской культуры, изд. 6-е, ч. 1. СПб., 1909, стр. 165—167.

10 А. Н. П ы п и и. История русской литературы, т. 1. СПб., 1911, стр. 186. " См. М. Н. Покровский. Очерки истории русской культуры, т. 1. М.,

1913, стр. 186-188.

12 См. М. Н. Покровский. Избранные произведения, кн. 3. Русская история я самом сжатом очерке. AV, «Мысль», IU67, стр. 'М.

13 Там же, стр. 34.

'* С. М. Солопьрп. История России г древнейших времен, кн. II» тт. 3—4. М., Соцэкгнз, 19(30, стр. 489. 15 Там же, стр. 453.

__ 9 __

голо-татар: «Явления, которые мы наблюдаем в Суздальской зем­ле после этого разгрома, последовательно и без перерыва разви­ваются из условий, начавших действовать еще до разгрома, в XII веке»16. «Ордынские ханы не навязывали Руси каких-либо сво­их порядков, — говорит В. О. Ключевский в другом месте,— до­вольствуясь данью, даже плохо вникали в порядок, там действо­вавший». Если он и связывал как-либо укрепление московской ве­ликокняжеской власти с монголо-татарским игом, то только в том смысле, что «власть хана была грубым татарским ножом, разре­завшим узлы, в какие умели потомки Всеволода запутывать дела своей земли. Русские летописцы не напрасно называли поганых агарян батогом божиим, вразумляющим грешников, чтобы приве­сти их на путь покаяния. Всех удачнее пользовались этим батогом великие князья московские против своей братии» 17. Тут речь идет, как видим, не о том, что монголо-татары создали единую власть над страной и от них ее получили московские князья, а о совсем другом явлении —- московские князья лишь использовали ордын­ских ханов в своих собственных интересах. Активной стороной вы­ступают не завоеватели, а те, кто с ними борется. В полном соот­ветствии с этим находится общий вывод В. О. Ключевского о том, что «Московское государство зарождалось в XIV веке под гнетом внешнего врага, строилось и расширялось в XV и XVI вв. среди упорной борьбы за свое существование на западе, юге и востоке» 18. Многие другие ученые также пришли к выводу, что образова­ние единого Русского государства и его строй нельзя считать по­рождениями монголо-татарского вторжения и ига. М. Ф. Влади­мирский-Буданов, например, назвал «антиисторическим» мнение о коренном разрыве между Московским государством и древней Русью; он писал, что «ни самое Московское государство, ни суще­ственные его особенности действительно не созданы татарским за­воеванием; между древней Русью и этим государством существует прямая связь преемственности», хотя и полагал, что «200-летнее иго, отразившись на характере порабощенного населения, сообщи­ло и государству некоторые частные черты азиатского строя». Но сколько-нибудь серьезное влияние монгольской государствен­ности на Русь М. Ф. Владимирский-Буданов отвергал в принципе, так как законы монголов были вообще неизвестны на Руси 1Э. Весьма ограниченным воздействие монголо-татар на русский госу­дарственный строй считал В. И. Сергеевич 20.

1В В. О. Ключевский. Сочинения. [В 8-ми томах], т. I, ч. 1. М., Госпо-лнтиздат. 1956, стр. 337.

17 В. О. К л ю ч е в с к и й. Ук. соч.. т. 2. ч. 2, стр. 43.

18 Там же, стр. .J9G. 11. Л. Рубинштейн неточно писал, что Ключевский следовал за Карамзиным и Чичериным в оценке пли я ни я монголо-татарского ига на образование единого русского государства (см. Н. Л. Рубинштейн. Русская историография. М., Госполитиздат. 1941, стр. 456); полиция В. О. Клю­чевского отличалась весьма существенным образом н была гораздо ближе к по­лиции С. М. Соловьева.

'" См. М. Ф. Владимирски й-Б у данов. Обзор истории русского права, и.чд. 3-е, доп. Киев — СПб., 1900. стр. 110—115.

20 См. В. И. Сергеевич. Вече и князь. Русское государственное устрой­ство и управление во времена князей Рюриковичей. М., 1867, стр. 231.

— 10 —

В начале XX в. были и такие исследователи, которые сочли возможным уже совершенно абстрагироваться от вопроса о монго­ло-татарском нашествии и иге при рассмотрении причин и условий формирования государства во главе с Москвой, как это сделал Н. А. Рожков21. Как глубоко внутренний процесс «собирания вла­сти» изучал образование единого Русского государства послед­ний крупный дореволюционный исследователь этой проблемы А. Е. Пресняков 22.

Таким образом, в результате изучения проблемы монголо-та­тарского ига дореволюционная русская наука в начале XX в. при­шла в целом либо к полному отрицанию влияния монголо-татар на образование единого Русского государства, либо к признанию это­го влияния лишь в частных сторонах процесса. Пожалуй, один М II. Покровский воскрешал давние позиции П. М. Карамзина и настаивал на довольно глубоком воздействии монголо-татарского ига на ход русской истории, но и он считал образование единого Русского государства делом рук завоевателей лишь «наполовину» и видел в них, помимо всего прочего, фактор, сильно ускоривший развитие «туземных», как он выражался, процессов.

Сложнее обстояло дело с вопросом о влиянии монголо-татар­ских завоевателей на русскую культуру и о характере ее развития после середины XIII в. Речь идет не о бесспорном факте громад­ного разорения страны и уничтожения произведений культуры, а о том, какие черты появились в русской культуре после и под влиянием монголо-татар. Большинство писавших об этом вопросе связывало с монголо-татарами весьма отрицательные явления в культуре.

Еще В. Г. Белинский считал, что «под татарским игом нравы грубеют; вводится затворничество женщин, отшельничество семей- * ной жизни; тирания варварского ига монголов приучает земле­дельца к лености и заставляет все делать как-нибудь, ибо он не зна­ет, будут ли завтра принадлежать ему его хижина, его поле, его жена, его дочь. Застой и неподвижность, сделавшиеся с этого вре­мени основным элементом исторической жизни старой Руси, тоже были следствием татарского ига. Итак, централизация и возвыше­ние княжеской власти на степень государственности, с одной сто­роны; искажение нравов русско-славянского племени, с другой, — вот идея периода татарского ига...» 2i.

Революционные демократы занимали ясную позицию в оценке монголо-татарского ига. А. И. Герцен писал; «Татары пронеслись над Россией подобно туче саранчи, подобно урагану, сокрушающе­му все, что встречалось на его пути... Именно в это злосчастное время, длившееся около двух столетий, Россия и дала обогнать себя Европе»24. Н. Г. Чернышевский указывал также, что развитие

21 См. Н. А. Рожков. Происхождение самодержавия в России. М., 190G.

23 См. Л. Е. Пресняков. Образование Великорусского государства. Пг., 1918.

!3 В. Г. Белинский. «История Малороссии» Николая Миркевича. [Ре-щчпия]. Избранные философские сочинения, т. I. M., Госполитиэдат, 1948, стр. 509-510.

24 А. И. Герцен. О развитии революционных идей в России. Собр. соч. it ;Ю томах, т. VII. М, Изд-ви АН СССР, 1956, стр. 158-159.

— 11 —

цивилизации в России «всего сильнее задерживалось соседством хищнических азиатских орд: печенегов, половцев, татар»25.

Об «огрубении нравов» писали К- Н. Бестужев-Рюмин26, М. Ф. Владимирский-Буданов27 и другие. Д. II. Иловайский счи­тал, что «восстановляя свое политическое могущество, русский на­род во время долгой и тяжкой борьбы невольно усвоил себе мно­гие варварские черты от своих бывших завоевателей. Это были не испанские мавры, оставившие в наследие своим бывшим хрис­тианским подданным довольно высоко развитую арабскую циви­лизацию; это были азиатские кочевники, во всей неприкосновенно­сти сохранившие свое полудикое состояние. Жестокие пытки и кнут, затворничество женщин, грубое отношение высших к низшим, раб­ское— низших к высшим, усилившиеся у нас с того времени, суть несомненные черты татарского влияния. Многие следы этого влия­ния сохранились в народном языке и в некоторых государственных учреждениях» 28.

По-другому оценивал степень воздействия монголо-татар на русскую культуру Н. М. Карамзин. Хотя он и видел «благотворные следствия» ига в образовании власти московских князей, он реши­мте ль но отверг мнение об определяющем влиянии монголо-татар на русскую культуру: «Не татары выучили наших предков стеснять женскую свободу и человечество в холопском состоянии, торговать людьми, брать законные взятки в судах (что некоторые называют азиатским обыкновением): мы все то видели у славян и россиян гораздо прежде. В языке нашем довольно слов восточных: но их находим и в других славянских наречиях, а некоторые особенности могли быть заимствованы нами от козаров, печенегов, ясов, полов­цев, даже от сарматов и скифов: напрасно считают оные татарски­ми, коих едва ли отыщется 40 или 50 в словаре российском»29. Н. М. Карамзин отвергал влияние монголо-татар и на характер русского законодательства, хотя считал, что иго затормозило его развитие, как и «искусства ратного». Главная мысль II. М. Карам­зина относительно влияния монголо-татар на русскую культуру заключалась в том, что мошоло-татары задержали, даже во мно­гом остановили культурное развитие страны, но не изменили его характера: «...не ослепляясь народным самолюбием, скажем, что россияне сих веков в сравнении с другими европейцами могли но справедливости казаться невеждами; однако ж не утратили всех признаков гражданского образования и доказали, сколь оно жи­ву ще под самыми сильными ударами варварства»30. И еще: «...рос­сияне вышли из-под ига более с европейским, нежели азиатским характером. Европа нас не узнавала: но для того, что она в сии 250 лет изменилась, а мы остались как были»31. Позиция Н. М. Ка-

-' Н. Г. Черны ш е г. с к и fi. Непочтительность к авторитетам. По.чн. coup, соч. в 15 томах, т. VII. М., Гослитиздат, 1950, стр. 703.

26 См. К- Бестужев-Рюмин. Ук. соч., стр. 278.

27 См. М, Ф. Владимирски й-Б у д а н о в. Ук. соч., стр. 442.

28 Д. И. Иловайский. История России, т. 2. М., 1884, стр. 472.

29 Н. М. К а р а м з и н. Ук. соч., стр. 238.

30 Там же, стр. 254.

31 Там же, стр. 237.

— 12 —

рамзнна совершенно определенна — монголо-татары задержали, частью остановили развитие русской культуры, но не изменили ее национального характера, влияние монголо-татар в области куль­туры было отрицательным.

Таким образом, и те, кто видел более или менее глубокие сле­ды монголо-татарского влияния в русской культуре, и тс, кто от­рицал наличие этих следов, сходились в одном — все считали мон­голо-татарское иго явлением глубоко отрицательным для русской культуры. Печальным исключением оказалась позиция М. Н. Пок­ровского, который в пафосе борьбы с дворяиско-буржуазно/i историографией и стремлении опрокинуть вес, что было сю сдела­но, приходил нередко к удивительным заключениям. Он так выска­зался насчет влияния монголо-татар на русскую культуру; «Завое­вание Руси татарами вовсе не было нашествием диких степняков на культурную земледельческую страну, как учил Соловьев, а было столкновением двух равноправных культур, при том неизвестно, какая была относительно выше»32. Впрочем, М. Н. Покровский не ограничился одним намеком, а категорически возразил против «ходячего мнения, будто татарское нашествие было разгромом культурной страны дикими кочевниками»33. «Татары, — писал он, — даже XIII—XIV вв. вовсе не были «степными хищниками», а были довольно высоко организованным полуоседлым народом, а в области материальной культуры стоявшим выше своих русских противников (благодаря главным образом влиянию Китая, отча­сти и арабов)»311. М. Н. Покровский утверждал, что монголо-тата-ры имели «техническое превосходство» не только над «„оседлым человеком" Восточной Европы XIII в., но и над современным на­селением тех мест»35.

Как видим, М. П. Покровский занял самую крайнюю позицию и ушел значительно дальше даже тех буржуазных историков, кото­рые хотя и склонны были видеть в монгольском иге какие-то по­ложительные явления для государственного развития страны, но решительно отрицали возможность плодотворного воздействия завоевателей на русскую культуру.

Впрочем, в зарубежной историографии возникло целое направ­ление, которое прямо и откровенно заявило о «прогрессивности» монголо-татарского воздействия на все стороны политического и культурного развития России и тем самым полностью порвало со всеми результатами многолетнего труда русской исторической нау­ки в этом вопросе. Это литературно-философское направление со­здано так называемыми «евразийцами», группой русских белоэмиг­рантов в 20-х — начале 30-х гг.30. К числу их принадлежали князь Н. С. Трубецкой (писавший также под псевдонимом «И. Р.»),

1(2 М. IJ. П о к |» о п с к и Г(. Историческая наука и борьба классов, вып. П.

м- -л,, Спп-мши. ]<т. гтр. 307.

™ Д1. И. ИокрппгкпГг Отгрк тторни русской культуры, >г. ). М., 1913. стр. 180.

■''4 М. П. II о к р о F! I' к н ii. Историческая наука и борьба классов, выи Г М. Л., Согпкпн, Iff.'U стр. 2Я0.

35 Там же, стр. 185—187.

:-" Некоторые библиографические снелення о литературе «.евразийцев» лю­бе., ню смобшеиы .1 и гор у В. В. Каргаловым.

С. Пушкарев, Э. Хара-Даван, Г. В. Вернадский и другие. «Евра­зийцы» с большой настойчивостью повторяли и пропагандировали старые мысли о решающем значении монголо-татарского ига для складывания русской государственности, укрепления церкви и пра­вославия. Они писали и о том, что «прилив свежей крови» создал условия для выращивания на Руси талантов и гениев, и делали другие подобные «глубокомысленные» заключения. Более или ме­нее оригинальной была самая трактовка вопроса о некоей «Евра­зии» — особой исторической области, которая будто бы была под­нята к жизни Чингис-ханом, создавшим огромную империю в Азии и пограничных с ней территориях Восточной Европы. От монголов, с Востока Русь получила государственность, из Византии унасле­довала православие и таким образом, по мнению евразийцев, со­здалась специфическая государственная и культурная область, ко­торая извечно противостояла Европе. Более того, монголо-татары, оказывается, «защищали Россию от Европы»37. Русское государ­ство рассматривалось евразийцами как совершенно новое истори­ческое явление, не имеющее почти ничего общего с Киевской Русью, которой управляли князья-варяги (напомним, что этот взгляд давно был уже оценен в русской литературе как «антиисто­рический»), Россия была не больше, не меньше как часть империи Чингис-.хана, а потом —Золотой Орды, и вся ее история шла в тес­нейшей связи с историей Востока 38.

Разрабатывая столь своеобразную концепцию, евразийцы ис­ходили отнюдь не из данных исторической науки — все, что было сделано на протяжении XIX и в начале XX в. и изучении вопроса о монголах и Руси, решительно не согласовывается с их утвержде­ниями. Евразийство было разновидностью антисоветской идеоло­гии и политики. Подобно политикам и идеологам времен Николая I, они псе еще надеялись, что для России революции, революционные учения и движения — явления случайные, принесенные с «гниюще­го Запада» и потому абсолютно чужеродные для «русского духа», замешанном на смиренном византийском православии, воспитан­ном крепкой монгольской государственной системой. Поэтому, по их мнению, большевизм, социалистическая революция в России и все, что с ними связано, — явления временные, неорганичные для этой страны. Более того, «освобожденная» от большевизма Рос­сия, восстановившая свой «туранский психологический тип», сво­бодный от всяких классов и классовой борьбы, должна стать на­деждой на «успокоение» Европы, охваченной в 20-.\ гг. бурями классовых битв и революционных выступлений под влиянием Ве­ликой Октябрьской социалистической революции. Все это должно было поднять вес и придать видимость значительной силы русской белой эмиграции, надеявшейся толкнуть правящие круги стран Запада к новой интервенции против Советской России, восстанов­лению «Евразии» и тем самым к созданию в ее лице православно-деспотического оплота против революций в Европе.

37 ЕВ, Берлин, 1927, т. 5, стр. М9.

38 Эта концепция была развита Н. С. Трубецким в книге «Наследие Чиигиз-хапа. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока->. Берлин, 1925.

— И —

) i

Кроме того, евразийцам очень хотелось покончить с какими бы то ни было проявлениями материализма в науке, и их взгляды бы­ли воплощением идеалистических представлений о развитии обще­ства в весьма откровенной и даже полемически обостренной форме («общезначимых законов исторического развития не существует»; «главным двигателем в жизни человечества является этическая общность», а главное — «противопоставление духовной культуры материализму, утверждение религии основой культуры, отстаива­ние интересов личности против гнета коллектива, нации против ни­велировки интернационализма») 39. Так возникла в полном отрыве от данных науки ложная концепция относительно якобы опреде­ляющего влияния монголо-татар на русскую историю.

Тем не менее, концепция эта оказалась весьма живучей. В недавно переизданной работе «Монголы и Русь» Г. В. Вернад­ский, правда, выступает более осторожно и хочет даже примирить позиции тех, кто признавал положительное значение монголо-та­тарского ига, и тех, кто его отрицал: «Очевидно, мы встречаемся здесь с пренебрежением к разным аспектам проблемы. Логически возможно отрицать позитивное влияние монгольских институтов на Русь и признавать значение монгольского влияния на развитие России, по большей части негативное»4". Однако в целом работа выдержана в «классических» традициях евразийства — тут и стрем­ление противопоставить «свободную» Киевскую Русь «тираниче­ской» Московии, а «Восток» — «Западу», и показать, что власть московских князей была организована монголо-татарскими ханами, что судопроизводство и военное дело испытали большое влияние монголо-татар, еще больше оно сказалось на обычаях государева двора и дипломатическом этикете, что, наконец, московская арис­тократия вышла в значительной степени из среды монголо-татар и была тесно связана с ней. Г. В. Вернадский тщательно подобрал материал, долженствующий в совокупности произвести впечатле­ние, будто со времени монголо-татарского вторжения Русь дейст­вительно изменила характер своего исторического развития и была частью сначала империи Чингис-хана, а потом Золотой Орды, в русле экономической, политической и культурной жизни которой и протекала долгое время русская история. Правда, Русь освободи­лась потом от монголо-татар, но это было достигнуто ценой «ав­тократии и крепостничества», которыми «заплатил русский народ за национальную независимость»41. Такое мнение не имеет ничего общего даже с данными дореволюционной русской исторической науки и поэтому его откровенно политическая сущность не нуж­дается в особом доказательстве.

Тезис об определяющем влиянии монголо-татар на русскую государственность и культуру служит реакционным концепциям об извечной противоположности «Запада» и «Востока». Заключе­ние Г. В. Вернадского вполне годится для тех сил, которые хоте­ли бы исторически обосновать «справедливость» агрессии против нашей страны, как относящейся к «извечно отсталой культуре».

39 ЕВ. 1927, т. 5, стр. 121; ЕВ, 1925, т, 4, стр. 399, 393.

40 G. Vent ad sky. The Mongols and Russia. L., 1953, p. 33-1.

41 G. Vcrnadsk y. Op. cit., p. 390.

— 15 —

Указанный тезис широко используется в идеологии антикоммуниз­ма, настаивающего на том, что социалистическая революция есть не всеобщая закономерность, а лишь результат стечения обстоя­тельств в отсталых странах. Мнение о якобы «определяющем влия­нии» восточной и особенно китайской культуры на русскую куль­туру XIII—XV вв. находится в открытом противоречии с фактами, характеризующими процесс становления и развития русской на­циональной культуры в период образования единого Русского государства.

Всесторонний анализ влияния монголо-татарского нашествия и ига на русскую государственность и культуру представляет не только научную, но и важную общественно-политическую зада­чу науки. Не изолируя процесс развития русской культуры от куль­туры народов Запада и Востока, мы обязаны раскрывать их взаи-мообогащающее воздействие, без которого не может быть истори­ко-культурного процесса. Однако необходимо ясно видеть, что в основе развития всякой культуры, в том числе средневековой рус­ской культуры, лежат прежде всего внутренние процессы, воздей­ствовавшие на историко-культурный процесс и определявшие его характер. Внешние влияния должны быть оценены в соответствии с тем действительным значением как положительным, так и отри­цательным, которые они имели в судьбах культуры данной страны.

Как известно, в ходе исследования сложной проблемы образо­вания централизованного государства в советской историографии выдвигались разные взгляды на социально-экономическую основу этого процесса42. Однако в вопросе о влиянии монголо-татар на объединение русских земель и их культуру советские историки еди­нодушны. Русское государство образовалось не благодаря монго-ло-татарам, а в борьбе с нашествием и игом; более того — сама эта борьба и необходимость обороны страны от внешних врагов уско­рили объединительный процесс, стали его важным условием43. Возникновение единого Русского государства было результатом внутренних процессов общественно-экономического развития44. Монголо-татарское нашествие и иго создали лишь специфические условия, в которых протекало объединение русских земель, но не вызвали к жизни самый объединительный процесс.

42 Подробнее см. А. М. Сахаров. Проблема образования Русского цен­трализованного государства в советской историографии. ВИ, 1961. № 9; Л. В. Череп нин. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV веках, гл. 1. М, Соцэкгиз, I960.

43 На неразрывную связь объединения русских земель с борьбой против иноземного ига обратил внимание Ф. Энгельс в работах: «О разложении феода­лизма и возникновении национальных государств» и «К „Крестьянской войне">. См. К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 415—416; 418. В советской литературе проблема отношений Руси и монголо-татар исследована в работах: А. Н. Насонов. Монголы и Русь. (История татарской политики на Руси). М.—Л., Изд-во АН СССР, 1940; Б. Д. Греков и А. Ю. Я к у б о в с к и й. Зо­лотая Орда и ее падение. М—Л., Изд-во АН СССР, 1950.

** Анализ этих процессов см. Л. В. Ч е р е п и и и. Ук. соч.

— 16 —

С

Объединительные тенденции стали проявляться в русских зем лях еще во второй половине XII — первой половине XIII в. Наибо­лее отчетливо они воплотились в политике владимиро-суздальских князей Андрея Юрьевича Боголюбского и его преемника Всеволо­да Юрьевича Большое Гнездо. Социально-экономические отноше­ния того времени по состоянию источников трудно поддаются изучению, но в общих чертах характер объединительного процесса может быть прослежен. Его основой было развитие и укрепление феодальной земельной собственности, создававшей материальную и социальную опору княжеской власти; складывалась все более крепнувшая система феодальной иерархии, возглавляемая великим князем. Чем сильнее становились низшие слои этой иерархии — мелкие и средние феодалы, тем успешнее могла великокняжеская власть справляться с сепаратизмом крупных феодалов.

Важной опорой великих князей были города, где образовыва­лись иногда немалые денежные средства. Однако города Владими-ро-Суздальской Руси находились в сравнительно неблагоприятных условиях. Удаленные от морских побережий, они располагались в глубине континентальной страны и были гораздо теснее связаны с сельскохозяйственной округой, нежели с внешними рынками. Вла-днмиро-Суздальские города играли роль прежде всего укрепленных центров феодального властвования и этим отличались от тех горо­дов, которые выросли на великом торговом пути «из варяг в гре­ки». М. Н. Тихомиров с полным основанием писал, что «большин­ство городов Залесской земли возникло как местные центры, свя­занные с определенным округом», и что «они всегда имели харак­тер местных городских центров, терявших свое значение очень бы­стро в связи с изменением политического соотношения сил»45. Се­веро-восточные города еще не могли стать устойчивыми центрами экономических связей между разными частями русской земли, по­этому и объединительный процесс, начавшийся во второй половине XII в., протекал на чисто феодальной основе, в условиях, когда еще не было и не могло быть достигнуто экономического единства объединяемых территорий. Могущество владимирских князей по­коилось прежде всего на перевесе их материальных сил над сопер­никам», который достигался ростом феодальных отношений, раз­витием феодального хозяйства. Но тот же феодальный порядок со­здавал возможность сохранения экономической и политической независимости крупных феодалов; параллельно развивались не только центростремительные, но и центробежные процессы.

Несколько иначе складывались общественно-экономические от­ношения на Северо-Западе; в Иовгородско-Лсковской земле также господствовал и укреплялся феодальный строй, но значительно большие, чем на Северо-Востоке, масштабы приобрели городские ремесло и торговля. Правда, городов в собственном смысле слова, как ремесленно-торговых центров, и здесь было немного, зато сами Новгород и Псков превратились в крупнейшие городские центры с высокоразвитым ремеслом, обширными торговыми связями.

15 М. Н. Тихомиров. Древнерусские города, изд. 2-е доп. и перераб. Д1., Госполитиздат, 1956. стр. 394.

2 Очерки русской культуры.., ч. 1 — /7 —

тжв?

*«. Л, С. ПУШКИНЛ

Здесь острее, чем где-либо в других городах, развертывалась клас­совая борьба; используя сильные народные движения, городская знать сумела добиться резкого ограничения княжеской власти. Уже в середине XII столетия в Новгороде установился своеобраз­ный политический строй феодальной республики. Новгородская рес­публика в начале XIII в. отстояла свою независимость от посяга­тельств владимиро-суздальских князей. Новгород — крупнейший и наиболее развитой русский город—в начале XIII в. оказался си­лой, препятствовавшей объединению страны под властью Влади­мира. Рост города, укрепление его экономики были использованы местной знатью для укрепления своих политических позиций и соп­ротивления великокняжеской власти.

Еще в 1223 г. монголо-татары нанесли жестокое поражение дружинам южнорусских князей на р. Калке, а в конце 1237 г. не­сметные орды хана Батыя начали опустошительное движение по землям Северо-Восточной Руси, Разорив и уничтожив ее города и деревни зимой 1237—1238 гг., монголо-татары в 1239—1240 гг. Дфедприняли новый поход. Главный удар был нанесен южнорус­ским землям. После ожесточенного сражения пала древняя столи­ца Руси — Киев. Дальнейший путь ыонголо-татар лежал на Запад, но ослабленные нигде еще не встречавшимся им таким упорным, героическим сопротивлением, как на Руси, они остановили вскоре свое движение. Страны Центральной и Западной Европы были спа­сены от страшного вторжения ценой великих жертв, принесенных Русью.

События 1237—1240 гг. были едва ли не самыми трагическими в многовековой истории русского народа. Скупые сообщения лето­писей об ужасах монголо-татарского нашествия пополнились те­перь материалами археологических раскопок. Следы пожаров, останки людей, погибших в уличных боях и задавленных под об­ломками рухнувших зданий, массовые погребения многочисленных жертв в Старой Рязани, Киеве и других городах безмолвно и неоп­ровержимо свидетельствуют о страшной катастрофе, разразившей­ся над русскими землями.

С 50-х гг. XIII в. на Руси установилась система монголо-татар­ского владычества. Монголо-татарские чиновники составили «чис­ло», переписав население страны и обложив его тяжелой данью в пользу завоевателей. На Руси появились жестокие баскаки, соби­равшие эту дань и чинившие насилия над населением. Русские князья были поставлены в зависимость от ханов и были вынужде­ны ездить на поклон в далекие ханские столицы, где произвол за­воевателя решал — вернется ли князь с ханским пожалованием и ярлыком на княжение или погибнет, обвиненный соперниками в тяжких преступлениях перед могущественными властителями. Нередко на Русь либо для поддержки одного князя против друго­го, либо для подавления сопротивления игу отправлялись новые монголо-татарские полчища, и опять пылала в пожарах русская земля, гибли люди, уничтожались здания, фрески, книги.

— 18 —

tieiet

250 лет тяготело над Русью тяжкое монголо-татарское иго, и еще 200 лет после его свержения Россия вела тяжелую борьбу с набегами турецко-татарских завоевателей, опиравшихся на еще доживавшие остатки некогда могущественной Золотой Орды. Эти нашествия отсталых, но сильных своей многочисленностью завоева­телей с Востока, изнурительная борьба с ними на протяжении поч­ти половины тысячелетия — всего русского средневековья — оста­вили тяжелый след в истории России. «Каждый раз, — отмечал Ф. Энгельс, — когда завоевателем является менее культурный на­род, нарушается, как само собой понятно, .ход экономического раз­вития и подвергается уничтожению масса производительных сил»46.

Одним из самых тяжелых последствий вторжения и ига было резкое ослабление русских городов, значительная часть которых м без иноземного ига находилась в сравнительно неблагоприятных условиях. К. В. Базилевич справедливо заметил, что «политика Золотой Орды была вообще враждебна городам»4?. Монголо-та-тары не только разрушали города, но и уводили в плен искусных городских ремесленников. После монголо-татарского нашествия товарное производство и товарное обращение были подорваны а самой своей основе48. Процесс накопления денег— того могучего оружия, которым горожане некоторых стран Западной Европы в XV в. основательно подрывали старую политическую систему фео­дальной раздробленности, — на Руси оказался чрезвычайно замед­ленным. Когда городская жизнь примерно с середины XIV в. стала возрождаться, экономическое развитие городов сильно подрыва­лось непрерывной выкачкой средств для выплаты дани в Золотую Орду. В сравнительно благоприятных условиях оказались Новго­род и Псков, не затронутые монголо-татарским разорением, но и с этих городов постоянно взимались огромные суммы денег как для уплаты в Орду, так и для расходов московского великого князя и митрополита. Все это происходило в то время, когда во многие го­рода Западной Европы, связанные с морскими путями, хлынул по­ток золота и драгоценностей из далеких заморских стран. Темп развития русских городов оказался сильно замедленным по срав­нению с городами некоторых стран Западной Европы — Англии, Фландрии, Голландии, Северной Франции и других.

Между тем именно от развития городов зависел общественный прогресс в феодальное время, так как чем глубже происходило об­щественное разделение труда, чем больше отделялся город от де­ревни, тем более горожане становились «классом, который олицет­ворял собой дальнейшее развитие производства и торговых сноше­ний, образования, социальных и политических учреждений»49, тем более созревали предпосылки для развития буржуазных отно-шений,

46 Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.. т. 20, стр. 188.

"К. Б а .ч и л е в л ч. Опыт периодизации истории СССР феодального пе­риода. ВИ. 1949, № 11, стр. 75.

*8 См. Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. М.. Изл-во АН СССР, 1948, стр. 535.

49 К. М а ркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 407.

2" - 19 -

Монголо-татарское нашествие, таким образом, еще более за­держало развитие общественно-политических отношений на Руси и явилось важнейшим фактором, обусловившим длительную консер­вацию феодального строя и отставание Руси от некоторых западно­европейских стран, втягивавшихся на путь капиталистических от­ношений. Помимо непосредственного воздействия завоевателей (разрушение и систематическое ограбление страны в целом и осо­бенно городов) на замедление темпов исторического развития ока­зывала влияние многовековая изнурительная борьба против втор­жений с Востока, продолжавшаяся до конца XVII столетия. Обра­зовав собой мощный заслон от нашествий для стран Центральной и Западной Европы, Россия благодаря своей героической борьбе дала этим странам возможность прогрессивно развиваться, но сильно отстала в собственном движении по пути смены обществен­но-экономических формаций.

В то же время борьба с вторжением и игом еще более обостри­ла потребность в объединении, необходимом для освобождения страны и обеспечения ее внешней безопасности. Однако после мон­голо-татарского вторжения этот процесс совершался в еще более сложных условиях, нежели в конце XII — начале XIII в. Темп это­го процесса ускорился, а его внутренняя основа существенно от­ставала в своем развитии. Соотношение сил между феодалами и горожанами еще более изменилось в пользу первых, а это означа­ло, что объединение страны пошло на чисто феодальной основе, при отсутствии сколько-нибудь прочного экономического единства ее разных частей50. Объединительный процесс был внутренне про­тиворечив и отличался большой сложностью в соотношении соци­ально-политических сил.

В то время как города оказались в очень трудных условиях, сравнительно несложное сельскохозяйственное производство и про­мыслы восстанавливались относительно быстро. Этому способство­вало значительное увеличение плотности населения в междуречье Оки и Волги, куда устремились массы людей в надежде обрести среди лесов хотя бы относительную безопасность от страшных втор­жений кочевников. Правда, в этом отношении монголо-татарское вторжение ничего принципиально нового не внесло — процесс перс-движения массы людей с плодородного, но беззащитного стенного и лесостепного юга в лесистые районы севера с плодородными «опольями» начался уже давно. Свидетелями этого перемещения остались названия на географической карте: Трубежл, Переяслав-ли, Владимиры, Старсдубы, Галичи и другие встречаются па юге и на севере. Приходя на новые .места, переселенцы давали им преж­ние привычные наименования. После монголо-татарского иторже-ния перемещение масс людей в Северо-Восточную Русь приобрело

50 В. И. Ленин отмечал, что даже п XVI п., п jnoxv московского царства. «о национальных связях п собственном смысле слипа едва ли можно было гово­рить» и что «только новый пириод русской истории (примерно с 17 пгка) харак­теризуется действительно фактическим слиянием ... областей, земель и княжеств и одно целое», оно происходило на основе роста товарного обращения и кон­центрации мелких местных рынков в один всероссийский рынок. См. В. И. Ле­нин. Что такое «друзья народа» и как они воюют нротпл социал-демократов? Поли, собр. соч., т. 1, стр. 153—154.

— 20 -

лишь новый размах. Этим следует объяснять сравнительно быст* рый подъем междуречья Оки и Волги в хозяйственном отношении. Территория междуречья, где сходились выходцы из разных мест, стала ядром формирования русской народности; именно здесь сло­жился мощный военный и политический центр русских земель, по­ложивший начало созданию огромного Российского государства, которое возглавило борьбу за свободу от чужеземных поработи­телей.

Упорным трудом крестьян — и «старожильцев» и «новоприход-цев», как называют их источники, — поднимался к жизни этот край. Из-под леса расчищались новые земли, распахивались пустоши, возникали «починки», слободы, деревни, росло промысловое хозяй­ство — бобровые гоны, бортничество, рыбные ловли, охота, С тече­нием времени земли стало уже не хватать, старая описательная формула границ владений «куда коса, соха и топор ходили» все чаще стала сменяться точным топографическим описанием межей, участились споры из-за земли. Поток крестьянской колонизации стал устремляться еще дальше на Север и Северо-Восток, за Вол­гу. И здесь распахивались новые земли, осваивались соляные ис­точники, богатые рыбой реки и озера, изобиловавшие пушным зве­рем леса. У берегов «Студеного моря» добывали моржовую кость — «рыбий зуб». Во второй половине XIV в. отчетливо обозначился хозяйственный подъем русских земель. Он сказался не только в увеличении площади обрабатываемых земель, но и в некотором со­вершенствовании приемов их обработки. К концу XV в., по-впди-мому, получила большее распространение трехпольная система земледелия. Наряду с земледелием, скотоводством, промыслами развивались ремесла, обслуживавшие потребности сельского хозяй­ства, например выделка железа из болотных руд и производство различных металлических изделий. В крупных хозяйствах уже в середине XIV в. стали появляться водяные мельницы. В целом хо­зяйство продолжало сохранять типичный для средневековья нату­ральный характер, хотя во второй половине XV в. заменю увели­чилась рыночная торговля, В Новгородской земле в это время про­явилась тенденция к распространению денежной ренты.

Подъем производительных сил в области земледелия и про­мыслов повышал ценность земли и усиливал интерес к ней со сто­роны господствующего класса. XIV—XV вв. стали временем интен­сивного роста феодального землевладения и хозяйства в Северо-Восточной Руси, происходившего преимущественно за счет захва­тов крестьянских земель; крупнейшими землевладельцами этого времени стали церковные феодалы. Как отметил И. У. Будовниц, «начиная со второй половины XIV в. на смену старым ктиторским монастырям, не игравшим самостоятельной хозяйственной роли, приходят монастыри нового типа, представляющие собой феодаль­ные вотчины с разветвленным хозяйством, основанным главным образом на труде феодально зависимых крестьян»51,

Московский -митрополичий дом, возникшие в середине XIV — начале XV в. монастыри — Троице-Сергиев, Кирилло-Белозсрскин,

51 И. У. Будовниц. Монастыри на Руси и борьб;) с ними крестьян в XIV -XV пиках (по «житиям святых»). М., «Наука», 1966, стр. ,ЧГ>Г.

Соловецкий и многие другие—в сравнительно короткое время при­обрели обширные владения в разных частях страны. Основной фонд земельных богатств московского митрополичьего дома был создан на протяжении 40-х—70-х гг. XIV в., когда развертывался решающий этап борьбы московских князей со своими соперниками. Московские князья сумели привлечь на свою сторону могуществен­ного союзника — церковь, давая ей много земельных пожалований и вкладов52; росли также владения светских феодалов — князей и бояр. Даже разбогатевшие купцы, как например нижегородский купец Тарас Петров, приобретали вотчины 53.

Рост феодальной земельной собственности происходил не толь­ко в количественном отношении. Важным явлением периода XIV— XV вв. стало распространение нового вида феодальной собственно­сти—условною держания земель. Чтобы обеспечить хозяйствен­ное освоение обширных владений и вместе с тем приобрести воен­ных и других слуг, крупные феодалы передавали им часть своих земель. Получая эти земли в свое распоряжение, «дети боярские» или «дворяне» (от слова «двор») должны были служить собствен­нику земли, обеспечивая себя всем необходимым за счет освоения переданной в их пользование земли, Такого рода условное держа­ние земель стало появляться на землях великого князя, митропо­личьего дома и других крупных феодалов. Княжеская власть была особенно заинтересована в увеличении числа своих военных слуг, являвшихся ее социальной опорой. Острую потребность в военной силе вызывала и борьба с внешними врагами. Однако для дворян­ства требовалось много земель, тогда как возможности княжеской власти были довольно ограниченными, пока существовала феодаль­ная раздробленность. Потребность в земельных фондах определя­ла стремление князей к максимальному расширению подвластных им территорий, к подчинению других земель и княжеств и, таким образом, к объединению страны под своей властью.

С другой стороны, того же требовали и интересы господству­ющего класса в целом. Рост феодального землевладения был неразрывно связан с вовлечением крестьянства в сферу крепостни­ческой эксплуатации. Б условиях монголо-татарского ига разоре­ние народа приобрело массовый характер. И постоянные вторже­ния полчищ врагов, и необходимость выплаты дани в Орду, и переселения на новые места — все это подрывало и без того не­устойчивое при тогдашнем уровне производительных сил крестьян­ское хозяйство. Масса людей, особенно на вновь осваиваемых зем­лях, была вынуждена искать материальной поддержки у богатых людей, земельных собственников, брать ссуды деньгами, инвента­рем, селиться на земле феодалов, огражденной иммунитетными привилегиями н специальными льготами, которые княжеская власть предоставляла именно для привлечения населения. Немало людей оказалось в кабале у ростовщиков, среди которых были монастыри и светские феодалы. Задолжавшие «серебряники», должны были