Раздел 2. Культура России Нового времени

тизма лишь в художественно завуалированной, иносказатель­ной, метафорической форме, т.е. как инобытие литературы.

В результате все культурные процессы в России, начиная с конца 1840-х гг., резко политизировались: идеологи консерва­тивно-охранительного лагеря делали ставку на запретительную стратегию в области культуры (политическая и духовная цензу­ра, борьба с инакомыслием, полицейские меры при наведении культурного «порядка» и т.д.), пресечение какого-либо культур­ного плюрализма, насаждение «официоза» как единственно раз­решенной культурной парадигмы; напротив, идеологи радика­лизма во что бы то ни стало стремились к подрыву статус кво, дискредитации официальной идеологии и культуры, расшаты­ванию общепринятых норм и критериев оценки. Если офици­альная пропаганда делала упор на апологию пресловутой «три­ады графа С.С. Уварова» («Самодержавие, Православие, Народ­ность»), то радикалы противопоставляли самодержавию крес­тьянскую демократию (апеллируя к патриархальной общине как первооснове демократического строя); православию — дости­жения естествознания и вытекающий из него атеизм (по сво­ему пафосу и фанатизму скорее напоминавший новую светс­кую религию, абсолютизирующую выводы науки, нежели отри­цание религии как таковой); народности же официальной, трак­туемой как патриархальное смиренномудрие, покорность влас­тям, верность преданию, противопоставлялись народный бунт, самоуправление народа, народное творчество, пробудить кото­рые от вековой спячки народа чувствовали себя призванными радикально настроенные интеллигенты-просветители, вооружен­ные данными и методами передовой западной науки и револю­ционными социальными идеями.

Соответственно развивалась в XIX веке поляризация всех категорий культуры: официальному идеализму противостоял материализм (причем самого вульгарного толка); аполитичному «чистому искусству» — демонстративный культ пользы, соци­ально-политическая тенденциозность в литературе и искусст­ве, в критике и эстетике; гуманитарному знанию (исподволь обремененному идеализмом, субъективизмом, метафизикой и, как представлялось радикалам, политическими симпатиями к власти) — опытные, позитивные науки (главным образом, есте­ственные, особенно биология и медицина); почитанию тради­ций и авторитетов — нигилизм любого рода: политический и

260

Сторонники Петровских реформ

РУССКАЯ ДВОРЯНСК^

Либералы (адепты вольномыслия)

Консерваторы

Дворянские радикалы (революционеры)

Демократы-разночинцы

Дворянские революционеры

(Радикальные демократы (революционеры)

Лявёральиые демократы

Радикальные

социалисты

Нарастание радикализма в культуре России

Схема 31. Формирование леворадикальной интеллигенции (процесс идей но-политического размежевания)

261

Раздел 2. Культура России Нового времени

правовой, философский и эстетический. В русской культуре, особенно явно в пореформенный период (60-70-е годы XIX века), в противовес культуре официальной нарождалась кошпркулъту-ра, пронизанная революционными идеями, материализмом и ате­измом, чреватая нигилизмом и экстремизмом.

Как показал Б.А. Успенский, печально знаменитая формула николаевского министра просвещения графа С.С. Уварова «Пра­вославие, Самодержавие, Народность» была создана «по моде­ли формулы Французской революции «Ubert4 Egatite', Fratemite» — «Свобода, Равенство, Братство» — и была ей полемически про­тивопоставлена. Это была своего рода реакция, ответ на фран­цузскую формулу». В самом деле, вместо «Свободы» нам пред­лагается «Православие» (которое и понимается как подлинная свобода — свобода не в человеческом, а в Божественном смыс­ле), «Равенству» противостоит «Самодержавие», и, наконец, вместо «Братства» выступает «Народность», т.е. национальная идея.

Последовательность троичных представлений в истории рус­ской культуры ХГХ века не завершилась с порождением «ува-ровской триады». Как доказывает Б. Успенский, «вместо того чтобы взять за точку отсчета исходную французскую формулу («Свобода, Равенство, Братство») и тем самым примкнуть к тра­диции западной демократии (западных интеллектуалов), русская интеллигенция реагировала прежде всего на программу Уваро­ва. Иными словами, это была реакция на реакцию (поскольку уваровская программа была реакцией на Французскую револю­цию)». В этом проявлялась зависимость русской интеллигенции от уваровской триады, как, в свою очередь, уваровская формула фактически зависела от формулы Французской революции.

Отталкиваясь от уваровской триады «Православие, Самодер­жавие, Народность», русская интеллигенция выработала свою специфическую триаду: «Духовность, Революционность, Космо­политизм». Однако логика трансформаций при вторичном пе­реводе с языка одной культуры на язык другой почти неизбеж­но размывалась, ветвилась. Другой реакцией на «народность» как национальную идею (по сравнению с космополитизмом) была «идея «Народа», противопоставляемого другим слоям русского общества, прежде всего дворянской и городской культуре». «Народность» трактовалась теперь как социальная, классовая идея. «Народ» означал «простонародность»; сюда относились:

262

Схема 31а.

263

Раздел_2. Культура России Нового времени

сначала крестьянство («идеализация мужика»), затем вообще «социальные низы», трудящиеся массы, эксплуатируемое и уг­нетенное, безгласное большинство.

Развивая эту мысль Б. Успенского, М. Гаспаров подчеркнул, что «третий, интеллигентский вариант этой триады, совсем не так однозначен... Одно раздвоение отмечает сам автор: ответом на «народность» были, с одной стороны, «космополитизм», а с другой стороны, «простонародность», культ мужика. Другое раз­двоение бросается в глаза еще сильнее: ответом на «правосла­вие» была не только «духовность» (в статье это понятие не уточ­нено), но и, наоборот, «атеизм и материализм» — и не только в лице нигилиста, режущего лягушек, но и в лице безбожника-идеалиста Фета и скептика-материалиста Чехова. Отталкивались от одного, но шли в разные стороны».

Таким образом, рядом с концептом «Духовность, Революци­онность, Космополитизм» складывался более радикальный ва­риант интеллигентской оппозиции уваровской триаде; «Ате­изм/Материализм, Революционное Насилие, Беспочвенность (Пролетарский Интернационализм)» — вариант, который по­служил основанием уже для советской идеологии и тотали­тарной культуры в СССР. В конечном счете позднесоветская формула: «Коммунистическая Идейность, Партийность, На­родность» (при всей размытости границ между всеми тремя понятиями: коммунистическая идейность — это и есть партий­ность, а «народ и партия — едины») — это модификация ин­теллигентской триады — тяжкого плода двойного перевода с языка Французской революции на язык Великого Октября.

Гражданская смелость и личное бескорыстие идеологов рус­ского радикализма — В. Белинского и А. Герцена, М. Бакунина и Н. Чернышевского, Н. Добролюбова и Д. Писарева, а также их многочисленных единомышленников — соратников и эпиго­нов — приобретали в русском обществе большую популярность и влиятельность, особенно среди студенческой молодежи, к ко­торой главным образом и обращались радикалы, имея в виду будущее поколение страны, «детей», закономерно и неизбежно приходящих на смену отжившему поколению — «отцам». Су­дебные гонения и политические преследования, цензурные при­теснения и запреты, обрушившиеся на радикалов со стороны официальных кругов, ореол идейного мученичества и ре­лигиозного праведничества, резкий идейный максимализм и

264

Лекция 16. Либерализм и радикализм

г

репутация радетелей за народное дело, правду-справедливость, социально-политическое и культурное обновление страны, — все это только стимулировало сочувствие, интерес и одобрение радикализма в самых широких кругах интеллигенции и вообще читающей публики.

Напротив, представители официальной идеологии обладали гораздо меньшим авторитетом в среде деятелей культуры, ин­теллигенции, студенчества; сам факт сотрудничества или духов­но-нравственного альянса с властями (в любой культурной фор­ме), как правило, порицался, а его культурно-историческая зна­чимость в общественном мнении снижалась. Характерный ло­зунг радикализма (особенно четко нашедший свое выражение у Д Писарева и В. Зайцева, а позднее у П. Ткачева и С. Нечаева): «Примирения нет!» — вызвал едва ли не поголовное одобрение среди «левой» интеллигенции и демократических сил: нельзя совместить интересы «плантаторов» и «негров» (т.е. помещиков и крестьян), сторонников «домостроя» и последователей Бюх-нера, Фогта, Молешотта, Дарвина, поклонников Чернышевско­го и Некрасова, т.е. гражданственности в поэзии, и почитателей А. Фета, Ал. Майкова, Н. Щербины и других представителей «чистого искусства» (включая самого Пушкина).

Господствовавшая в русской культуре второй половины XIX века идейно-политическая конфронтация реакции и радикализ­ма обусловила неудачу «третьей силы» русской классической культуры — либерализма, сочувствовавшего революционно и демократически настроенной оппозиции, но не принимавшего нигилистических и экстремистских крайностей радикалов; пы­тавшегося найти компромиссную позицию между властями и оппозицией, но не сочувствовавшего реакционерам и отверг­шего политический и культурный монополизм государства, по­пирание властями политических и духовных свобод, полицейские методы борьбы с оппозицией и инакомыслием. Аля идеологов радикализма либералы были «запятнаны» контактами с властя­ми и уступками официальной идеологии; охранителям всевоз­можных оттенков и правительству либералы казались ненадеж­ными союзниками ввиду их явного вольномыслия, пристрастия к модернизаторским проектам и демократическим идеалам.

Таким образом, зарождавшаяся в России с конца XVIII века и развивавшаяся на протяжении XIX века форма «срединной культуры» (столь характерная для Западной Европы) последова-

265