Раздел 2. Культура России Нового времени

они составляют единство различного или множественность це­лого, в равной мере представляя эталонные формы русского национально-исторического самосознания в культуре, т.е. являя собой русскую культурную классику.

На рубеже XVIII и XIX веков обе тенденции русской культу­ры — центростремительная и центробежная — столкнулись и проникли друг в друга, увязались в один драматический и судь­боносный узел. Личность и Государство, творческая индивиду­альность и народ, поэт и толпа; поиск смысла, осмысленного бытия и бессмысленный бунт, смута — эти противоречивые мотивы одинаково занимают и Карамзина, и Пушкина, причем именно в их сопряжении, в их столкновении между собой. Ав­тором «Писем русского путешественника» и «Истории Государ­ства Российского», «Бедной Лизы» и «Марфы-посадницы» яв­ляется один человек — Н. Карамзин, хотя одни из его произве­дений посвящены исключительно проблемам человеческой ин­дивидуальности и межличностных отношений, другие же — ста­новлению величественного и безличного государства. Пушкин тоже является одновременно создателем «Медного всадника» и «Капитанской дочки», «Моцарта и Сальери» и «Бориса Годуно­ва», интимной лирики и квази-народных сказок.

Подобные мотивы и настроения вообще характерны для русской культуры первой трети XIX века. В идеологии де­кабристов борются государственнические и свободолюби­вые тенденции; классицистические идеи созидания государ­ства ценой самоотвержения отдельных личностей переме­жаются с романтическим стремлением разрушить государ­ственную тиранию и во что бы то ни стало раскрепостить каждую личность, по своей природе суверенную и само­бытную. А. Грибоедов воплощает в своем творчестве колли­зии классицистического рационализма, исподволь размыва­емого романтическими эмоциональными порывами, конф­ликты страсти и долга, разума и хаоса, будучи осложнены проблемой гения и отвергающей его толпы, не получают однозначного и позитивного разрешения. Подобным же об­разом «бурлит» романтическое творчество М. Лермонтова, трагически раздвоенного между пламенным эгоцентризмом неординарной личности байронического типа и резко кри­тическим взглядом на состояние российского общества, хо­лодного, бездушного, формализованного, лицемерного.

212

КУЛЬТУРА РОССИИ

Инокулыпурное окружение и влияние

Схема 28. Центробежные и центростремительные тенденции в культуре России Нового времени

213

Раздел 2. Культура России Нового времени

В крайне противоречивом творчестве Н. Гоголя вольнолю­бие Запорожской Сечи («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Тарас Бульба») оттеняется фантасмагорией петербургской власти («Ревизор», «Шинель», «Нос» и др.); критика бюрокра­тического и крепостнического государства (тот же «Ревизор», «Мертвые души» и т.п.) сочетается с его оправданием и апо­логией (в «Выбранных местах из переписки с друзьями» и в тех же «Мертвых душах»); смех и слезы сливаются в гоголев­ских произведениях в одно мерцающее целое, то видимое миру, то невидимое; трезвый гоголевский реализм сводится на нет гротеском или почти средневековой мистикой.

Внутренняя противоречивость мировоззрения и творчества не оставляла в это время — время начального самосознания нации — даже самые цельные и гармоничные натуры. Пушкин, признанный родоначальник отечественной классики XIX века, символизирующий своим творчеством меру и гармонию в рус­ской культуре, явился, по выражению Г. Федотова, «певцом Империи и Свободы» (по определению, явлений несовмести­мых, несочетаемых), будучи консерватором и революционером, реалистом и утопистом одновременно или попеременно. Мно­гие из поэтов «пушкинской плеяды» разделяли с ним его убеж­дения и противоречия.

Пушкин, по Федотову, представлял Империю «с эстетичес­кой точки зрения» — как «лад и строй», как «окрыленную тяжесть» и «одухотворенную мощь», как «эстетическую строй­ность» и величественную гармонию. Русская история предста­вала у первого русского классика как непрерывное и мучитель­ное «преодоление хаоса началом разума и воли», противостоя­щим «русскому бунту, бессмысленному и беспощадному», изоб­раженному в «Капитанской дочке» и в «Истории пугачевского бунта». Однако, по словам Г. Федотова, уже сразу после гибели Пушкина разрыв Империи и Свободы в русском сознании со­вершился бесповоротно. В течение целого столетия (статья Г. Федотова была написана к столетию со дня смерти Пушкина, в 1937 г.) люди, которые строили или поддерживали Империю, гнали Свободу, а люди, боровшиеся за Свободу, разрушали Им­перию. Самоубийственного «разлада духа и силы» не могла в принципе выдержать монархическая государственность, как впос­ледствии не выдержал подобного же разлада и советский тота­литаризм. Тяжкие обвалы имперской России в 1917 и в 1991 гг.

214

Лекция 13. Истоки русской классики

были обусловлены неразрешимыми социокультурными проти­воречиями России, разбалансировавшими шаткий «взаимоупор» Империи/Свободы. Империя в концентрированном виде вопло­щала централизм власти, центросгремительность и закрытость культуры; Свобода означала либеральную децентрализацию вла­сти и открытость, демократическую центробежность культуры.

Другая бинарная смысловая структура* выявившаяся в рус­ской культуре ее ранней классической поры и построенная на принципе «взаимоупора», — это противостояние «охранения» и «прогресса» любого рода. Впервые эта социокультурная анти­номия отчетливо заявила о себе уже в конце XVIII века в результате раскола дворянской культуры на два враждебных по отношению друг к другу крыла — консервативное и либе­ральное. Пиком обострения отношений между этими двумя тенденциями стало выступление декабристов на Сенатской площади. Восстание декабристов явилось социально-полити­ческим результатом происходивших подспудно в российском обществе сложных социокультурных процессов, постепенно накапливавших и усугублявших идеологическое и культурное противоборство либералов и охранителей.

Поражение российских либералов в 20-е годы XIX века сви­детельствовало о неподготовленности российского общества к серьезным преобразованиям на пути сближения России с евро­пейским Западом, к любой последовательной модернизации; о глубокой и органической приверженности как «верхов», так и «низов» в российском государстве, ценностям традиционной культуры и архаическим традициям. Дилемма «Запад «-+ Вос­ток», так остро стоявшая перед Россией еще с дохристианских времен, так и не получила своего окончательного завершения ни в период вялых либеральных реформ Александра I, ни в пе­риод жесткого авторитарного правления Николая I, когда она приняла определенный вид в качестве типично российской ди­леммы охранения «-* модернизации, сохранявшей свою остроту и актуальность еще со времен «Петровских реформ» и с теми или иными вариациями — вплоть до конца XX века. При этом те факторы, которые сознательно действовали как охранитель­ные, нередко оказывались стимулом для модернизации; напро­тив, явно модернизаторские проекты нередко прямо или кос­венно содействовали историческому торможению и сворачива­нию реформ.

215