госы_1 / готов.госник / 60 мемуарная

60. мемуарная проза 20-30г.г.

Мемуарная проза – важная составляющая литературного процесса. Её расцвет пришёлся на период русского зарубежья. Здесь важна категория памяти. Тема памяти – определяющая, фундаментальная.

Мемуары пишут все: Б. Зайцев «Далёкое» 1965, З. Гиппиус «Живые лица»1925, В. Набоков «Другие берега» 1953.

В советской культуре – доминанта будущего времени. Прошлое ставится под сомнение. В нём приветствуются лишь ростки будущего.

В мемуарной прозе можно выделить две стратегии:

1. прошлое как объект художественного конструирования, вымышленные мемуары, отношение к точности – вольное (Г. Иванов),

2. аналитические мемуары, главный принцип – правда, точность (В. Ходасевич)

1939г. В. Ходасевич «Некрополь».

Конец Ренаты 1928

Брюсов 1924

Андрей Белый 1934-1938

Муни 1926

Гумилев и Блок 1931

Гершензон 1925

Сологуб 1928

Есенин 1926

Горький 1936

Смерть, примиряющая противоречия и позволяющая автору «Некрополя» осмыслить весь жизненный путь героя, является здесь отправной точкой для рассказа.

Первая часть книги, «Конец Ренаты», служит своего рода

общим введением и диктует читателю, как смотреть на символизм и его деятелей, здесь же намечаются характеры и портреты, детализированные в последующих очерках (Aндрей Белый, Брюсов). Ходасевич определяет «дух эпохи», говорит о трагическом разрыве между жизнью и творчеством писателя-декадента. Портрет Брюсова в следующем очерке сразу противопоставлен газетным карикатурам, внешняя экзотика — приземленной реальности. «Очень вероятно, что на каждый вопрос есть не один, а несколько истинных ответов», — произносит он . И далее от темного начала, демонического злодея Брюсова Ходасевич переносит внимание на светлого «ангела» Aндрея Белого, даже извиняясь за то, что придется говорить и о его недостатках.

Следующий очерк «Гумилев и Блок» написан не непосредственно после смерти героев, а к десятилетней годовщине. Его центральное положение обусловлено тем, что в нем говорится о конце эпохи, и последняя фраза текста не может не иметь символического значения: «Пьесу велели снять с репертуара» . Объединила Гумилева и Блока смерть, а не Ходасевич, вынужденный сопоставлять две мало схожие личности. Примечательно, что антагонизм Гумилева и Блока сравним с противостоянием Брюсова и Белого даже в деталях.

Символистская эпоха, тихо отходившая сама по себе, все-таки была прервана насильственно, и для автора «Некрополя» концом «пьесы» стал 1921 год. Игра завершилась, и оставшиеся очерки посвящены писателям, сформировавшимся как бы

вне символизма, перенявшим у него внешние приметы, но,

по сути, независимым от времени: таковы пушкинист Гершензон, декадент Сологуб, крестьянский поэт Есенин, романтик Горький, которые могли появиться всегда и везде.

Принципы:

- правда,

- аналитизм,

- высокая степень обобщённости, концептуальности.

«Петербургские зимы» Г. Иванова. 1928г.

Акцент на месте и времени.

Петербург – это место ночей. Над судьбами давлеет поэтика Петербурга. Это город мистический, фантастический, ночной, богемный, иущий к гибели.

Героями «Петербургских зим» выступают участники литературной и артистической жизни предреволюционного Петербурга: А. Ахматова, А. Блок, С. Городецкий, Н. Гумилев, С. Есенин, Р. Ивнев, Н. Клюев, М. Кузмин, О. Мандельштам, В. Нарбут, Б. Пронин, Б. Садовской, И. Северянин, Ф. Сологуб, А. Тиняков и др. 

Живописуя «тонкий, но болезненный, блестящий, но подгнивающий “истерический ренессанс” петербургской богемы, поэтических кружков, светских эстетов, буйных маньяков, гениальных неудачников», Г. Иванов последовательно подчиняет правду факта правде вымысла и мифологизирует действительность, создавая в то же время впечатляющую картину «пира во время чумы», сопровождавшего пышный расцвет русского искусства и «упадок и гибель» Российской империи. Мифологизированный Петербург  – призрачно-фантастический город, где явь сплетается с вымыслом, и литературные персонажи кажутся более реальными, чем люди («Там <…> в желтом тумане, с Акакия Акакиевича снимают шинель, Раскольников идет убивать старуху, Иннокентий Анненский, в бобрах и накрахмаленном пластроне, падает с тупой болью на грязные ступени Царскосельского вокзала»); он является центральным образом всей книги, придающим внешне не связанным «мемуарным»  очеркам сюжетную связность и единство эмоционального тона. Но сам образ города на Неве лишен монолитной цельности и представлен в двух ипостасях: как блистательный Санкт-Петербург, столица России, главное средоточие ее культурной и литературной жизни, и как разоренный, голодный, вымерший Петроград» «испепеляющих годов» революции и гражданской войны – город ночных обысков, продовольственных карточек, политических заговоров и расстрелов.

Г. Иванов целенаправленно разрушает присущий мемуаристике принцип хроникальности; по ходу повествования он то и дело совершает резкие временные скачки: из баснословной «России 1913 года» – в кровавый хаос «военного коммунизма», а оттуда – в эмигрантское настоящее.

Как и образ Петербурга, образы реальных исторических лиц (многие из них были еще живы к моменту издания книги) переосмысляются в соответствии с законами художественного вымысла и порой имеют не так уж много общего со своими прототипами. Некоторые (например, Н.И. Кульбин, В. Хлебников и другие кубофутуристы) подаются в шаржированном виде, обрастая откровенно анекдотическими подробностями, поскольку важны автору «мемуаров» не сами по себе, а как колоритные типы литературной богемы периода «трагически-упоительного заката “Императорского Петербурга”». Портреты большинства писателей он сопровождает афористически точными характеристиками их творчества: «Борис Садовской был слабый поэт. Вернее, он поэтом не был. От русского поэта у него было только одно качество – лень. Лень помешала ему заняться его прямым делом – стать критиком»; «“Прекрасная ясность” стала походить на опасную легкость. Изящная небрежность – быстро превратилась в неряшливость» (о прозе М. Кузмина); «Его [В.А. Комаровского] поэзия блистательна и холодна. Должно быть, это самые блистательные и “ледяные” русские стихи. Парнас Брюсова – перед ним детский лепет».