госы_1 / готов.госник / 43. христианские образы в лирике Пастернака и Бродского

43. христианские образы в лирике Пастернака и Бродского

46 – 55 гг – «Стихи из романа». 17 глава романа. темы любви,природа,религ. Внутр связь с романом- они «скрепы и ключи» к роману. Идейно-тематическая связь с происходящими в романе событиями.

«Рождест-я звезда», «Магдалина», «Гефсиманский сад» «Чудо»- смоковница- евангел-е сюжеты. У Пастернакаа –жизнь через призму христ-го календаря.

В открывающем цикл «Гамлете» поэт умоляет Бога пронести мимо чашу страданий, но сознает, что

...Продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути. Христос, восстановление порванной связи поколений, победить смерть. Переплетаются между собой шекспировская символика(мысли о трагической безысходности жизни), символика театра-жизни и судьбы-роли, а также евангельская символика. Символически-вневременной план вплетается в план личностно-исторический.

На Страстной: природа скорбит о гибели Христа. Однако, по убеждению поэта, чудо Воскресения в Пасхальную ночь восстановит мировую гармонию, одолеет смерть.

Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья.

Интересно соотнесение смерти и воскресенья христа со смертью и весенним возрождением природы

В знаменитой «Зимней ночи», зажженная на столе свеча, словно свеча у иконы, уподобляет любовное свидание молитве:

На озаренный потолок Ложились тени,

Скрещенье рук,скрешенье ног,

Судьбы скрещенья.

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал,как ангел,два крыла

Крестообразно.

У Пастернака истинная любовь хранима ангелами.

Рождеству посвящена «Рождественская звезда». Здесь Вифлеемская звезда «возвышалась горящей скирдой соломы и сена средь целой Вселенной, встревоженной этою новой звездой». А волхвы:

Стояли в тени,словно в сумраке хлева,

Шептались,едва подбирая слова. Музыкальность, как песнь. За счастьем Рождества будет крестная мука—

…Всё злей и свирепей дул ветер из степи…

…Все яблоки, все золотые шары. Вся жизнь —подготовка к Воскресению. Меняются мизансцены: только что перед нами «ревели верблюды, лягались ослы», но вот волхвов «впустила Мария в отверстье скалы» — и тут же воцаряется торжественная, счастливая тишина;. Христос -«Он» — все в сговоре, все знают- интимность, и величие. Рядом с Ним остальные становятся безлики.

И почти все следующие за «Рождественской звездой» стихи цикла уже посвящены непосредственно Иисусу Христу. В «Рассвете» поэт вновь, после долгого перерыва, приходит к вере в Господа:

И через много-много лет

Твой голос вновь меня встревожил.

Всю ночь читал я Твой Завет

И как от обморока ожил.

В «Чуде» — последний путь Христа из Вифании в Иерусалим, и эпизод со смоковницей, испепеленной молнией:

Найдись в это время минута свободы

У листьев,ветвей,и корней,и ствола,

Успели б вмешаться законы природы.

Но чудо есть чудо,и чудо есть Бог.

Когда мы в смятенье,тогда средь разброда

Оно настигает мгновенно,врасплох.

Пастернак ставит Божий Промысел выше законов природы, чудо выше знания. В «Земле» он призывает, «чтоб тайная струя страданья согрела холод бытия». В «Дурных днях» Христу во время торжественного входа в Иерусалим

Припомнился скат величавый

Впустыне и та крутизна,

С которой всемирной державой

Его соблазнял сатана.

Также и самому поэту в жизни пришлось пережить немало дьявольских соблазнов от власть имущих, однако он не изменил своей музе, что и доказал «Доктор Живаго». В «Магдалине» Пастернак надеется,

Что за этот страшный промежуток Я до Воскресенья дорасту.

И в заключительном «Гефсиманском саду» евангельский пейзаж, где «седые серебристые маслины пытались вдаль по воздуху шагнуть», передает душевное состояние Иисуса, когда

Он отказался без противоборства,

Как от вещей,полученных взаймы,

От всемогущества и чудотворства,

И был теперь как смертные,как мы.

Здесь символика «чаши» уже максимально соответствует евангельской символике: «...И, глядя в эти черные провалы, / Пустые, без начала и конца, / Чтоб эта чаша смерти миновала, / В поту кровавом Он молил Отца» .Символ Голгофы, мученичества, крестного пути, пути добровольного самопожертвования во имя искупления и бессмертия. Свидетельство осознания героем своего земного предназначения, своей высшей жертвенной Миссии.

Но «Гефсиманский сад» не менее интересен и в плане диалога и скрытой полемики с поэмой Блока «Двенадцать». Невозможность рая на земле- чисто христ идея.

Петр дал мечом отпор головорезам

И ухо одному из них отсек.

Но слышит: “Спор нельзя решать железом,

Вложи свой меч на место, человек.

Пастернаку евангельские мотивы «стихов из романа» были необходимы для подчеркивания христианской этики, лежащей в основе «Доктора Живаго». Проповедь Иисуса освещает не только все столетия последующей истории, но и образы героев романа. Она светится не только во Вселенной, но и в душах Юрия Живаго и Лары. Живаго, в полном соответствии с фамилией, живой, его в советском обществе фактически хоронят заживо. Не случайно роман начинается с похорон отца Юрия и пророческой фразы: «Живаго хоронят». И в финале доктору Живаго суждена уже «полная гибель всерьез» — он буквально задыхается в переполненном трамвае. Но воскресает — в своих стихах, завершающих роман.

Ио́сиф Алекса́ндрович Бро́дский (1940- 1996) — русский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 г. Постмодернисткая картина мира.

Творчество иногда разделяют на два периода:

-ранний этап, который завершается в середине 60-х г: стихи более простые по форме, мелодичные, светлые и просветляющие (“Пилигримы”, “Рождественский романс”, “Стансы”, “Песня”).

-у позднего Бродского преобладают мотивы одиночества, пустоты, конца, абсурдности, усиливается философское и религиозное звучание, усложняется синтаксис. (“Сретение”, “Насмерть другу”, “Келомякки”, “Развивая Платона”, циклы “Части речи” и “Кентавры”).

'Интерпретация поэзии Бродского как христианской в своей основе, наиболее последовательно проведенная в статье Я.Гордина 'Странник', не вполне соответствует смыслу текстов поэта. Показателен 'разброс мнений' исследователей-авторов статей в книге 'Иосиф Бродский: размером подлинника' (Таллинн,1990) при характеристике религиозных истоков поэзии Бродского - от признания его христианского начала (И.Ефимов. 'Крысолов из Петербурга. Христианская культура в поэзии Бродского') до определения ее как 'внехристианской, языческой' (Андрей Арьев. 'Из Рима в Рим.') [7]

НО Библия и, особенно, важнейшая ее часть — Евангелие входят в жизнь поэта. Библейские и евангельские сюжеты часто звучат в его стихах: жертвоприношение Авраама, Сретение и особенно Вифлеем, Рождество:

В Рождество все немного волхвы.

Возле булочной — слякоть и давка.

Из-за банки турецкой халвы

Производят осаду прилавка…

Еще в начале 60-х годов, несомненно, под влиянием опыта старших поэтов (библейские стихи А. Ахматовой, «Рождественская звезда», «Магдалина», «Гефсиманский сад» Б. Пастернака из его цикла «Стихи из романа»), Бродский решил каждый год к Рождественским праздникам писать по стихотворению о рождении Христа и несколько лет исполнял задуманное, но затем такие стихи стали появляться не столь регулярно. И тем не менее он не оставлял своего замысла и уже в поздний период, в конце 80-х-начале 90-х годов, создал такие шедевры, как «Рождественская звезда», «Колыбельная» («Родила тебя в пустыне...»), «25.XII. 1993» («Что нужно для чуда? Кожух овчара...»).

В одном из лучших произведений этой темы - «Рождественская звезда» (24 декабря 1987 г.) - Бродский дает свою философско-поэтическую интерпретацию библейских мотивов. На первый взгляд, здесь все достаточно традиционно, те же реалии, обстоятельства, действующие лица, что и в первоисточнике, или, к примеру, в одноименном стихотворении Б. Пастернака, только Бродский излагает сюжет и обстоятельства более конспективно, перечислительно и, быть может, несколько декоративно.

Однако условно-легендарное - в соответствии с библейским текстом: пещера, пустыня, зима, волы, волхвы, младенец в яслях, звезда - здесь по-особому поэтически конкретизируется, обрастает пластическими, зримыми, осязаемыми предметными деталями и вместе с тем - одухотворяется. А главное, возникает философский ракурс, ощущение беспредельного космического пространства. И ключевым становится емкий символический образ звезды, а с ней - Вселенной, Бога. Взгляды младенца - Сына Человеческого - и звезды - Отца - встречаются, скрещиваются, а на их пересечении как бы чувствуется зоркий и пристальный взгляд самого поэта.

«Сретение» Бродского родилось в 1972 году. Это последнее стихотворение, написанное им на родине, вскоре его выдворят за пределы Советского Союза. «Сретение» посвящено Анне Ахматовой. По-славянски «Сретение» значит «Встреча». Встреча человека с Богом. В этом стихотворении И. Бродский наиболее полно и точно следует первоисточнику, то есть Евангелию. 1 часть – параллели с Евангелием. “Вторая часть” — это человек перед лицом смерти. Это путь Симеона из жизни в смерть, в “глухонемые владения смерти”. Симеон переходит из “пространства жизни” в “пространство смерти” без страха и ужаса, потому что знает — Спаситель пришел. Недолго осталось мучаться праведникам в мрачном Шеоле — загробном месте тоски и печали. Это знание, этот “светильник” освещает и освящает его путь. И. Бродский дает здесь, так сказать, образ “новой” смерти, образ христианской “кончины мирной и непостыдной”. В этом стихотворении смерть не страшна, не ужасна. Она не несет небытие. Она временна и условна, так как пришло в мир спасение, безусловное начало и источник вечной жизни — Христос.

Иосиф Бродский по-своему переживал библейские события. К его человеческому одиночеству прибавлялось одиночество Бога, которое он ощущал, может быть, сильнее, чем своё. «Колыбельная» 1992 года, написанная от лица Девы Марии, тому доказательство. Богородица печалится не о человеческой судьбе Иисуса, не к предстоящим событиям она его готовит. Но, как мама приучает ребёнка самостоятельно есть и одеваться, она приучает Богочеловека к одиночеству.

Привыкай, сынок, к пустыне

Как к судьбе.

Где б ты ни был, жить отныне

в ней тебе.

Снова возникает образ пустыни, и на этот раз — как символ одиночества. Интересно, что это стихотворение есть, скорее всего, продолжение очень хорошо известных Бродскому циклов М.Цветаевой и Б.Пастернака «Магдалина». В одной из своих работ Бродский доказывает рождение пастернаковского цикла из цветаевского, подчёркивая, что лучшее стихотворение Цветаевой написано от лица Христа, а Пастернака — от лица Магдалины. Ему осталось написать только от лица Девы Марии.