Gromova_LP / Громова Л.П. - История русской журналистики XVIII - XIX веков - 2003 / 18 век / 04 Сатирическая ж-ка 1769-74 / 5 Всякая всяч и ее послед
.docСледующим изданием стал литературный еженедельный журнал под названием, явно спровоцированным предыдущим, — «Ни то ни сио», «в прозе и в стихах ежесубботное издание». Журнал издавался с 21 февраля но 12 июля 1769 г. в Петербурге Б. Г. Рубаном. известным поэтом-одописцем и переводчиком, незадолго до этого окончившим Московский университет и участвовавшим в журнале М. М. Хераскова «Полезное увеселение». Печатался журнал в типографии Академии наук тиражом 600 экземпляров, и вероятным соиздателем Рубана был академический переводчик С. С. Башилов. Издатели подчеркивали свое стремление подражать «Всякой всячине», выказывая к ней «всякое почтение», хотя на страницах журнала Екатерины II в письмах, присылавшихся «Всякой всячине», появлялись порой довольно уничижительные высказывания в адрес «Ни то ни сио».
Подавляющую часть публикаций в «Ни то ни сио» составляли переводные материалы и стихотворения самого Рубана. Оригинальные его сочинения были лишены какого-либо серьезного содержания и являлись стихами на случай. Из переводов следует отметить фрагменты из «Метаморфоз» Овидия и любовные элегии римского поэта. Башилову принадлежал перевод трактата римского философа Сенеки «О провидении» и ряд сатирических писем, опубликованных под псевдонимами Неспускалов и Старожилов. Помимо издателей в журнале принимал участие поэт В. П. Петров, правда в качестве переводчика, поместившего в «Ни то ни сио» перевод оды А. Л. Тома «Должности общежития», а также группа переводчиков, таких как Ф. Лазинский (перевел аллегорическую повесть «Омар. Восточная повесть» и эссе «Великодушие дикою человека»), И. Дебольцов, Я. Хорошкевич и И. Пырский. Несколько эпиграмм, переводных и оригинальных, опубликовал в журнале М. И. Попов. Из переведенных сочинений современных европейских авторов, опубликованных в «Ни то ни сио», следует выделить философский диалог Вольтера «Разговор дикого С бакалавром».
В целом «Ни то ни сио» не пользовался успехом у читателей, это был весьма бесцветный журнал. Подбор материалов в нем носил случайный компиляционный характер, и о какой-либо продуманной определенной позиции издателей говорить трудно. Ни сатира, ни публицистика, ни чисто развлекательные материалы не нашли себе места на его страницах. «Ни то ни сио» выходил нерегулярно и на 20-м листе прекратил свое существование.
В какой-то мере судьбу «Ни то ни сио» разделял журнал «Полезное с приятным», издававшийся также около четырех месяцев (с 13 февраля по 25 июня 1769 г.) еженедельно и так же нерегулярно. Издателями его были преподаватели Сухоиотно! о кадетского корпуса И. Ф. Румянцев и И. А. де Тейльс. Общее направление журнала, учитывая специфику интересов издателей, носило налет воспитательности. Его состав компоновался в основном из переводных материалов, в частности, из английского «Зрителя» или из немецкой «Юношеской библиотеки». Дидактические установки в этих материалах сочетались с легкой нравоучительной сатирой. Таковы статьи «О воспитании», «О науках», «О ревности», «Об обхождении и избрании друзей». Другой ряд материалов развивал темы «осуждения пороков». Это были статьи «О скупости», «О злословии», «О зависти», «О любви и волокитстве» и т. п.
В полемику журнал не вступал, но материалы сатирического характера, подчиненные осмыслению некоторых сторон российской жизни, на его страницах появлялись. Таковы «Письма Фомы Стародурова», поднимавшие вопросы домашнего воспитания. Высмеивание невежества поместных дворян сочетается в письмах с изображением богача, скупящегося пригласить в дом учителей. Критике бездумного увлечения европейской модой была посвящена статья «О путешествиях в чужие край», явно основанная на реальных фактах российской действительности.
По своему тину «Полезное с приятным» в чем-то напоминал журнал «Праздное время, в пользу употребленное», издававшийся в стенах Сухопутного шляхетного корпуса предыдущим поколением его преподавателей. Устарелость подобного типа периодических изданий, сочетавших установку на иознавательность с дидактической направленностью, на рубеже 1760-х годов была очевидной. Поэтому серьезным явлением в развитии журналистики этого периода такое издание стать не могло. К тому же в июне 1 769 г. умер один из издателей — И. Ф. Румянцев, что также способствовало прекращению издания.
К двум рассмотренным выше изданиям примыкал журнал «Поденщина», выходивший всего на протяжении месяца, с 1 марта по 4 апреля 1769 г., ежедневно в виде листков. Издателем его был «обер-офицер полевых полков» В. В. Тузов, в литературном мире никак себя не зарекомендовавший.
Это был, скорее, не журнал, а этнографический справочник, сочетавший в себе элементы пособия по медицине с дилетантскими разысканиями этимологического характера в духе тех, которыми занимался Сумароков в «Трудолюбивой пчеле». Содержание «Поденщины» в основном сводилось к описаниям народного быта, исконных обычаев крестьянства и жизни русской провинции. Тузов решительно восстает против распространенной в литературе тенденции рассматривать народные приметы, составлявшие неотъемлемую часть русского сознания, как «суеверия». Он рассматривает их в контексте своеобразных форм развития медицины. Антизападная и в чем-то антипросветительская направленность его образа мыслей очевидна: «...во всех, а особливо в восточных народах между непросвещенными людьми имя волшебника от лекарей неотъемлемо; тем больше, что сии простолюдные лекари знание свое в силе трав и других лечебных вещей, по случаю или по научению от других им доставшееся, прикрывают всегда видом волшебства, дабы вящще чрез незнающих привесть к себе в порабощение».
То, что М. Д. Чулков в своем журнале «И то и сио» превращал «Поденщину» в объект насмешек и третировал ее издателя, было не случайным. В некотором роде «Поденщина» по существу дублировала отдельные аспекты содержания чулковского журнала: его про-пагандирование народных обрядов, обычаев, приверженность к суевериям. Но вместо установки на развлекательность в расчете на невзыскательного демократического читателя, как это было в журнале Чулкова, издатель «Поденщины» подчинял содержание своих листков сугубо познавательным целям. Он относился к обрядам и суевериям народа серьезно, раскрывая их тесную зависимость от условий жизни самого народа.
Интересовался Тузов и вопросами языка. Чулков, как профессиональный писатель, вырабатывал на страницах журнала свою повествовательную манеру, опираясь прежде всего на богатство простонародного языка. Прекрасно владея тонкостями этого языка, он щедро использовал неограниченные возможности его стихии для того, чтобы опять же развлечь читателя, повеселить, отвлечь от жизненных тягот. На этом фоне этимологические разыскания Тузова в последних листках «Поденщины» призваны были по-своему глубже проникнуть
в мир русского слова; правда, его попытки объяснить происхождение лексем условиями быта простонародья были весьма наивными. Например, слово счастье Тузов выводит из сочетания щи ясти, объясняя это следующим образом: «Может быть, в старые времена бедные люди говаривали о достаточных: так разбогател, до такого состояния дошел, что каждый день щи есть может». А вот как объясняется происхождение слова нищета: «От неимения денег нищета, что нечего щипать». Все это действительно напоминало разыскания Сумарокова в области этимологии. Тузов также сопоставлял русскую лексику с лексикой других языков, в основном восточных — персидского, арабского, татарского и др.
Значительно более серьезным изданием, составившим наряду с «Трутнем» и «Адской почтой» оппозицию направлению «Всякой всячины», был журнал «Смесь». Журнал начал выходить 1 апреля 1769 г. еженедельно, и в течение года вышло 40 листов. Тираж составлял 600 экземпляров. В журнале сотрудничали такие авторы, как В. И. Майков, Н. И. Новиков и Ф. А. Эмин, а также секретарь библиотеки графа Б. П. Шереметева поэт В. Вороблевский.
Как признается издатель в «Предуведомлении», он вздумал писать «Смесь», «набравшись чужих мыслей и видя много периодических сочинений». В этом признании кроется разгадка и избранного издателем журнала названия, которое он всячески отводит от уподобления «Всякой всячине», не говоря уже о родстве с ней. Свою «Смесь» он склонен рассматривать, скорее, «дочерью тех сочинений, коих видны в ней переводы». Журнал действительно на три четверти представлял собой подборку переводов из самых разных источников. В основном это были французские сатирико-нравоучительные журналы «Мизантроп» («Misanthrope»), «Безделка» («La Bagatelle»), «Новый французский зритель» («Nouveau Spectateur Franсais»), «Французский зритель» («Spectateur Francаis») Маривио и др. Собственно оригинальные материалы составляли всего треть текстового корпуса журнала, но именно здесь обозначилось лицо «Смеси», звучала полемика с линией «Всякой всячины» и поднимались животрепещущие вопросы тогдашней российской общественной и литературной жизни.
Относительно издателя «Смеси» вопрос остается открытым. Высказывалось на этот счет несколько точек зрения. Одни исследователи считали, что «Смесь» издавал Ф. А. Эмин, другие называли Н. И. Новикова. Существуют и иные гипотезы. Однако несомненно, что во главе «Смеси» стоял грамотный, эрудированный литератор, обладавший ясным умом и независимостью своей научной позиции.
В споре «Трутня» с «Всякой всячиной» о сущности и предназна-
чении сатиры издатель «Смеси» недвусмысленно заявил о своей солидарности с Новиковым. В 20-м листе журнала было помещено письмо к издателю «Трутня» за подписью Д. К., в котором неизвестный корреспондент брал под защиту сатирика от нападок «Всякой всячины» и чулковского «И то и СИО»: «Вы выводите пороки без околичностей, осмеиваете грубость нравов испорченных и тем показываете, что вы прямой друг истинного человечества. Пускай злоязычники проповедывают, что вы объявили себя неприятелем всего человеческого рода; что злость вашего сердца видна в ваших сочинениях; что вы пишете только наглую брань, это не умаляет достойную вам похвалу, но умножает. Пусть Стозмей, изо всей мочи надседаяся, кричит, что вы обижаете целый корпус дворянства и что ваши ругательства скоро уймутся. Безрассудный Стозмей! Разве думаешь ты, что все дворяне такие же. как ты, невежи? Нет, все знающие, благородные и беспристрастные дворяне не только чтобы досадовать, но еще и иохваляют такие сатиры, которые, осмеивая порочных, возвышают добродетельных дворян». Как видим, автор письма отнюдь не скрывает своей принадлежности к правящему дворянскому сословию, но он полностью поддерживает обличительную направленность сатиры Новикова. И в этом состояло своеобразие русской просветительской журналистки 1769 г.. представленной такими изданиями, как «Трутень» и «Смесь».
Вслед за процитированным письмом к издателю «Трутня» в том же номере журнала был помещен материал сатирического характера — острые зарисовки двух судей, Сребролюбова и Глуиоделова, — весьма неприглядные свидетельства коррупции и неупорядоченности отечественного судопроизводства.
Еще более примечательным было участие «Смеси» в обсуждении вопроса о взяточничестве подьячих. Полемика началась также в связи с позицией, занятой «Всякой всячиной». В 60-м номере этого журнала было опубликовано письмо, подписанное: Занапрасно ободранный (не исключено, что автором был Сумароков), в котором содержалась просьба к издателям найти «такой эксперимент, коим бы можно перевести подьячих». Вынужденная отвечать «Всякая всячина» взяла, по существу, подьячих иод защиту: «Подьячих не можно и не должно перевести... Они менее других исключены из пословицы, которая говорит, что нет рода без урода, для того, что они более многих подвержены искушению. Подлежит еще и то вопросу: если бы менее было около них искушателей, не умалилася бы тогда и на них жалоба». Итак, по мнению печатного органа императрицы, во всем были виноваты просящие. Между журналами завязался спор.
Именно на страницах журнала «Смесь» прозвучала наиболее решительная отповедь позиции, занятой «Всякой всячиной». При этом неизвестный корреспондент, приславший письмо в журнал, прибегает к принятой самой Екатериной форме обращения со своими оппонентами: «Бабушка в добрый час намеряется исправлять пороки, а в блажной дает им послабление; она говорит, что подьячих искушают и для того они берут взятки; а это так на правду походит, как то, что черт искушает людей и велит им делать злое. Право, подьячие без всякого искушения сами просят за работу». Письмо было подписано М***.
Другим оппонентом «Всякой всячины» по этому вопросу выступил новиковский «Трутень», поместивший в листе XV письмо отставного чиновника к своему племяннику, в котором старый взяточник признавался: «Мы бренное сотворение, сосуд скудельный; как возможем остеречься от искушения, когда бы не было искушающих, тогда кто ведает, может быть, не было бы и искушаемых». Как видим, софистические отговорки «Всякой всячины» вызвали заслуженный отпор просветительски настроенных журналов.
На страницах «Смеси» периодически печатались материалы, высмеивавшие мелочность сатиры «Всякой всячины» и ее претензии играть руководящую роль среди других журналов.
Принципиальным можно считать опубликование в «Смеси» сатирического памфлета в защиту достоинства крестьян-тружеников пол названием «Речь о существе простого народа». Содержание памфлета сводилось к опровержению тезиса, что простой народ вряд ли обладает разумом и более походит на животных, нежели на людей, причиной чего является постоянный труд и неприхотливость в образе жизни. Но автор памфлета обращает эти аргументы против неоправданной кичливости дворян. Некий искусный анатомист, исследовав голову крестьянина и голову благородного, увидел, что «крестьянин умел мыслить основательно о многих полезных вещах. Но в знатной голове нашел весьма неосновательные размышления: требования чести без малейших заслуг, высокомерие, смешанное с подлостью, любовные мечтания, худое понятие о дружбе и пустую родословную». Подобный демократизм издателя «Смеси» также роднит его позицию с той, которую будет утверждать на страницах «Трутня» Новиков.
В вопросах литературной полемики «Смесь» также находится в одном лагере с «Трутнем». У них одни противники и общие объекты для сатиры. Это видно, например, из содержания письма к Издателю, опубликованного в 24-м листе за подписью Правосуд. Перипетии литературной борьбы тут очевидны, и главным предметом обличе-
пия выступает самохвальство «рифмачей»: «Вы, г. издатель, может быть, мне не поверите, что я знаю много таких самохвалов: один, переломав Виргилиеву Энеиду и испортя прекрасный слог сего писателя, думает, что заслужил бессмертную славу. Другой из нежного Овидия сделал несносного враля. Третий превратил Анакреона в глупого украинца. Четвертый, видя, что делают пьяные на улице, воспел сие мерзкими стихами И равняет себя с Виргилием и Гомером». Нетрудно увидеть здесь намеки на поэта В. П. Петрова, переводчика «Энеиды», на В. Г. Рубана, переводившего «Метаморфозы» Овидия, на М. Д. Чулкова, писавшего бурлескные поэмы в античном духе. Примечательна для журнальной полемики тех лет сатирическая «Эпитафия», помещенная в 17-м листе «Смеси», — отклик на прекращение существования журнала Рубана «Ни то ни сио»:
Не много времени Ни То ни Се трудилось. В исходе февраля родившися на свет: Вся жизнь его была единой только бред. И в блоху наконец в июле прероднлась, Л сею тварию презренна быв везде Исчезло во своем убогоньком гнезде.
В последних листах «Смеси» пафос сатирической обличительно-сти выглядит сильно ослабленным. Они почти сплошь переводные и посвящены в основном осмеянию бытовых слабостей — кокетства, щегольства, женской неверности и т. п. Впрочем, отдельные зарисовки не лишены социальной заостренности, как, например, «Задача», опубликованная в последнем листе журнала: «Кто полезней обществу, простой ли мешанин, у которого работают на фабрике около двухсот человек и, получая за то деньги, исправляют свои надобности. Или превосходительный Надме, коего все достоинства в том только состоят, что на своем веку застрелил 6 диких уток и затравил 120 зайцев».
В целом среди сатирических журналов 1769 г. «Смесь», наряду с «Трутнем», наиболее отвечала задачам просветительской критики, составлявшей специфику этого направления отечественной периодики.
Последним из группы сатирических изданий 1769 г. был журнал писателя Ф. А. Эмина «Адская почта, ИЛИ Переписка хромоногого беса с кривым», «ежемесячное издание». Первая книжка журнала вышла из печати в июле, и до конца года появилось шесть книжек. Сведений О тираже этого издания не сохранилось.
Замысел журнала возник у Эмина еще в апреле, о чем можно сули 1 ь, исходя из материалов «Всякой всячины» за этот месяц и ИЗ предварявшего издание обращения к издателю «Всякой всячины». Журналом «Адскую почту» назвать трудно, поскольку это сочинение, принадлежавшее одному автору и лишь по характеру своего издания могущее считаться периодикой. Эмин использовал при этом традицию жанра философско-сатирической переписки, весьма распространенной в литературе французского Просвещения XV в. Достаточно вспомнить «Персидские письма» L1I. Монтескье или цикл эпистолярно-философских сочинений просветительского публициста маркиза Ж.-Б. Де Буайе д'Аржанса «Кабалистические письма», «Европейские письма», «Китайские письма», представлявшие собой обсуждение политического состояния Франции того времени и актуальных философских идеологических проблем в форме переписки корреспондентов, отражающих точки зрения, не укладывающиеся в общепринятые нормы мировосприятия. Именно такой принцип освещения действительности попытался реализовать в своем журнале Эмин. Согласно разысканиям современного исследователя, непосредственный источник сюжетной структуры «Адской почты», разумеется, кардинально адаптированный применительно к русским условиям, — это сатирические памфлеты французского писателя Э. Ленобля, имевшие форму разговоров между Хромым и Кривым бесами, гуляющими но Парижу и обменивающимися своими впечатлениями о жизни французов.
Для понимания идейной позиции издателя «Адской почты» очень важно то, что вступлением к журналу стало обращение к «Всякой всячине». По-видимому, без санкций со стороны ее издателей журнал не мог бы появиться в свет. Об этом же можно судить и по содержанию одного из первых писем уже в июльском номере, где издатель по-своему определяет место «Адской почты» в журнальном мире, а заодно формирует свое творческое кредо как журналиста: «Теперь тебя только в том уведомлю, что есть надежда и нам писать повольнее, когда пишутся „Трутень" и „Смесь". Ничего „Всякая всячина" лучше сего затеять не могла, как сделаться начинщицей журналов...» И ниже, сославшись на обозначившиеся разногласия между журналами, выразил мнение о тактике своего издания: «Нам, друг, должно писать поосторожнее, и никого в лицо не трогать, а описывать погрешности, поправления требующие». Эта осторожность позиции Эмина носила, по-видимому, принципиальный характер, о чем можно судить по содержанию последнего номера журнала, где в письме бесов к издателю подчеркивалось: «Знатных и в правлении великие места имеющих людей мы никогда в лицо не трогали нашими критическими рассуждениями...»
Для понимания Эминым задач сатиры программным и по-своему итоговым можно считать помещенное в декабрьском номере письмо к Правдолюбову (единственное в журнале не от имени бесов), где он разъясняет свой взгляд на предназначение сатиры: «Ведаю и то, что родилось в свете такое человеколюбие, которое не только о падении пороков обильные проливает слезы, но еще и о участниках оных соболезнует. Славный у многих автор, написавший должно ненавидеть пороки, а сожалеть о порочных, есть толь великий упомянутого человеколюбия подкрепитель, что множество людей, и довольно просвещенных, на свою обратил сторону. Но я сказать отважусь, что сне странное человеколюбие, сию нынешнего света добродетель произвела в свет привычка видеть часто людей порочных... а иногда с ними и обращаться...» Скрытая отсылка к рассмотренной выше полемике о сатире между «Всякой всячиной» и «Трутнем» здесь несомненна. Но как видим, Эмин занимает двойственную позицию. Его положение как писателя и как журналиста было в чем-то близко к положению М. Д. Чулкова, издателя журнала «И то и сио», чей социальный статус заставлял признавать свое бессилие исправить что-либо в лом мире и не трогать богатых. Так же смотрел на вещи и Эмин: «Если в моих критических писаниях. — писал он в заключение письма, — сыщется что-нибудь нравоучительное, то я сие пишу для тех, коим писания мои не противны, для моего препровождения времени и для пропитания, которое единственно от пера, а часто и нещастно-го, имею».
Сказанным определяется содержание «Адской почты». Переписка бесов — всего лишь удобная форма для изображения отдельных сторон российской действительности под сатирическим углом зрения. Впрочем, острых проблем Эмин старается не касаться. Ни о положении крестьянства, ни о злоупотреблениях власти, ни о беззакониях в судах в материалах «Адской почты» не говорится ни слова. Журнал весь состоит из своеобразных беллетризованных нравоописательных эссе — сатирических зарисовок характеров, дополняемых иногда теоретическими рассуждениями. Никаких других форм журнальной публицистики или сатиры Эмин в «Адской почте» не использует. В журнале совершенно отсутствует стихотворный отдел. Правда, в некоторых номерах имеется отдел «Адские ведомости». Содержание его в значительном мере посвящено не столько обсуждению животрепещущих вопросов русской жизни, сколько информации о событиях европейской политики и русско-турецкой войны. Социальная сатира в журнале Эмина подменяется зачастую «хроникой скандалов», в основном касающихся светской жизни столицы.
В то же время очень обильно представлена в бесовской переписке литературная жизнь Петербурга: обсуждение литературных новостей, высказывания о творчестве отдельных писателей, как живых, так и умерших, отклики на литературную полемику. В писательских кругах у Эмина было много противников, и он активно использовал свой журнал в качестве трибуны для борьбы с ними. Объектами его напалок выступали А. Сумароков, В. Лукин, Б. Рубан, М. Чулков, поэт В. Петров и др. Впрочем, к признанным корифеям российского Парнаса, таким как М. В. Ломоносов, «Адская почта» сохраняла уважительность и почтение. Обсуждению достоинств его поэзии в сравнении с наследием Сумарокова посвящено в ноябрьском номере специальное письмо.
Таким образом, между «Трутнем» и «Всякой всячиной» журнал Эмина занимал в известной мере промежуточную позицию.