Магистрам-литведам / Said

В качестве риторического действа речь Бальфура при мечательна теми способами, какими он разыгрывает роли и представляет ряд персонажей. Там есть, конечно же, «англичане», в отношении которых местоимение «мы» используется со всем весом выдающегося и могуществен ного человека, ощущающего себя представителем всего самого лучшего, что только было в истории его нации. Бальфур также может говорить от имени всего цивилизо ванного мира, Запада, и сравнительно небольшого корпу са колониальных чиновников в Египте. Если он не гово рит непосредственно от лица восточных народов, то пото му, что они, помимо всего прочего, говорят на другом языке. Однако ему известно, что они чувствуют, посколь ку он знает их историю, понимает их надежду на таких, как он, знает их чаяния. Но все же он говорит за них в том смысле, что они могли бы такое сказать, если бы их спро сили и они оказались в состоянии отвечать,— если только нужны подтверждения тому, что и так очевидно: они — подчиненная раса, над которой доминирует раса, которая знает их и знает, что для них хорошо и что плохо, причем лучше, чем они могли бы это знать сами. Все их величие — в прошлом, в современном мире они полезны только по тому, что могущественные и отвечающие современным требованиям державы смогли эффективно вывести их из состояния глубокого упадка и вернуть им доброе имя в ка честве жителей производительных колоний.

Египет в особенности представляет собой удачный пример такого рода, и Бальфур прекрасно понимал, на сколько имел право говорить такое — в качестве члена парламента своей страны, от лица всей Англии, всего За пада, всей западной цивилизации — о современном Егип те. Ведь Египет был не просто еще одной колонией: он был оправданием западного империализма. До аннексии Англией он был практически хрестоматийным примером восточной отсталости. Он должен был стать триумфом английского знания и английской силы. В период между

54

1882 годом, годом начала английской оккупации Египта и разгрома националистического восстания полковника Араби,8 и 1907 годом, представителем Англии в Египте, господином Египта был Эвелин Бэринг (Baring) (извест ный также как «Овер Бэринг»), лорд Кромер.9 30 июля 1907 года именно Бальфур в Палате общин поддержал про ект о предоставлении Кромеру по выходе в отставку 50 ты сяч фунтов стерлингов в награду за его деятельность в Египте. По выражению Бальфура, Кромер создал Египет.

Все, к чему он прикасался, увенчивалось успехом … Стараниями лорда Кромера на протяжении последней четверти века Египет поднялся с самого низкого места в социальной и экономической градации до того уровня, на котором он находится среди восточных наций теперь, я уверен, в полном одиночестве — процветая в финансовом и моральном отношении.*

Как именно измерялось моральное процветание Егип та, Бальфур не рискнул сказать. Британский экспорт в Египет равнялся общему объему экспорта в Африку, что определенно говорит о своего рода совместном финансо вом процветании Египта и Англии (правда, несколько не равномерном). Однако действительно важным делом была неоспоримая и всеобъемлющая опека Запада над восточными странами — от ученых, миссионеров, биз несменов, солдат, учителей, которые подготовили и осу ществили оккупацию, до функционеров высшего ранга, таких как Кромер и Бальфур, которые считали, что проду мывают, направляют, а иногда даже заставляют Египет подыматься из восточного запустения к его нынешнему высокому положению.

* Judd, Denis. Balfour and the British Empire: A Study in Imperial Evolution, 1874–1932. London: MacMillan & Co., 1968. P. 286. См. также: P. 292. Даже в 1926 году Бальфур без тени иронии говорил о Египте как о «независимой нации».

55

Даже если успех Британии в Египте носит исключи тельный характер, говорил Бальфур, его никоим образом нельзя назвать необъяснимым или иррациональным. Дела Египта контролировались в соответствии с общей теорией, представленной как Бальфуром в его представ лениях о восточной цивилизации, так и Кромером в его повседневной управленческой деятельности в Египте. Са мым важным в этой теории в первой декаде XX века было то, что она действительно работала, причем работала с ошеломительным успехом. Ее обоснование, если свести его к простейшей форме, было ясным, точным и легко доступным. Есть люди Запада, и есть люди Востока. Пер вые господствуют, последние нуждаются в том, чтобы над ними господствовали, что обычно означает оккупацию их земель и жесткий контроль над внутренними делами, а их кровь и богатства при этом поступают в распоряжение той или иной западной державы. То обстоятельство, что Баль фур и Кромер, как мы вскоре это увидим, смогли свести человечество до столь безжалостной культурной и расо вой сущности, еще не является показателем их особой по рочности. Скорее, это показатель того, насколько упро щенной стала общая доктрина к тому времени, когда ее применили на практике — упрощенной и эффективной.

В отличие от Бальфура, претендовавшего в отношении восточных народов на объективную универсальность, Кромер говорил о них конкретно, как о тех, кем управлял и с кем имел дело сначала в Индии, затем в течение 25 лет в Египте. За это время он стал главным генеральным консу лом всей английской империи. «Восточные народы» Баль фура — это «подчиненные расы» Кромера, которым тот посвятил обширное эссе, опубликованное в «Edinburgh Review» в январе 1908 года. И вновь именно знание о под чиненных расах, или восточных народах делало управле ние ими простым и доходным делом. Знание дает силу, больше силы требует больше знания, и так далее в соответ ствии со все более прибыльной диалектикой информации

56

и контроля. Кромеровская позиция состоит в том, что анг лийской империи ничего не грозит до тех пор, пока мили таризм и коммерческий эгоизм дома, а также «свободные институты» в колонии (в отличие от британского управле ния «в соответствии с законами христианской морали») удается держать под контролем. Потому что, согласно Кромеру, если логика есть нечто такое, «существование чего восточный человек склонен всецело игнорировать», подходящий метод управления состоит не в том, чтобы применять к нему ультранаучные меры или физически вы нуждать его принимать логику. Скорее, следует понять его ограниченность и «попытаться найти, к удовольствию подчиненной расы, более подходящие и, можно надеять ся, более сильные узы единения между управляющими и управляемыми». За умиротворением подчиненной расы неизменно стоит имперская мощь, более эффективная по причине своего более тонкого понимания и нечастого ис пользования, чем ее солдаты, жестокие сборщики нало гов, и безудержная сила. Словом, империя должна быть мудрой, она должна обуздать свою алчность самоотверже нием, а нетерпение — гибкой дисциплиной.

Выражаясь более явным образом, когда говорят, что коммерческий дух должен находиться под контролем, это означает, что, имея дело с индийцами, египтянами, шиллуками10 или зулусами, первый вопрос, который нуж но себе задавать — что эти люди, которые в целом, говоря в масштабе всей страны, находятся более или менее in statu pupillari,11 сами думают по поводу собственных интересов, хотя этот вопрос и требует серьезного рассмотрения. Од нако важно, что каждый отдельный аспект следует рас сматривать прежде всего с тех позиций, что в свете запад ного знания и опыта, согласованного с местными воззре ниями, мы добросовестно считаем наилучшим для подчи ненной расы, без оглядки на какое либо реальное или предполагаемое преимущество, могущее выпасть на долю Англии как нации, или — как это чаще всего бывает — на

57

особые интересы, представленные каким либо одним или несколькими влиятельными классами англичан. Если британская нация в целом будет настойчиво придержи ваться этого принципа и станет строго следить за его со блюдением, мы никогда не создадим почвы для патрио тизма вроде того, что строится на близости по расе или по языку. Возможно, нам удастся взрастить нечто вроде кос мополитической лояльности, основанной на уважении, всегда оказываемом выдающемуся таланту и бескорыст ному поведению, и на благодарности за выгоды как уже приобретенные, так и ожидаемые в будущем. Тогда при всяком обороте дела мы можем надеяться, что египтяне хорошенько задумаются, прежде чем связывать свою судь бу с каким либо будущим Араби… Даже дикарь в Цен тральной Африке в конце концов может научиться петь гимн в честь Astraea Redux12 в лице британского чиновни ка, который отбирает у него джин, но взамен дает справед ливость. Более того, выигрывает торговля.*

До какой степени «серьезному рассмотрению» должен подвергать правитель предложения, исходящие от подчи ненной расы, хорошо показало полное неприятие Кроме ром египетского национализма. Свободные туземные ин ституты, отсутствие иностранной оккупации, самодоста точный национальный суверенитет,— все эти вполне ожидаемые требования были последовательно отвергну ты Кромером, который недвусмысленно утверждал, что «реальное будущее Египта … лежит не на пути узкого на ционализма, охватывающего только коренных египтян, … но, скорее, на пути широкого космополитизма».** Под чиненные расы сами не знают, что для них хорошо, а что плохо. Большинство из них были восточными людьми, чьи черты Кромер хорошо знал, поскольку имел опыт об

* Baring, Evelyn, Lord Cromer. Political and Literary Essays, 1908–1913. 1913; reprint ed., Freeport, N. Y.: Books for Libraries Press, 1969. P. 40, 53, 12–14.

** Ibid. P. 171.

58

щения с ними и в Индии, и в Египте. Одной из удобных для Кромера черт восточного человека было то, что спо собы управления им, хотя обстоятельства могут здесь или там несколько отличаться, почти везде были одинаковы ми.* Конечно же, это потому, что восточные люди везде практически одинаковы.

Теперь мы, наконец, приближаемся к длительное вре мя складывавшемуся ядру эссенциального знания, как академического, так и практического, которое Кромер и Бальфур унаследовали от столетнего развития современ ного западного ориентализма: знание о восточных людях и знание самих восточных людей, их расы, характера, культуры, истории, традиций, общества и возможностей. Это знание было эффективным: Кромер был уверен, что опирался на него в управлении Египтом. Более того, это было проверенное и неизменное знание, поскольку «вос точные люди» для всякой практической нужды были пла тонической сущностью, которую любой ориенталист (или восточный правитель) мог исследовать, понять и предъя вить. Так, в главе 34 двухтомного труда «Современный Египет», авторитетном отчете о собственном опыте и дос тижениях, Кромер приводит своего рода персональный канон ориенталистской мудрости.

Сэр Альфред Лайель сказал мне однажды: «Точность совершенно чужда восточному уму. Каждый англо индиец должен всегда помнить эту максиму». Недостаток точно сти, который легко превращается в лживость,— вот глав ная характеристика восточного ума.

Европеец — это сдержанный резонер, его фактические заключения лишены всякой двусмысленности, он приро жденный логик, пусть даже никогда и не изучал логику специально, он по природе своей скептичен и требует до

* Owen, Roger. The Influence of Lord Cromer's Indian Experience on British Policy in Egypt 1883–1907 // Middle Eastern Affairs, Number Four: St. Antony's Papers Number 17 / Ed. Albert Hourani. London: Oxford University Press, 1965. P. 109–139.

59

казательств, прежде чем принять истинность того или иного утверждения, его натренированный интеллект ра ботает как своего рода механизм. Уму восточного челове ка, с другой стороны, как и его живописным улицам, в высшей степени недостает симметрии. Его умозаключе ния совершенно неряшливы. Хотя древние арабы и по стигли в высокой степени своеобразную науку диалекти ки, их потомкам исключительно не хватает логических способностей. Часто они не способны вывести самые оче видные следствия из самого простого допущения, которое сами признают истинным. Попробуйте вытянуть простое утверждение факта из любого обычного египтянина. Его объяснения будут, как правило, пространны, но лишены ясности. Скорее всего, он, прежде чем дойдет до конца, с полдюжины раз будет противоречить сам себе. Зачастую он не выдерживает и самого мягкого перекрестного опроса.

Восточные люди, или арабы, таким образом показаны легковерными, «лишенными энергии и инициативы», в большей степени приверженными к «чрезмерной лести», интригам, коварству и дурному обращению с животными. Восточные люди не могут идти либо по дороге, либо по тротуару (их беспорядочный ум не способен уловить то, что толковый европеец понимает сразу же, что дороги и тротуары как раз для того и сделаны, чтобы по ним ходи ли). Восточные люди — закоренелые лжецы, они «вялы и подозрительны», они во всем противоположны ясности, прямоте и благородству англо саксонской расы.*

Кромер и не пытается скрыть, что для него восточные люди всегда только и были, что человеческим материалом,

* Baring, Evelyn, Lord Cromer. Modern Egypt. N. Y.: Macmillan Co., 1908. 2. P. 146–167. Что касается британской точки зрения на бри танскую же политику в Египте, который полностью расходится с позицией Кромера, см.: Blunt, Wilfrid Scawen. Secret History of the English Occupation of Egypt: Being a Personal Narrative of Events. New York: Alfred A. Knopf, 1922. Интересное обсуждение противодейст вия египтян британскому правлению см.: Khouri, Mounah. A. Poetry and the Making of Modern Egypt, 1882–1922. Leiden: E. J. Brill, 1971.

60

которым он управлял в британских колониях. «Поскольку я всего лишь дипломат и администратор, подобающим предметом исследований которого является также чело век, но лишь с точки зрения управления им,— говорит Кромер,— …я удовольствуюсь тем, что отмечу следующий факт: так или иначе восточный человек обычно действует, говорит и думает ровно противоположным образом по от ношению к европейцу».* Конечно, описания Кромера ос новываются отчасти на непосредственном наблюдении, хотя там и тут он обращается за поддержкой к ортодоксаль ным ориенталистским авторитетам (в особенности к Эр несту Ренану и Костантену Вольне13). На их авторитет он также полагается, когда заходит речь о причинах подобно го состояния восточного человека. Он не сомневается, что любое знание о восточном человеке подтвердит его взгля ды, согласно которым, судя по описанию неспособности египтянина выдержать перекрестный опрос, восточный человек заведомо виновен. Преступление состоит в том, что восточный человек — это восточный человек, и четким знаком готовности, с какой принимается подобная тавто логия, служит то, что такое можно было написать, даже не призывая на помощь европейскую логику или симметрию ума. Всякое отклонение от того, что считалось нормами поведения восточного человека, объявлялось неестествен ным. Поэтому в своем последнем Ежегодном докладе из Египта Кромер объявил египетский национализм «совер шенно нестандартной идеей» и «растением, скорее, экзо тическим, нежели присущим местной почве».**

Было бы неправильным недооценивать хранилища об щепринятого знания, коды ориенталистской ортодоксии, на которые повсюду опираются в своих работах и в пуб личной политике Кромер и Бальфур. Просто сказать, что

* Cromer. Modern Egypt. 2. P. 164.

** Цит. по: Marlowe, John. Cromer in Egypt. London: Elek Books, 1970. P. 271.

61

ориентализм был рационализацией колониального пра вила — значит игнорировать ту степень, до которой коло ниальное правило заранее находило себе оправдание со стороны ориентализма, нежели на основе факта. Люди всегда делили мир на регионы, проводя реальные или мнимые различия между ними. Абсолютное разграниче ние между Востоком и Западом, которое Кромер и Баль фур принимали с таким самодовольством, является пло дом многих годов и даже веков. Были, разумеется, бесчис ленные путешествия и открытия, были контакты в форме торговли или войны. Более того, с середины XVIII века во взаимоотношениях Востока и Запада существовали два принципиальных элемента. Один из них — это рост сис тематического знания в Европе о Востоке, знания, под крепленного колониальным опытом, равно как и широ ким распространением интереса ко всему чужому и не обычному, используемое развивающейся наукой этноло гией, сравнительной анатомией, филологией и историей. Впоследствии к этому систематическому знанию доба вился немалый литературный корпус, созданный писате лями, поэтами, переводчиками и талантливыми путеше ственниками. Другая черта отношений Востока и Европы состояла в том, что Европа всегда стояла в позиции силы, если не сказать господства. Об этом невозможно говорить эвфемизмами. Действительно, отношение сильного к слабому можно попытаться скрыть или смягчить, как это происходит тогда, когда Бальфур признает «величие» вос точных цивилизаций. Но сущностное отношение на по литической, культурной и даже религиозной основе виде лось (на Западе, поскольку нас здесь интересует именно этот аспект) отношением сильного партнера к слабому.

Для того чтобы выразить это отношение, использовали множество слов: Бальфур и Кромер, как правило, исполь зуют из них лишь несколько. Восточный человек ирра ционален, развращен, ребячлив, он «другой», тогда как европеец рационален, добродетелен, зрел, «нормален».

62

Но средством оживить это отношение неизменно было стремление подчеркнуть тот факт, что восточный человек жил в другом, но вполне организованном собственном мире, мире со своими собственными национальными, культурными и эпистемологическими границами и прин ципами внутренней связности. Тем не менее то обстоя тельство, что мы привнесли в восточный мир возмож ность разумного постижения и идентичность, было ре зультатом не его собственных усилий, но скорее следстви ем целого ряда сложных манипуляций, при помощи кото рых Запад идентифицировал Восток. Итак, обе черты культурного отношения, которые я упоминал выше, свя заны между собой. Знание Востока, коль скоро оно исхо дит из силы, в определенном смысле создает Восток, вос точного человека и его мир. На языке Кромера и Бальфу ра восточный человек изображен как тот, кого судят (как в суде), кого изучают и описывают (как в учебном плане), кого дисциплинируют (как в школе или тюрьме), кого не обходимо проиллюстрировать (как в зоологическом спра вочнике). Дело в том, что в каждом из этих случаев вос точный человек удерживается и репрезентируется в рам ках доминирования. Откуда это все идет?

Сила культуры — не тот сюжет, который поддается про стому обсуждению, и в этом одна из задач настоящей ра боты: проиллюстрировать, проанализировать и пораз мышлять об ориентализме как осуществлении культур ной силы. Иными словами, не стоит становиться на путь рискованных обобщений по поводу смутных, хотя и важ ных представлений о силе культуры до тех пор, пока не бу дет проанализировано достаточное количество материа ла. Но для начала, коль скоро речь идет о Западе XIX и XX веков, было высказано предположение, что Восток и все с ним связанное, если и не было в явной форме ему подчинено, то нуждалось в корректирующем исследова нии со стороны Запада. Восток виделся как бы в рамке классной комнаты, уголовного суда, тюрьмы, иллюстри

63