Магистрам-литведам / Said

ре Газа, ни о нарушении гражданских прав арабов в быв шей Палестине, первым среди которых является право на иммиграцию. Вместо этого Льюис позволяет себе в духе свободы научного исследования заявить, что «империа лизм и сионизм [коль скоро речь идет об арабах] более знакомы нам под своими прежними именами — христиан и евреев».* В связи с данным случаем он цитирует Т. Э. Лоуренса по поводу «семитов» и против ислама, но никогда не обсуждает сионизм параллельно с исламом (как если бы сионизм не был религиозным движением) и повсюду пытается продемонстрировать, что любая рево люция — это в лучшем случае форма «секулярного милле ниаризма».

Возможно, кто то сочтет такого рода процедуры более приемлемыми, чем политическая пропаганда (чем они, конечно же, и являются), не сопровождайся они при этом проповедью объективности, честности и беспристрастно сти подлинного историка с тем подтекстом, что мусульма не и арабы никогда не могут быть объективными, но ори енталисты, такие как Льюис,— по определению, по сво ему образованию, даже просто потому, что они люди Запада,— должны соблюдать в отношении мусульман и арабов объективность. Вот кульминация ориентализма как догмы, которая не только принижает свой предмет исследования, но и ослепляет тех, кто ее придерживается. Однако предоставим слово самому Льюису по поводу того, как должен держать себя историк. Также можно за дать себе вопрос: только ли восточные люди подвержены тем предрассудкам, которые он бичует.

Пристрастия [историка] также могут повлиять на вы бор предмета исследования, однако они не должны повли ять на его отношение к нему. Если в ходе своего исследова ния историк видит, что группа, с которой он себя иденти фицирует, всегда права, и что другие группы, с которыми

* Lewis. The Middle East and the West. P. 60, 87.

495

первая находится в конфликте, всегда неправы, ему следу ет порекомендовать еще раз проанализировать свои выво ды и пересмотреть исходные гипотезы, на основе которых он отбирал и истолковывал свидетельства, поскольку это не в природе человеческих сообществ [видимо, то же са мое относится и к сообществу ориенталистов] быть пра вым всегда.

Наконец, историк должен быть искренен и честен в том, как он представляет свое повествование. Это не то же самое, что сказать, будто он должен ограничивать себя простым повторением твердо установленных фактов. На многих стадиях работы историку приходится высказывать гипотезы и выносить суждения. Однако важно, чтобы он делал это осознанно и в явной форме, рассматривая свиде тельства как за, так и против своих заключений, рассмат ривая различные возможные интерпретации и открыто от стаивая свое решение, а также то, каким образом и почему он к нему пришел.*

Пытаться отыскать у Льюиса осознанное, честное и яв ное суждение в отношении ислама, как он к этому призы вает,— напрасное дело. Как мы видели, он предпочитает работать при помощи предположений и инсинуаций. Возможно, кто то может заподозрить, что Льюис просто не сознает, что делает это (за исключением, правда, таких «политических» сюжетов как просионизм и антиарабский национализм, махровая приверженность позиции холод ной войны), поскольку он мог бы с уверенностью сказать, что вся история ориентализма в целом, от лица которого он выступает, превратила эти инсинуации и гипотезы в непререкаемые истины.

Возможно, самой непререкаемой из этих твердокамен ных «истин» и самой специфической (поскольку трудно поверить, чтобы такое было возможно в отношении како го нибудь другого языка) является утверждение, будто арабский язык уже сам по себе — опасная идеология. Со

* Lewis. Islam in History. P. 65–66.

496

временный locus classicus84 подобного воззрения на араб ский язык присутствует в эссе Э. Шуби (Shouby) «Влия ние арабского языка на психологию арабов».* Автор пред ставлен как «психолог, имеющий опыт в области клини ческой и социальной психологии», и по видимому глав ная причина, по которой его взгляды столь широко пред ставлены в литературе, состоит в том, что он сам — араб (к тому же сам себя обвиняющий). Выдвигаемый им аргу мент удручающе простодушен, возможно, потому, что он понятия не имеет о том, что такое язык и как он устроен. Тем не менее подзаголовки в его эссе могут нам многое рассказать. Для арабского языка характерна «Общая смут ность мысли», «Чрезмерное подчеркивание (эмфаза) лин гвистических знаков», «Чрезмерные претензии и преуве личения». Шуби так часто цитируют как большого авто ритета потому, что именно так он себя и подает, а еще по тому, что образ, на котором строится его гипотеза таков: это некий безмолвный араб, который в то же время — большой мастер играть словами без какой либо цели и толка. Безмолвность — важная часть того, о чем говорит Шуби, поскольку на протяжении всей статьи он нигде не цитирует литературу, которой арабы так неумеренно гор дятся. Каким же тогда образом арабский язык влияет на ум араба? Исключительно в пределах мифологического мира, созданного для арабов ориенталистами. Араб — это символ немоты в сочетании с безнадежной чрезмерно стью артикуляции, бедности в сочетании с излишеством. То, что подобный результат может быть достигнут при по мощи филологических средств, свидетельствует, на худой случай, о некогда существовавшей комплексной филоло гической традиции, представленной сегодня только от

* Впервые эта работа опубликована в издании: Middle East Journal. 1951. Vol. 5,— а затем перепечатана в сборнике Readings in Arab Middle Eastern Societies and Cultures / Eds Abdulla Lutfiyye and Charles W. Churchill. The Hague: Mouton & Co., 1970. P. 688–703.

497

дельными редкими индивидами. Доверие современных ориенталистов к «филологии» — вот еще одна слабость научной дисциплины, полностью трансформировавшей ся в социологическую и идеологическую экспертизу.

Во всем том, что мы сейчас рассмотрели, язык ориента лизма играет доминирующую роль. Он «естественным» об разом совмещает противоположности, представляет чело веческие типы в научных идиомах и методологиях, припи сывает реальность и референтность объектам (еще одни слова), которые сам же сотворил. Мифический язык — это дискурс, т. е. он может быть только систематичным. Никто в действительности не создает дискурс произвольно, как невозможно в нем делать какие то заявления без того, что бы прежде не соотнести себя (иногда бессознательно, но во всяком случае непреднамеренно) с идеологией или инсти тутами, обусловливающими его существование. Эти по следние всегда являются институтами развитого общества, которые имеют дело с обществом менее развитым, сильная культура сталкивается с более слабой. Важнейшая черта мифического дискурса состоит в том, что он скрывает свое происхождение, как и тех, кого описывает. «Арабы» пред ставлены статичными образами, почти идеальными типа ми, никогда не увидишь их в процессе реализации собст венных возможностей или в ходе исторических измене ний. Преувеличенная ценность, которую приписывают арабскому языку как таковому, позволяет ориенталисту объявить, что язык — это то же самое, что ум, общество, история и природа. Для ориенталиста это язык проговари$ вает араба как восточного человека, а не наоборот.

4. Этот восточный, восточный, восточный мир. Система идеологических фикций, которую я называю ориентализ мом, имеет серьезные последствия не только потому, что она сомнительна интеллектуально. США сегодня очень много инвестируют в Средний Восток — больше, чем кто либо другой: эксперты по Среднему Востоку, которые консультируют политиков, почти все до последнего челове

498

ка насквозь пропитаны ориентализмом. Многие из этих ин вестиций в буквальном смысле построены на песке, по скольку эксперты дают рекомендации политикам на основе таких расхожих абстракций, как политические элиты, мо дернизация и стабильность, бо´льшая часть из которых пред ставляет собой просто напросто старые ориенталистские стереотипы, обряженные в новый политический жаргон, и по большей части совершенно не подходят для описания того, что недавно происходило в Ливане или несколько раньше в ходе противостояния палестинского народа Из раилю. Ориенталист сегодня пытается представить Восток как имитацию Запада. Востоку, по мнению Бернарда Льюи са, только на пользу пойдет, если его национализм «будет го тов прийти к соглашению с Западом».* Если же тем време нем арабы, мусульмане, или какой нибудь Третий или Чет вертый мир, пойдут своими, неожиданными для Запада пу тями, то не удивлюсь, если ориенталисты станут нас уве рять, что это свидетельствует о неисправимости восточных народов, а потому доказывает еще раз, что им нельзя верить.

Однако методологические затруднения ориентализма нельзя устранить ни просто сказав, что реальный Восток отличается от того, как его представляет ориентализм, ни утверждая, что коль скоро ориенталисты — это по боль шей части люди Запада, от них и нельзя ожидать проник новения во внутреннюю суть Востока. Оба эти утвержде ния ложны. В задачи данной книги не входит обсуждение того, существует ли нечто такое, как реальный или под линный Восток (ислам, арабы и т. п.), как не можем мы выбирать между «инсайдерской» и «аутсайдерской» пози циями, если воспользоваться удачным разделением Ро берта К. Мертона.** Напротив, я утверждаю, что сам Вос

* Lewis. The Middle East and the West. P. 140.

** Merton, Robert K. The Perspectives of Insiders and Outsiders // The Sociology of Science: Theoretical and Empirical Investigations / Ed. Norman W. Storer. Chicago: University of Chicago Press, 1973. P. 99–136.

499

ток — это конституированная сущность и что представле ние, будто существуют географические пространства, на селенные совершенно «другими» людьми, туземцами, ко торых надо определять на основе соответствующей этому географическому пространству религии, культуры или ра совой сущности,— это тоже в высшей степени спорная идея. Также я не верю в разного рода ограничительные су ждения, будто только чернокожие могут говорить о чер нокожих, мусульмане — о мусульманах и т. п.

Однако несмотря на все его затруднения, удручающий жаргон, свято почитаемый расизм, тонкий как бумага ин теллектуальный аппарат, ориентализм сегодня процветает в тех формах, которые я попытался описать. Действитель но, есть некоторые причины для беспокойства в том, что его влияние затронуло и сам «Восток»: на страницах книг и журналов, выходящих на арабском языке (и без сомне ния, на японском, различных индийских диалектах и дру гих восточных языках), можно в изобилии встретить про водимый самими же арабами второсортный анализ «араб ского ума», «ислама» и прочие мифы. Деньги и ресурсы арабов добавили значительную долю привлекательности к традиционной «озабоченности» стратегически важным Востоком. Дело в том, что ориентализм успешно приспо собился к новому империализму, где господствующие па радигмы не только не отрицают, но даже утверждают прежнее имперское стремление доминировать в Азии.

В одной части Востока, о которой я могу говорить на ос нове непосредственных впечатлений, компромисс между интеллектуальным классом и новым империализмом впол не можно отнести на счет особых достижений ориентализ ма. Арабский мир сегодня является интеллектуальным, по литическим и культурным сателлитом Соединенных Шта тов. Само по себе это не так уж и плохо, однако речь идет о вполне конкретной форме сателлитных отношений. Преж де всего надо иметь в виду, что в арабском мире университе ты обычно устроены по некоей заимствованной (или от

500

кровенно навязанной) бывшими колониальными держава ми модели. Новые обстоятельства делают учебные про граммы почти гротескными: в аудиториях зачастую сидят сотни студентов, плохо подготовленных, переутомленных, которых учат плохо оплачиваемые профессора, политиче ские назначенцы; при этом почти полностью отсутствуют серьезных исследования и исследовательские возможно сти, и что еще более важно, в целом регионе не хватает сколько нибудь приличных библиотек. И если некогда на интеллектуальном горизонте Востока в силу своего исклю чительного положения и богатства доминировали Брита ния и Франция, то теперь это место отошло к Соединен ным Штатам с тем результатом, что те немногие одаренные ученые, которым удалось преодолеть все препоны систе мы, могут перебраться в США и уже там продолжать свои исследования. И хотя, конечно же, отдельные студенты из арабского мира по прежнему отправляются учиться в Ев ропу, все же подавляющее большинство едут в США. Это верно и в отношении студентов из так называемых ради кальных государств, и в отношении консервативных госу дарств, таких как Саудовская Аравия и Кувейт. Кроме того, патронажная система стипендий, бизнеса и исследований делает США практически главным вершителем судеб. Ис точником всего (пусть даже это не настоящий источник) считаются Соединенные Штаты.

Два фактора делают ситуацию в еще большей степени очевидным триумфом ориентализма. До тех пор, пока су ществуют огульные генерализации, современная культура Ближнего Востока находится под влиянием европейской и американской моделей. Когда Таха Хусейн (Taha Hussein)85 сказал в 1936 году о современной арабской куль туре, что это по существу культура европейская, а не вос точная, он имел в виду самосознание культурной элиты Египта, выдающимся членом которой был он сам. То же самое можно сказать об арабской культурной элите и сего дня, несмотря на то, что могучие течения антиимпериали

501

стических идей Третьего мира, охватившие регион с нача ла 1950 х годов, несколько ослабили доминирование за падной культуры. Кроме того, арабский и исламский мир продолжают оставаться второразрядными силами в смыс ле производства культуры, знания и образования. Здесь нужно полностью отдавать себе отчет, используя при опи сании ситуации терминологию силовой политики, что именно мы получаем в итоге. Ни один арабский или ис ламский ученый гуманитарий не может себе позволить игнорировать то, что происходит в научных журналах, ин ститутах и университетах в Соединенных Штатах и Евро пе, обратное же совершенно неверно. Например, нет ни одного крупного журнала по арабистике, который выхо дил бы сегодня в арабском мире, как нет ни одного араб ского образовательного института, способного бросить вызов в области изучения арабского мира таким универ ситетам, как Оксфорд, Гарвард или Калифорнийский уни верситет в Лос Анджелесе. В любой иной, не ориентали стской области, дело обстоит не так печально. Вполне предсказуемый результат состоит в том, что восточные студенты (и восточные профессора) все еще смотрят в рот американским ориенталистам, чтобы затем повторять своей аудитории те клише, которые я выше назвал догма ми ориентализма. Подобная система воспроизводства не избежно приводит к тому, что восточный ученый будет ис пользовать полученные в Америке навыки для того, чтобы ощущать превосходство над собственным народом, пото му что может «овладеть» ориенталистской системой. Од нако для своих учителей, европейских и американских ориенталистов, он останется всего лишь «туземным ин формантом». Такая же роль ожидает его и на Западе, если только ему посчастливится остаться там для продолжения образования. Большинство начальных курсов по восточ ным языкам в американских университетах сегодня ведут «туземные информанты». Но при этом все ключевые по сты в этой системе (в университетах, фондах и т. п.) зани

502

мают исключительно те, кто не является выходцами с Вос тока, хотя численное соотношение среди профессионалов между выходцами с Востока и учеными иного происхож дения не дает последним столь большого преимущества.

Существует и множество других способов показать, ка ким образом поддерживается культурное доминирова ние — как с согласия самих восточных людей, так и в ре зультате прямого и грубого экономического давления Со единенных Штатов. Весьма отрезвляет, например, когда узнаешь, что если в США существуют десятки организа ций, изучающих арабский и исламский Восток, на Восто ке нет никаких организаций, которые занимались бы изу чением Соединенных Штатов, обладающих наибольшим экономическим и политическим влиянием в регионе. Дело обстоит еще хуже: на Востоке едва ли найдется хоть один институт пусть даже скромного уровня, который за нимался бы изучением Востока. Но все это, как мне ка жется, мелочи по сравнению с еще одним фактором, спо собствующим победе ориентализма: консумеризация Востока, формирование здесь потребительского общест ва. Арабский и исламский мир попались на крючок запад ной рыночной системы. Вряд ли нужно напоминать, что нефтяные компании находятся под контролем американ ской экономической системы. Я имею в виду, что доходы от арабской нефти — даже оставляя в стороне вопрос о маркетинге, исследованиях и управлении индустрией — оседают в США. Все это превратило богатые нефтью арабские страны в крупнейших потребителей американ ского экспорта — это относится как к государствам Пер сидского залива, так и к Ливии, Ираку и Алжиру. Я утвер ждаю, что это соотношение является односторонним — Соединенные Штаты выступают избирательным потре бителем очень небольшого числа товаров (преимущест венно это нефть и дешевая рабочая сила), а арабы потреб ляют разнообразный и широкий спектр американских продуктов, как материальных, так и идеологических.

503

Из этого обстоятельства проистекают многочисленные последствия. В регионе происходит широкая стандартиза ция вкусов, символами которой выступают не только тран зисторы, голубые джинсы и кока кола, но также и культур ные образы Востока, поставляемые американскими СМИ

ибездумно потребляемые массовой телевизионной ауди торией. Простейший пример такого рода — это араб, кото рый воспринимает себя самого как того голливудского «араба». Еще одним результатом является то, что западная рыночная экономика с ее потребительской ориентацией породила (и порождает все возрастающими темпами) це лый класс образованных людей, чья деятельность направ лена на удовлетворение потребностей рынка. Главный ак цент делается на инженерию, бизнес и экономику. Однако при этом сама интеллигенция оказывается вспомогатель ным материалом тому, что она считает основными тенден циями Запада. Ей предписана роль «форейтора прогрес са», проводника «модернизации», что означает, что она ле гитимизирует и придает авторитет тем идеям по поводу мо дернизации, прогресса и культуры, которые она черпает по большей части из Соединенных Штатов. Яркие свидетель ства такого рода можно найти в социологии и, что весьма удивительно, среди радикальных интеллектуалов, которые оптом позаимствовали свой марксизм из смутных пред ставлений самого Маркса по поводу Третьего мира, о чем мы уже говорили ранее. И если все сказанное там является уступкой образам и доктринам ориентализма, то оно полу чает мощное подкрепление в экономических, политиче ских и социальных переменах: короче говоря, современ ный Восток сам участвует в собственной ориентализации.

Взаключение поговорим об альтернативах ориентализ му. Можно ли считать данную книгу только лишь аргу ментом против чего то, но не за нечто позитивное? Здесь

итам на протяжении этой книги я говорил о провозгла шающих «деколонизацию» новых направлениях в так на зываемом страноведении — работе Анвара Абдель Мали

504