Магистрам-литведам / Said

чего «традиционный» ориентализм обычно избегал: пси хо клинической сферы. Ватикиотис задает тон сборнику квазиклиническим определением революции, но по скольку при этом мысленно он и его читатели имеют в виду арабскую революцию, враждебный тон дефиниции кажется оправданным. Здесь проступает весьма тонкая ирония, о которой мы поговорим позднее. Теоретической основой для Ватикиотиса выступает Камю — который, как показал недавно Конор Круз О'Брайен, в силу своего колониального склада ума без особой любви относился и к революции, и к арабам,— и фразу Камю о том, что «ре волюция губит и людей, и принципы» он расценивает как «основополагающую». Ватикиотис продолжает:

… любая революционная идеология находится в прямом конфликте (даже можно сказать, в лобовом столкновении) с рациональной, биологической и психологической при родой человека.

Революционная идеология строится на методическом метастазе и потому требует от своих приверженцев фанатиз ма. Для революционера политика — это не только вопрос веры, или замещающих религиозную веру убеждений. Она должна перестать быть тем, чем была прежде, а именно при способительной деятельностью, направленной на выжива ние. Метастазная, сотериологическая политика не терпит приспособленчества, ибо как еще иначе может она преодо леть препоны, игнорировать и обойти преграды комплексной биолого психологической природы человека, загипнотизи ровать его хрупкую и при этом ограниченную и уязвимую рациональность? Она сторонится и избегает конкретных и частных человеческих проблем и предрассудков политиче ской жизни, но пышным цветом разрастается на абстракци ях и прометействе. Все материальные ценности она подчи няет одной высшей ценности: участию человека и истории в грандиозном проекте освобождения человечества. Ей тесно в рамках человеческой политики, стиснутой множеством раздражающих ограничений. Вместо этого она стремится создать новый мир, но не адаптивным, непрочным, шат ким, т. е. человечным путем, при помощи устрашающего

485

акта олимпийского псевдобожественного творения. Поли тика для человека — эта формула для революционной идео логии полностью неприемлемая. Скорее, наоборот, это че ловек существует ради политически разработанного и бес человечно установленного порядка.*

Что бы там в этом пассаже дальше ни говорилось — ви тиеватая речь самого крайнего толка, контрреволюцион ный фанатизм — в ней нет ничего, кроме утверждения, что революция — это наихудший род сексуальности (псевдо божественный акт творения), а кроме того — это раковая опухоль. Согласно Ватикиотису, все, что делается «челове ком» — рационально, правильно, тонко и конкретно, то гда как то, что провозглашает революция — бесчеловечно, иррационально, гипнотично и канцерогенно. Порожде ние (потомства), перемены и преемственность отождеств ляются не только с сексуальностью и с безумием, но так же, парадоксальным образом, и с абстракцией.

Речь Ватикиотиса эмоциональна и нагружена призыва ми (справа) к человечеству и потомкам и призывами (про тив левого крыла) оградить человечество от сексуальности, рака, безумия, иррационального насилия и революции. А коль скоро речь идет именно об арабской революции, то читать этот фрагмент надо так: вот что такое революция, и если арабы хотят ее, то это весьма красноречиво характе ризует их как подчиненную расу, каковой они и являются. Они способны только на сексуальное возбуждение, а не на олимпийское (западное, современное) разумное дейст вие. Теперь в дело вступает ирония, о которой я говорил ранее, поскольку на протяжении нескольких страниц мы обнаруживаем, что арабы до такой степени ни на что не годны, что честолюбивые амбиции революции не могут их даже поднять, не говоря уж о том, чтобы довести дело до

* Vatikiotis P. J., ed. Revolution in the Middle East, and Other Case Studies; proceedings of a seminar. London: George Allen & Unwin, 1972. P. 8–9.

486

конца. Косвенно это означает, что сексуальности араба не следует опасаться из за нее самой, но, скорее, из за того, что она неосуществима. Короче говоря, Ватикиотис пред лагает читателю принять на веру, что революция на Сред нем Востоке представляет опасность прежде всего потому, что она не может осуществиться.

Главный источник политических конфликтов и потен циальной революции во многих странах Среднего Восто ка, а также сегодняшних Африки и Азии — это неспособ ность так называемых радикальных националистических режимов и движений иметь дело — не говоря уже о том, чтобы разрешить их — с социальными, экономическими и политическими проблемами независимости … До тех пор, пока государства на Среднем Востоке смогут контролиро вать свою экономическую деятельность и не создадут соб ственную технологию, их революционный опыт останется ограниченным. Не будет даже самих необходимых для ре волюции категорий.*

Будешь проклят, если сделаешь, и проклят, если не сде лаешь. В таких расплывчатых дефинициях революция предстает как вымысел сексуально одурманенного созна ния, которое при более близком рассмотрении оказывает ся неспособным даже на то безумие, которое действитель но признает Ватикиотис — безумие, свойственное людям (а не арабам), конкретное (а не абстрактное), асексуаль ное (а не сексуальное).

Научным ядром сборника Ватикиотиса выступает эссе Бернарда Льюиса «Исламские концепции революции». Стратегия здесь выступает в наиболее явном виде. Читате ли узнают из этого текста, что для арабоязычных народов слово thawra и родственные ему означают революцию; то же самое говорится во введении Ватикиотиса. Тем не менее Льюис не раскрывает значение слова thawra вплоть до са мого конца статьи, пока он не рассмотрит такие понятия,

* Ibid. P. 12, 13.

487

как dawla, fitna, bughat в историческом или по преимущест ву в религиозном контексте. Дело же в том, что «западное учение о праве на сопротивление негодному правлению чуждо исламской мысли», которая в политической сфере ведет к «пораженчеству» и «квиетизму». Из этого эссе ни как нельзя понять, где все эти выражения в действительно сти встречаются, кроме разве что истории слов. Уже ближе

кконцу эссе мы находим следующее рассуждение:

Варабоговорящих странах используют другое слово для обозначения [революции] thawra. В классическом араб ском корень th w r80 означает «встать», «поднять» (rise up) (например, верблюда), «быть взволнованным или возбуж денным», и отсюда (в особенности в странах Магриба) — «поднимать мятеж», «бунтовать». Часто его используют в контексте образования небольших независимых госу дарств, так что так называемых «удельных царьков», пра вивших в Испании XI века после падения Кордовского ха лифата,81 называли thuwwar (ед.ч. tha'ir). Существительное thawra первоначально означало возбуждение, как, напри мер, в той фразе, которую приводит Сихах (Sihah), стан дартный словарь средневекового арабского языка: «intazir hatta taskun hadhihi 'lthawra», «подожди, пока не уляжется возбуждение» — вполне разумный совет. Ал Иджи (al Iji) использует глагол в форме thawaran или itharat fitna, «под стрекать к мятежу», для характеристики одной из тех опас ностей, которые могут помешать человеку исполнить долг

иоказать сопротивление дурному правлению. Термин thawra использовали арабские авторы в XIX веке по отно шению к Французской революции, а их последователи ис пользовали его для выражения одобрения революциям своего времени, внутренним и иностранным.*

* Lewis, Bernard. Islamic Concepts of Revolution // Ibid. P. 33, 38–39. В своем исследовании «Раса и цвет в исламе» (Race and Color in Islam. N. Y.: Harper & Row, 1971) Льюис выражает сходную неудов летворенность атмосферой большой эрудиции. Более ясно полити ческий — хотя и менее резкий — характер имеет его работа «Ислам в истории: идеи, люди и события на Среднем Востоке» (Islam in History: Ideas, Men and Events in the Middle East. London: Alcove Press, 1973).

488

Весь фрагмент выдержан в высокомерном тоне. К чему говорить о подымающемся верблюде как этимо логическом основании для понимания современной арабской революции, разве что это искусный ход для дискредитации современности? Цель Льюиса явно в том, чтобы принизить революцию с ее нынешней оценки до чего то не более благородного (или прекрасного), чем встающий верблюд. Революция — это возбуждение, бунт (мятеж), образование маленьких независимых госу дарств — и не более. Лучший совет (который, вероятно, может дать только западный ученый и джентльмен) та ков: «подожди, пока уляжется возбуждение». И вряд ли кто сможет из такого рассуждения о thawra понять, что бесчисленные народы деятельным образом придержива лись этой позиции, причем в формах, которые слишком сложны для понимания даже в рамках саркастической учености Льюиса. Однако именно такого рода сущност ное описание естественно для ученых и политиков, зани мающихся Средним Востоком: революционные волне ния среди «арабов» имеют такие же последствия, как встающий верблюд, и заслуживают такого же внимания, как болтовня мужланов. Вся каноническая ориенталист ская литература по сходным идеологическим причинам не смогла объяснить или подготовить нас к одному из убедительных революционных потрясений в арабском мире XX века.

То, что Льюис ассоциирует thawra с подымающимся верблюдом и в целом с возбуждением (а вовсе не с борь бой во имя определенных ценностей) и намекает более откровенно, чем обычно, что для него араб — едва ли не что большее, чем просто невротическое сексуальное су щество. Всякое слово или фраза, при помощи которых он описывает революцию, имеет сексуальный оттенок:

взволновать, возбудить, вздымать, вставать. Однако по большей части он приписывает арабу «дурную» сексуаль ность. В конце концов, раз уж арабы ни на что серьезное

489

не годятся, то их сексуальное возбуждение — ничуть не благороднее, чем возбуждение (rising up) 82 у верблюда. На самом деле это не революция, а бунт, образование мелких удельных княжеств, и еще большее возбуждение. Это все равно, что сказать, что вместо полноценного соития араб способен только на предварительные ласки, мастурбацию, coitus interruptus.83 Таковы выводы Льюиса вне зависимости от того, насколько чисты его мотивы и академичен язык. Раз уж он так чувствителен к нюансам слов, то должен понимать, что и у его слов тоже есть ню ансы.

Интересно проанализировать пример с Льюисом даль ше, поскольку он имеет в политическом мире и анг ло американском средневосточном истеблишменте репу тацию ученого ориенталиста, и все написанное им про питано «авторитетом» науки. Тем не менее в течение почти полутора десятилетий его деятельность носила аг рессивно идеологический характер, несмотря на все по пытки продемонстрировать тонкость подхода и иронию. Я привел одну из его недавних работ как показательный пример академической сферы, чья деятельность подразу мевает либеральный и объективный характер гуманитар ной науки, но в действительности больше походит на про паганду, направленную против собственного предмета изучения. Но все это не столь уж удивительно для всяко го, кто знаком с историей ориентализма. Все это — лишь один из недавних (и потому оставшийся на Западе неза меченным) скандалов этой «науки».

Итак, Льюис настолько увлечен своим проектом разо блачить, развенчать, дискредитировать арабов и ислам, что, похоже, его подводит его энергия как ученого и исто рика. Например, он публикует в издании 1964 года главу под названием «Мятеж ислама», а затем перепечатывает тот же самый материал спустя 12 лет, лишь слегка изменив его, чтобы соответствовать новому контексту (на этот раз в «Комментарии»), и называет его «Возвращение ислама».

490

От «Мятежа» до «Возвращения» все меняется, конечно же, к худшему, и эти перемены, по мысли Льюиса, долж ны объяснить новой аудитории, почему мусульмане (или арабы) никак не угомонятся и не признают израильскую гегемонию над Ближним Востоком.

Посмотрим внимательнее как именно он это проделы вает. В обоих публикациях он упоминает антиимпериали стическое восстание 1945 года в Каире, которое в обоих случаях он описывает как антиеврейское. Однако ни в первом, ни во втором случае нам ничего не говорят о том, в чем именно состоял его антиеврейский характер. В дей ствительности же, приводя конкретные примеры антиев рейской направленности, он говорит нечто совершенно иное: «католическая, армянская, греко православная церкви подверглись нападению и были повреждены». Об ратимся к первой версии 1964 года.

2 ноября 1945 года политические лидеры Египта при звали [народ] выйти на демонстрации в связи с годовщи ной Декларации Бальфура. Вскоре все это переросло в ан тиеврейские мятежи, в ходе которых католическая, армян ская, греко православная церкви подверглись нападению и были повреждены. Позвольте спросить, какое же отно шение к Декларации Бальфура имеют католики, армяне и греки?*

Авот другая версия, опубликованная в «Комментарии»

в1976 года.

Поскольку националистическое движение обретало подлинную популярность, оно становилось все менее на ционалистическим и все более религиозным — другими словами, все менее арабским и более исламским. Во вре мена кризисов — а таких за последние десятилетия было немало — инстинктивная групповая лояльность переве шивает все остальное. Достаточно нескольких примеров.

* Lewis, Bernard. The Revolt of Islam // The Middle East and The West. Bloomington: Indiana University Press, 1964. P. 95.

491

2 ноября 1954 года в Египте прошел ряд демонстраций [об ратите внимание на выражение «прошел ряд демонстра ций» — здесь видна попытка показать действие инстинк тивной лояльности, в сравнении с действиями «политиче ских лидеров» в предыдущей версии] в связи с годовщи ной провозглашения Британским правительством Декла рации Бальфура. Хоть это явно не входило в намерения организовавших ее лидеров, демонстрации вскоре пере росли в антиеврейский мятеж, а этот мятеж — во всеобщее возмущение, в ходе которого несколько церквей — като лических, армянских и греко православных [и вновь по учительное изменение: здесь создается впечатление, что нападению подверглось множество церквей, принадлежа щих трем конфессиям; в предыдущей версии речь идет конкретно о трех церквях] — подверглось нападению и были повреждены.*

Полемической (а вовсе не научной) задачей Льюиса яв ляется попытка показать здесь и повсюду, что ислам — это антисемитская идеология, а не просто религия. Он не ви дит логических противоречий, утверждая одновременно, что ислам — это ужасающий массовый феномен, и что он «не обладает подлинной популярностью». Однако эта проблема не занимает его слишком долго. Как видно из второй версии его тенденциозного текста, он продолжает настаивать, что ислам — это иррациональная толпа, или массовый феномен, управляющий мусульманами при по мощи страстей, инстинктов и бессознательной ненавис ти. Цель этой картины — напугать аудиторию, заставить ее не уступать исламу ни пяди. Согласно Льюису ислам не развивается, как не развиваются и сами мусульмане. Они просто есть, и за ними нужно наблюдать из расчета этой их чистой сущности (по Льюису), которая включает в себя давнюю ненависть к христианам и евреям. Льюис повсю ду воздерживается от подобных взрывоопасных заявле

*Lewis, Bernard. The Return of Islam // Commentary. January 1976. P. 44.

492

ний. Он всегда оговаривается, что мусульмане, конечно же, не такие антисемиты, какими были нацисты, однако их религия очень легко приспосабливается к антисеми тизму. То же самое касается отношения ислама к расизму, рабству и прочим более или менее «западным» порокам. Ядро идеологии Льюиса по поводу ислама состоит в том, что тот никогда не меняется и что его собственная миссия в целом состоит в том, чтобы информировать об этом консервативные сегменты еврейской читающей общест венности и всех, кто готов соглашаться с тем, что любые политические, исторические и научные сообщения о му сульманах должны начинаться и заканчиваться тем фак том, что мусульмане — это мусульмане.

Допустить, что вся цивилизация в целом может прежде всего и всецело сохранять верность своей религии — это уж слишком. Даже предположить подобное — это оскорбле ние для либерального мнения, всегда готового встать на защиту тех, кого считает своими подопечными. Это сказы вается на нынешней неспособности политиков, журнали стов, равно как и ученых, признать значимость религиоз ного фактора в текущих взаимоотношениях с мусульман ским миром. Отсюда вытекает обращение к языку левого и правого крыла, прогрессивному и консервативному, и всей прочей западной терминологии, использование которой для понимания мусульманского политического феномена примерно столь же информативно и компетентно, как ос вещение крикетного матча комментатором по бейсболу. [Льюису настолько нравится это его последнее сравнение, что он дословно цитирует его из полемики 1964 года].*

В своей более поздней работе Льюис сообщает нам, ка кая терминология является более точной и полезной, хотя при этом она не кажется менее «западной» (чтобы это сло во ни означало): мусульмане, как и большинство других бывших колониальных народов, не способны ни говорить

* Ibid. P. 40.

493

правду, ни даже видеть ее. Согласно Льюису, они привер жены мифологии, как и «так называемая ревизионист ская школа в США, которая обращается назад, к золотому веку американских добродетелей и приписывает практи чески все грехи и преступления мира нынешнему истеб лишменту своей страны».* Даже несмотря на то, что это вредная и исключительно неточная характеристика реви зионистской истории, такого рода замечания направлены на то, чтобы представить самого Льюиса великим истори ком, возвышающимся над недалекими и неразвитыми мусульманами и ревизионистами.

Однако коль скоро речь заходит о точности и о том, чтобы поступать в соответствии с собственным правилом, что «ученый … не позволяет проявляться своим предрас судкам»,** Льюис по отношению к самому себе и к данно му случаю ведет себя вполне по рыцарски. Так, напри мер, он подробно излагает позицию арабов против сио низма (используя при этом язык включений («in» language) арабских националистов), правда, не упоминая при этом — вообще нигде, ни в одном из своих произведе ний — о вторжении сионистов и колонизации Палести ны, невзирая на протесты исконных арабских обитателей этих территорий. Ни один израильтянин не станет отри цать этого, но Льюис как историк ориенталист попросту не обращает на это внимания. Он говорит об отсутствии на Среднем Востоке демократии, за исключением Израи ля, даже не упоминая при этом о Правилах поведения в чрезвычайных ситуациях (Emergency Defense Regulations), применяемые в Израиле по отношению к арабам, как ни чего не говорит ни о «превентивных арестах» арабов в Из раиле, ни о дюжинах незаконных поселений на оккупиро ванном военным путем западном берегу Иордана и секто

* Lewis, Bernard. History — Remembered, Recovered, Invented. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1975. P. 68.

** Lewis. Islam in History. P. 65.

494