Магистрам-литведам / Said

1958 года (инициатива, непосредственно вызванная за пуском спутника), установление связей между Советом по исследованиям в социологии и MESA и т. д.,— Бергер приходит к следующим выводам.

Современные Средний Восток и Северная Африка не обладают значительными культурными достижениями, также нет оснований считать, что подобные достижения появится в ближайшем будущем. Изучение этого региона или распространенных здесь языков — вовсе не его заслу га, коль скоро речь идет о современной культуре.

… Наш регион не является центром значительной по литической власти, также нет никаких данных, что он мо жет стать таковым в будущем … Средний Восток (в не сколько меньшей мере — Северная Африка) уступает по своей непосредственной политической значимости для Соединенных Штатов (даже в смысле источника новостей

ипроблем) в сравнении с Африкой, Латинской Америкой

иДальним Востоком.

…современный Средний Восток, таким образом, лишь в незначительной степени обладает чертами, которые мо гут привлечь внимание ученых. Это, однако, не снижает обоснованности и интеллектуальной ценности изучения этого региона и не может повлиять на качество выполняе мой учеными работы. Но это, так сказать, ставит ей опре деленные границы, о которых следует помнить, на пути развития этой области по пути количественного роста числа исследователей и преподавателей.*

Как пророчество, все это, конечно, достойно сожале ния, однако еще более достойно сожаления то, что Бергер облечен полномочиями как эксперт по современному Ближнему Востоку, но, как это ясно из заключительной части его сообщения, еще и потому, что от него ожидали прогнозов на будущее и рекомендаций по выработке по литики. То, что он не сумел разглядеть громадной полити

* Berger, Morroe. Middle Eastern and North African Studies: Develop ments and Needs // MESA Bulletin. November 1967. Vol. 1, no. 2. P. 16.

445

ческой значимости Ближнего Востока и в потенции его большой политической силы, как мне кажется, ни в коем случае нельзя отнести на счет неточности суждения. Обе главные ошибки Бергера, присутствующие в первом и по следнем параграфах, восходят к общим традициям ориен тализма, как мы его рассматриваем в данной книге. В том, что Бергер говорит об отсутствии у этого региона значи тельных культурных достижений, и в делающемся отсюда выводе по поводу изучения этого региона в будущем — а именно что Средний Восток не привлекает большого внимания ученого по причине присущей первому слабо сти,— мы видим почти дословное повторение канониче ского мнения ориенталистов по поводу того, что семиты никогда не давали миру ничего значительного в культур ном отношении и что, как часто повторял Ренан, семит ский мир слишком беден, чтобы когда либо привлечь всеобщее внимание. Более того, делая подобные старо модные заявления и обнаруживая свою полную слепоту к тому, что находится буквально перед глазами (ведь в кон це концов Бергер писал эти строки не пятьдесят лет тому назад, а именно тогда, когда США покрывали около 10 % своих потребностей за счет импорта нефти со Среднего Востока и когда их стратегические и экономические ин вестиции в этот регион стали невообразимо огромными), Бергер тем не менее считает, что выражает господствую щую в ориентализме позицию. Ведь в действительности он утверждает, что без таких людей, как он, о Среднем Востоке просто никто бы и не вспомнил, что без него в ка честве посредника и истолкователя роль этого региона невозможно понять, отчасти потому что то немногое, что здесь достойно понимания, имеет весьма своеобразный характер: только ориенталист может толковать Восток, поскольку тот совершенно не в состоянии истолковывать себя сам.

То обстоятельство, что Бергер был не столько классиче ским ориенталистом, когда писал эти строки (он не был та

446

ковым, и не является им сегодня), поскольку был профес сиональным социологом, не уменьшает его связи с ориен тализмом и господствующими в этой сфере идеями. Среди этих идей — особым образом летимизированная антипа тия к тому материалу, который составляет основу его ис следований. Эта антипатия у Бергера настолько сильна, что застит ему глаза. И даже еще более поразительно, она позволяет ему не задавать себе вопрос, почему, если Сред ний Восток «не обладает значительными культурными достижениями», он может рекомендовать всем и каждому посвятить свою жизнь, как это сделал сам Бергер, изуче нию его культуры. Ученые гуманитарии, в отличие, ска жем, от врачей, изучают то, что им нравится и что их инте ресует. Только преувеличенное чувство культурного долга может подвигнуть ученого гуманитария заниматься тем предметом, о котором сам он не слишком высокого мне ния. Тем не менее именно это чувство долга взращивает ориентализм, поскольку целые поколения ориенталистов культура в целом отправляла на баррикады, где в своей профессиональной деятельности те сталкивались с Восто ком — его варварством, эксцентризмом и своенравием — и удерживали его от имени Запада на грани безысходности.

Я упомянул Бергера как пример академического подхо да к исламскому Востоку и как пример того, как научные круги могут поддерживать карикатурные образы, распро страняемые в массовой культуре. Однако Бергер, кроме того, символизирует собой самые последние трансформа ции, охватившие ориентализм: его превращение из пре имущественно филологической дисциплины в смутное общее восприятие Востока в социологии. Ориенталист уже больше не пытается в совершенстве овладеть эзотери ческими языками Востока, вместо этого он выступает как социолог, который «прилагает» свою науку к материалу Востока, как, впрочем, и к любому другому материалу. Это специфически американский вклад в историю ориен тализма. Примерно его можно приурочить к периоду сра

447

зу после Второй мировой войны, когда Соединенные Штаты заняли позицию, которую прежде занимали Анг лия и Франция. До самого этого момента американский опыт Востока носил ограниченный характер. Им интере совались лишь отдельные чудаки вроде Мелвилла, цини ки вроде Марка Твена, американские трансцендентали сты усматривали связь между индийской мыслью и своей собственной, немногие теологи и исследователи Библии изучали языки библейского Востока, были еще отдельные случайные дипломатические и военные столкновения с варварами пиратами и т. п., нерегулярные морские экспе диции на Дальний Восток и, конечно же, вездесущие мис сионеры. В Америке не было глубоко укорененной тради ции ориентализма и, следовательно, имевшиеся у амери канских исследователей познания не проходили через сито филологических по своим истокам процессов уточ нения и переформулирования, через которые прошли ев ропейские ученые. Далее, отсутствовал и имагинативный вклад художественной литературы, возможно, потому, что американское пограничье (frontier) — единственное, что привлекало внимание писателей — лежало к западу, а не к востоку. Вскоре после Второй мировой войны Восток стал не широкой и всесторонней темой, как это было на про тяжении многих веков в Европе, а, скорее, администра тивной проблемой, вопросом политики. Именно в этой ситуации появляется ученый социолог, эксперт нового типа, на чьи в чем то более узкие плечи и ложится мантия ориентализма. В свою очередь, как мы увидим, социологи так видоизменили ориентализм, что его с трудом можно узнать. Во всяком случае, этот новый ориентализм также унаследовал поход культурной враждебности и развил его.

Один из обращающих на себя внимание моментов ново го подхода к Востоку американской социологии является исключительное игнорирование им художественной лите ратуры. Можно прочитать кипы писаний экспертов по со временного Ближнему Востоку и не встретить ни одной

448

ссылки на художественное произведение. Для экспер тов страноведов гораздо более важными кажутся «факты», по отношению к которым литературные тексты — просто помеха. Следствием же такого пропуска в современных американских представлениях об арабах и об исламском Востоке является то, что весь регион и населяющие его на роды оказываются концептуально выхолощенными, они сведены к разнообразным «подходам», «тенденциями», статистике,— короче говоря, дегуманизированы. Если арабский поэт или писатель (а таких не так уж мало) пишет о своем опыте, ценностях, о своей человеческой природе (каким бы странным это ни показалось), он существенным образом разрушает подобные модели (образы, клише, абст ракции), через которые репрезентирован Восток. Художе ственный текст более или менее прямо говорит о реалиях жизни. Его сила не в том, что автор — араб, англичанин или француз; его сила заключена в мощи и жизненности слова, которое, несколько видоизменяя метафору Флобера из «Искушения Св. Антония», вырывает идолов из рук ориен талистов и заставляет их отказаться от своих великовозра стных детей паралитиков (т. е. идей по поводу Востока), которых они пытались выдать за подлинный Восток.

Отсутствие художественной литературы и сравнитель но слабые позиции филологии в современных американ ских исследованиях по Ближнему Востоку — вот иллюст рации новой эксцентричности ориентализма, когда уже само использование мною этого термина становится не верным. Действительно, мало что в этих современных академических экспертах напоминает традиционный ориентализм того рода, что завершился вместе с Гиббом и Массиньоном. Единственное, что осталось, как я уже от мечал, это культурная враждебность и чувство, основы вающееся не столько на филологии, сколько на «эксперт ном опыте». В генеалогическом плане современный аме риканский ориентализм происходит, скорее, от армей ских школ иностранных языков, созданных во время и

449

после войны, от внезапно проявившегося интереса пра вительства и корпораций к незападному миру в послево енный период, от соперничества в ходе холодной войны с Советским Союзом и остаточного миссионерского отно шения к восточным народам, которых считали созревши ми для реформ и перевоспитания. Нефилологическое изучение эзотерических восточных языков полезно по явно рудиментарным стратегическим причинам, однако оно также полезно потому, что придает почти мистиче скую ауру авторитету «эксперта», который на основании полученных из первых рук навыков может работать даже с таким безнадежно невразумительным материалом.

В социологическом порядке вещей языковые исследо вания — это всего лишь орудие для более высоких целей и определенно не для чтения литературных текстов. Так, на пример, в 1958 году Институт Среднего Востока — якобы правительственная организация, созданная для того, что бы наблюдать исследовательский интерес к Ближнему Востоку и спонсировать его,— выпустил «Сообщение о те кущих исследованиях». Статье «Нынешнее состояние арабских исследований в Соединенных Штатах» (напи санной, что примечательно, профессором гебраистом) предпослан эпиграф, объявляющий, что «знание ино странных языков уже не является более исключительным делом ученых гуманитариев. Теперь это рабочий инстру мент в руках инженеров, экономистов и социологов, а так же многих других специальностей». В целом сообщение подчеркивает значимость арабского языка для менедже ров нефтяных компаний, техников и военного персонала. Но главный пункт работы представлен в следующих трех предложениях: «В российских университетах теперь гото вят специалистов, которые свободно говорят по арабски. Россия осознала, насколько важно обращаться к людям и их умам на родном для них языке. Соединенные Штаты не могут более откладывать развертывание собственной про

450

граммы по изучению иностранных языков».* Итак, вос точные языки являются частью некоторой политики — как до определенной степени оно всегда и было — или частью долговременной пропагандистской деятельности. В обоих случаях изучение восточных языков становится инстру ментом, реализующим тезис Гарольда Лассвелла (Lass well)70 по поводу пропаганды, когда важно не столько то, что представляет собой тот или иной народ или что он ду мает, а то, чем его заставляют быть и что ему внушают.

Пропагандистский подход в действительности сочетает

всебе уважение к индивидуальности с индифферентно стью к формальной демократии. Уважение к индивидуаль ности вызвано зависимостью между широким диапазоном действий, направленных на обеспечение поддержки масс, и опытом непостоянства людских предпочтений … Это внимание к людям в массах основывается не на демокра тической догме, будто людям самим лучше знать о собст венных интересах. Современный пропагандист, как и со временный психолог понимают, что люди зачастую плохо осознают собственные интересы, бросаются от одной аль тернативы к другой без веских причин или же боязливо цепляются за обломки поросших мхом лежачих камней. Вычисление перспективы на фоне постоянных изменений

впривычках и ценностях предполагает нечто большее, чем просто оценку предпочтений человека вообще. Это означает, что необходимо учесть саму ткань отношений, в которые во влечены люди, выявить признаки предпочтений, которые могут не отражать никаких осознанных намерений и напра вить программу к такому решению, которое соответствовало бы обстоятельствам … Перед лицом этих корректировок, ко торые требуют действий с массами, задача пропагандиста состоит в том, чтобы придумать такие представляющие цель символы, которые послужили бы двойной функции: они

* Mansoor, Menachem. Present State of Arabic Studies in the United States // Report on Current Research 1958 / Ed. Kathleen H. Brown. Washington: Middle East Institute, 1958. P. 55–56.

451

должны легко усваиваться и к ним легко можно адаптиро ваться. Символы должны вызвать спонтанное приятие.

…Из этого следует, что идеал менеджмента — это кон троль над ситуацией не за счет предписаний, но за счет правильных прогнозов … Пропагандист знает о том, что мир полностью детерминирован, но при этом, уверен тот, лишь отчасти предсказуем …*

Таким образом, знание иностранного языка — это часть утонченной атаки на население, точно так же как изучение такого иностранного региона, как Восток, ока зывается программой контроля за счет прогнозирования.

Подобные программы всегда должны иметь определен ный либеральный лоск, и обычно эту часть работы остав ляют на ученых, людей доброй воли, энтузиастов. Обычно на первый план выставляют идею о том, что, изучая вос точного человека, мусульман или арабов, «мы» имеем воз можность узнать другие народы, их образ жизни и мысли и т. п. А потому лучше всего предоставить им возможность говорить самим за себя, представлять самих себя (пусть даже за этой фикцией стоит реплика Маркса,— с которым согласился бы и Лассвелл,— обращенная к Луи Наполео ну: «Они не могут представлять себя, их должны представ лять другие»). Но только до определенного момента и оп ределенным образом. В 1973 году во время тревожных дней арабо израильской войны журнал New York Times опубликовал две статьи, одна из которых представляла из раильскую сторону конфликта, а другая — арабскую. Из раильскую сторону представлял израильский юрист, а арабская сторона была представлена бывшим американ ским послом в одной из арабских стран, у которого не было специального ориенталистского образования. Пре жде чем перейти к простому выводу о том, что, как извест

* Lasswell, Harold. Propaganda // Encyclopedia of the Social Scien ces. 1934. Vol. 12. P. 527. Этой ссылкой я обязан профессору Ноаму Хомскому.

452

но, арабы не могут представлять себя сами, неплохо было бы вспомнить, что и арабы, и евреи — это семиты (в том широком культурном смысле, в котором мы ведем обсуж дение), и что и тех, и других поставили в такое положение, что их нужно было представлять (репрезентировать) за падной аудитории. Здесь уместно вспомнить отрывок из Пруста, когда внезапное появление еврея в аристократи ческом салоне описывается следующим образом:

Пусть даже румыны, египтяне, турки ненавидят евреев. Но во французском салоне национальная рознь не так ощутима, и если какой нибудь иудей появляется здесь, словно он только что из пустыни, напружинившись, точно гиена, склонив голову набок и расточая направо и налево «селямы», то он вполне удовлетворяет требованиям вос точного вкуса [un goût pour l'orientalisme].*

2. Политика в области культурных связей. Хотя Соеди ненные Штаты стали мировой державой только в XX веке, их интерес к Востоку на протяжении XIX столе тия подготавливал последующую откровенно имперскую позицию. Оставляя в стороне кампании против варва ров пиратов в 1801 и 1815 годах, обратимся к основанию Американского восточного общества в 1842 году. На его первом годичном собрании президент Общества Джон Пиккеринг ясно дал понять, что Америка собирается за ниматься изучением Востока для того, чтобы последовать примеру европейских империй. Суть послания Пикке ринга заключалась в том, что рамки восточных исследова ний — и тогда, и сейчас — были преимущественно поли тическими, а не только научными. Обратите внимание, как в резюме его выступления линия аргументации в пользу ориентализма не оставляет сомнения в подлинных намерениях.

* Proust, Marcel. The Guermantes Way. Trans. C. K. Scott Moncrieff. 1925; reprint ed., N. Y.: Vintage Books, 1970. P. 135. См.: Пруст М. У Германтов / Пер. Н. М. Любимова. М., 1992. С. 159.

453

На первом годичном собрании Американского общест ва в 1843 году президент Пиккеринг начал блестящий об зор состояния дел в этой области с того, что обратил вни мание на исключительно благоприятные обстоятельства, царящий повсюду мир, свободный доступ в восточные страны и богатые возможности для коммуникации. Земля кажется вполне мирной во времена Меттерниха и Луи Филиппа. Нанкинский договор открыл китайские порты. Судостроение освоило гребной винт, Морзе изобрел теле граф и уже обратился с предложением проложить кабель по дну Атлантического океана. Задачи Общества состоят в том, чтобы способствовать развитию науки и образования в области азиатских, африканских и полинезийских языков и во всем, что имеет отношение к Востоку, заложить моду на восточные исследования в этой стране, публиковать тек сты, переводы и сообщения, собирать библиотеку и каби нет. Большая работа уже проделана в азиатской сфере, и в особенности в области санскрита и семитских языков.*

Меттерних, Луи Филипп, Нанкинский договор,71 греб ной винт,— все это говорит об имперской констелляции, способствующей евро американскому проникновению на Восток. С тех пор все так и продолжается. Даже леген дарные американские миссионеры на Ближнем Востоке на протяжении XIX и XX веков воспринимали собствен ную роль не столько как посланников Бога, сколько как посланников своего Бога, своей культуры и своей судьбы.** Первоначальные миссионерские институции — типогра фии, школы, университеты, больницы и т. п.— конечно же, способствовали росту благосостояния региона, но по специфически имперскому характеру, поддержке со сто роны правительства Соединенных Штатов эти институты

* Schmidt, Nathaniel. Early Oriental Studies in Europe and the Work of the American Oriental Society, 1842–1922 // Journal of the American Orien tal Society. 1923. Vol. 43. P. 11. См. также: Speiser E. A. Near Eastern Studies in America, 1939–1945 // Archiv Orientalni. 1948. Vol. 16. P. 76–88.

**См., например: Jessup, Henry. Fifty Three Years in Syria. 2 vols. N. Y.: Fleming H. Réveil, 1910.

454