Магистрам-литведам / Said

Одним из показателей кризиса, согласно Абдель Мали ку, было не просто то, что «национально освободительное движение в бывших колониях» Востока покончило с ори енталистской концепцией пассивных, фаталистически настроенных «подчиненных рас»; но кроме того тот факт, что «специалисты и общественность в целом осознали временной лаг, имеющийся не только между ориенталист ской наукой и изучаемым ею материалом, но также (и это главное) между концепциями, методами и инструмента рием исследований в гуманитарных и социальных науках

итаковыми в ориентализме».* Ориенталисты — от Ренана

идо Голдциера, Макдональда, фон Грюнебаума, Гибба и Бернарда Льюиса — смотрели на ислам, например, как на «культурный синтез» (выражение П. М. Хольта), который можно изучать в отрыве от экономики, социологии и по литики исламских народов. Для ориентализма ислам имел тот смысл, который, если поискать более лаконичные формулировки, можно найти в первом трактате Ренана: для лучшего его понимания ислам надо свести к «шатру и племени». Влияние колониализма, ситуации в мире, исто рического развития,— для ориенталистов это было все равно, что мухи для необузданных юнцов — взять и расте реть,— это никогда не принималось всерьез настолько, чтобы задуматься о более сложной сущности ислама.

Карьера Г. А. Р. Гибба демонстрирует нам, как внутри него самого уживались два альтернативных подхода, при помощи которых ориентализм реагировал на современ ный Восток. В 1945 году Гибб выступил на Хаскелловских чтениях (Haskell Lectures) в Чикагском университете. Мир, который исследовал он, уже совсем не тот, с каким имели дело Бальфур и Кромер перед Первой мировой войной. Несколько революций, две мировые войны и бес численные экономические, политические и социальные

потрясения совершенно явственно сделали Восток

* Abdel Malek. Orientalism in Crisis. P. 112.

164

1945 года новым — даже катастрофическими новым — объектом. Но несмотря ни на что, Гибб открывает свои лекции, заявленные как «Современные тенденции в исла ме», следующим пассажем.

Тому, кто изучает арабскую цивилизацию, постоянно приходится сталкивается с разительным контрастом меж ду силой воображения, представленной, например, в оп ределенных сферах арабской литературы, и педантизмом, присутствующим в обосновании и описании, даже если речь идет о тех же самых произведениях. Действительно, среди мусульманских народов были великие философы, причем некоторые из них были арабами, но это редкое ис ключение. Ум араба, будь то в отношении к внешнему миру или в отношении к процессам мышления, не может избавиться от глубокого чувства разобщенности и инди видуальности конкретных событий. Я уверен, что это один из главных факторов, лежащих в основе «недостаточного чувства закона», которое профессор Макдональд считает характерным отличием восточных народов.

Данное обстоятельство объясняет также — и это трудно усвоить западному исследователю (до тех пор, пока ему это не разъяснит ориенталист) — антипатию мусульман к рационалистическому мышлению … Неприятие рациона листического способа мышления и неотделимой от него утилитарной этики имеет свои истоки не в так называе мом «обскурантизме» мусульманских теологов, но в ато мизме и дробности арабского воображения.*

Конечно, все это чистой воды ориентализм, но даже если признать необъятные познания автора в области ин ституционального ислама, характерные для остальной части книги, заявленные во вступительной речи позиции остаются чудовищным препятствием для всякого, кто пи тает надежду понять современный ислам. В чем смысл термина «отличие», если предлог «от» упущен из виду?

* Gibb H. A. R. Modern Trends in Islam. Chicago: University of Chicago Press, 1947. P. 7.

165

Разве нам не предлагают еще раз исследовать того же са мого восточного мусульманина, как будто его мир в срав нении с нашим — «в отличие» от него — не менялся с VII века? Что же касается самого современного ислама, то несмотря на всю комплексность и безусловно авторитет ную его трактовку автором, непонятно, чем вызвана столь непреклонная враждебность? Если в исламе с самого на чала имелся изъян по причине его вечной немощи, тогда получается, что ориенталист сопротивляется всяким по пыткам реформирования ислама, потому что в соответст вии с его взглядами реформы — это предательство исла ма,— именно таковы аргументы Гибба. Как может восточ ный человек вырваться из этих пут в современный мир, кроме как, разве, повторяя вслед за шутом в «Короле Лире»: «Они грозятся отхлестать меня за правду, ты — за ложь а иногда меня бьют за то, что я отмалчиваюсь».111

Спустя 18 лет Гибб выступал перед аудиторией соотече ственников англичан, но на этот раз он говорил уже как директор Центра исследований Среднего Востока в Гар варде. Тема его выступления была объявлена так: «Еще раз о страноведении» («Area Studies Reconsidered»), где, среди прочих aperçus,112 он признал, что «Восток — слиш ком важное дело, чтобы доверить его ориенталистам». Был провозглашен новый, или второй, альтернативный подход ориентализма, точно так же как «Современные тенденции» олицетворяли собой первый, или традицион ный подход. Формула Гибба в докладе «Еще раз о страно ведении» преисполнена самых лучших побуждений до тех пор, конечно, пока речь идет о западных экспертах по Востоку, чья работа заключается в том, чтобы готовить студентов к карьере «в общественной жизни и бизнесе». Нам нужен сейчас, говорит Гибб, традиционный ориента лист плюс хороший ученый социолог, действующие заод но: вдвоем они смогут выполнить «междисциплинарную» работу. Однако традиционный ориенталист не станет прилагать устаревшие знания к Востоку; нет, его опыт

166

эксперта послужит несведущим в области страноведения коллегам напоминанием, что «применять психологию и механику западных политических институтов к азиатской или арабской ситуации — это чистой воды Уолт Дисней».* На практике это означало, что если восточные народы боролись против колониальной оккупации, вы должны были говорить (исключительно для того, чтобы не впасть в «диснеизм»), что восточный человек, в отличие от «нас», всегда понимал под самоуправлением нечто иное, нежели имеем в виду мы. Когда некоторые из восточных народов выступали против расовой дискриминации, тогда как другие ее практиковали, вы говорили, что «все они по сути восточные люди», и классовые интересы, политиче ские обстоятельства и экономические факторы не имеют к ним никакого отношения. Или же вместе с Бернардом Льюисом вы говорили, что если арабы палестинцы про тестуют против израильских поселений и оккупации сво их земель, то это всего лишь «возвращение ислама», или, как его определяет современный подновленный ориента лизм, исламское противодействие не исламским наро дам,** исламский принцип, идущий еще с VII века. Исто рия, политика и экономика — все это не имеет значения. Ислам — это ислам, а Восток — это Восток, и, пожалуй ста, ступайте со всеми идеями по поводу левого и правого

крыла, революций и перемен обратно в Диснейленд. Если подобные тавтологии, претензии и нежелание ни

кого слышать не столь привычны для историков, социо логов, экономистов и гуманитариев где либо помимо ориентализма, то причина этого совершенно очевидна. Как и его мнимый предмет исследования, ориентализм не допускает, чтобы идеи могли поколебать его глубочайшее спокойствие. Но современные ориенталисты — или стра

* Gibb. Area Studies Reconsidered. P. 12, 13.

**Lewis, Bernard. The Return of Islam // Commentary. January 1976. P. 39–49.

167

новеды, если использовать этот новый термин — не отси живаются пассивно в языковых институтах. Напротив, они сумели извлечь из совета Гибба пользу. Большинство из них сегодня ничем не отличаются от других «экспертов» и «советников» в том, что Гарольд Лассвелл (Lasswell) на звал стратегическими науками (policy sciences).* Так вско ре открылись военно разведывательные перспективы союза между, скажем, специалистом в области «изучения национального характера» и экспертом по исламским ин ститутам — по соображениям целесообразности, только и всего. В конце концов «Запад» после Второй мировой вой ны столкнулся с умным и тоталитарным противником, который вербовал себе союзников среди легковерных вос точных наций (африканских, азиатских и других слабо развитых народов). Что может быть лучше для того, чтобы перехитрить такого противника, как не начать играть с ним в те алогичные игры восточного ума, в которых разби раются лишь ориенталисты? Так появились такие излюб ленные уловки, как метод «кнута и пряника», Альянс ради прогресса,113 СЕАТО114 и т. д. Все они основывались на тра диционном «знании», лишь слегка модернизированном для лучшего управления предполагаемым объектом.

Как только на исламском Востоке назревают революци онные беспорядки, социологи напоминают нам, что арабы вообще любят поговорить,** 115 тогда как экономисты — эти «перекрашенные» ориенталисты116 — заявляют, что для современного ислама в целом ни капитализм, ни социа лизм не являются адекватными категориями.*** По мере

* См.: Lerner, Daniel and Lasswell, Harold, eds. The Policy Sciences: Recent Developments in Scope and Method. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1951.

**Berger, Morroe. The Arab World Today. Garden City, N. Y.: Doubleday & Co., 1962. P. 158.

***Краткое изложении подобных подходов приводится и подвер гается критическому анализу в: Rodinson, Maxime. Islam and Capita lism, Trans. Brian Pearce. N. Y.: Pantheon Books, 1973.

168

того, как антиколониализм охватывает и на деле объединя ет восточный мир, ориенталисты осыпают проклятьями эти процессы не только как досадную неприятность, но и как помеху всем западным демократиям. В то время как перед миром встают исключительно важные проблемы: проблема атомной опасности, катастрофического исчер пания ресурсов, беспрецедентной потребности людей в ра венстве, справедливости и экономическом паритете,— по литики используют расхожие карикатуры на Восток, при чем их идеологическим источником выступают не только полуграмотные технократы, но и сверх образованные ори енталисты. Легендарные арабисты из Государственного де партамента предостерегают о планах арабов овладеть всем миром. Вероломные китайцы, полуголые индийцы и пас сивные мусульмане представляются исключительно как стервятники, зарящиеся на «наши» щедрые дары. Нам предрекают, что «они все равно переметнутся» к комму низму или вернутся к собственным неискоренимым вос точным инстинктам: разница едва ли существенна.

Подобные воззрения современных ориенталистов на водняют прессу и заполняют сознание обывателей. Напри мер, считается, что арабы ездят на верблюдах, что все они террористы, что у них нос крючком, что они продажные распутники, а их незаслуженное богатство — это оскорбле ние подлинной цивилизации. Всегда существует соблазн считать, что хотя западных потребителей — численное меньшинство, именно им предназначено судьбой либо владеть большей частью мировых ресурсов, либо потреб лять их (или же то и другое вместе). Почему? Потому что они, в отличие от восточного человека, являются настоя щими людьми. Вряд ли можно найти лучший пример того, что Анвар Абдель Малик назвал «гегемонизмом владетель ных меньшинств» и антропоцентризмом вкупе с европо центризмом: белый западный человек, принадлежащий к среднему классу, уверен в том, что его человеческой преро гативой является не только управлять не белым миром, но

169

также и владеть им, просто потому, что, по определению, «это» — не такие же люди, как «мы». Нет более яркого при мера, чем подобное дегуманизированное мышление.

В определенном смысле ограниченность ориентализ ма, как я уже говорил выше, проистекает из безразличия, эссенциализации, отрицания гуманной сути другой куль туры, народа или географического региона. Но ориента лизм идет дальше: он видит Восток как нечто такое, чье существование не только проявляется, но и действитель но оказывается для Запада фиксированным во времени и пространстве. Дескриптивный и текстуальный успех ори ентализма был столь впечатляющим, что целые периоды в культурной, политической и социальной истории Восто ка считались всего лишь реакцией на действия Запада. За пад — деятель (actor), Восток — пассивная сторона (reactor). Запад — и зритель, и судья, и присяжные для ка ждой черточки восточного поведения. И когда на протя жении XX столетия история приводила к существенным изменениям на Востоке и для Востока, ориенталист каж дый раз оказывался искренне ошеломленным: он никак не мог понять, что до некоторой степени:

новые [восточные] лидеры, интеллектуалы или политики извлекли хорошие уроки из страданий своих предшест венников. Им также способствуют структурные и инсти туциональные трансформации, произошедшие в переход ный период, и тот факт, что им предоставлена большая свобода в определении будущего облика своих стран. Они также значительно более уверены в себе и, возможно, не сколько более агрессивны. И никогда им уже не придется действовать с оглядкой на незримых присяжных с Запада. Они ведут диалог уже не с Западом, а со своими согражда нами.*

* Abu$Lughod, Ibrahim. Retreat from the Secular Path? Islamic Di lemmas of Arab Politics // Review of Politics. October 1966. Vol. 28, no. 4. P. 475.

170

Более того, ориенталист утешает себя тем, что если его тексты не смогли подготовить его (к реальности), то это результат либо внешней агитации, либо плохого управле ния пустым и бессмысленным Востоком. Ни один из бес численных ориенталистских текстов по исламу, включая и их сумму — «Кембриджскую историю ислама», не смог подготовить читателя к тому, что происходит в Египте, Палестине, Ираке, Сирии, Ливане или в Йемене после 1948 года. Когда догмы по поводу ислама перестают рабо тать даже у отъявленных ориенталистских панглоссов,117 их последним прибежищем остается ориентализирован ный социологический жаргон, такие расхожие абстрак ции, как «элиты», «политическая стабильность», «модер низация» и «институциональное развитие». На всем этом лежит печать ориенталистской мудрости. Тем временем углубляющийся и становящийся все более и более опас ным разлом разделяет Восток и Запад.

Нынешний кризис высветил несоответствие между текстами и реальностью. В данном исследовании ориен тализма я намереваюсь не только выявить источники представлений ориенталистов, но хочу также поразмыш лять о его значимости. Современный интеллектуал верно ощущает, что в нынешней ситуации игнорирование зна чительной части мира, к чему его демонстративно подтал кивают, ведет к неизбежному разрыву с реальностью. Гу манитарии слишком часто замыкались на поделенных на различные темы исследований сюжетах. Их ничему не научил пример таких дисциплин, которые, как ориента лизм, лелеяли неумеренные амбиции править даже не от дельной легко вычленяемой частью мира вроде отдельно го автора или собрания текстов, но всем миром в целом. Однако несмотря на наличие таких академических убе жищ, как «история», «литература» или «гуманитарное знание», несмотря на его далеко идущие устремления, ориентализм все же является частью всемирно историче ских процессов, как бы он ни пытался скрыть это за при

171

вычным высокопарным сциентизмом и призывами к ра ционализму. Из ориентализма современный интеллектуал может научиться тому, как, с одной стороны, следует либо ограничить, либо расширить в разумных пределах мас штаб своих дисциплинарных притязаний, и, с другой — научиться различать человеческую основу («грязную лав ку старьевщика», как называл ее Йейтс), в которой тек сты, взгляды, методы и дисциплины возникают, растут, процветают и угасают. Исследовать ориентализм — это также значит предложить интеллектуальные пути для ре шения тех методологических проблем, которые история преподнесла нам в этом предмете, Востоке. Однако преж де необходимо конкретно рассмотреть гуманистические ценности ориентализма, которые были почти забыты на фоне его масштабных притязаний, опыта и структур.

Гл а в а 2

ОРИЕНТАЛИЗМ СТРУКТУРИРУЕТ И ПЕРЕСТРУКТУРИРУЕТ

Когда сейид Омар, Накииб эль Ашраф (глава по томков Пророка)… спустя примерно 45 лет выдавал замуж дочь, впереди процессии шел молодой чело век, который вспорол себе живот и выпустил оттуда большую часть кишок. Он нес их перед собой, подоб но серебряному подносу. После окончания церемо нии он сложил все обратно и провел в постели много дней, прежде чем оправился от последствий этого не разумного и отвратительного поступка.

Эдвард Уильям Лэйн. Сообщение о нравах и обыча ях современных египтян.

… В случае падения этой империи, либо по причи не революции в Константинополе, либо в силу посте пенного ее распада, каждая из европейских держав возьмет под протекторат ту часть империи, которая будет предоставлена ей по условиям конгресса; эти протектораты, со строго разграниченными террито риями, определенными в соответствии с безопасно стью границ по аналогии с религиями, обычаями и целесообразностью … будут подчиняться лишь вла стям европейских держав. Определяемый таким об разом тип власти, в соответствии с европейским пра вом, будет заключаться главным образом в полномо чиях занимать ту или иную часть территории или морских берегов, чтобы создавать там либо свобод ные города, либо европейские колонии, либо порты и центры торговли … Над своим протекторатом каждая держава осуществляет лишь военную и гражданскую опеку; она гарантирует его существование и начала развития нации под флагом более сильной нации…

Альфонс де Ламартин. Путешествие на Восток.

173