
Магистрам-литведам / Said
.pdfобразом были заявлены общие цели ориенталистов в «Столетнем томе» Королевского азиатского общества, основанного Генри Томасом Колбруком (Colebrooke) в 1823 году. Общаясь с современными восточными людь ми, первые профессиональные ориенталисты, такие как Джонс, могли выполнять только эти две роли. Но мы не вправе сегодня винить их за то, что на их гуманитарную миссию налагались некоторые ограничения, связанные с официальным западным характером их деятельности на Востоке. Они были либо судьями, либо врачами. Даже Эдгар Кине, который писал, скорее, в метафизической, нежели в реалистической манере, смутно осознавал свое терапевтическое родство. «L'Asie a les prophètes,— говорит он в работе «Le Génie des religions» («Дух религий»),— L'Europe a les docteurs».* 74 Надлежащее познание Восто ка строится на основе изучения классических текстов, и лишь после этого переходит к применению этих текстов к современному Востоку. Столкнувшись с бессилием и политической беспомощностью современного Востока, европейский ориенталист посчитал своим долгом спасти хотя бы часть утраченного прежнего величия классиче ского Востока, для того чтобы «способствовать исправ лению» Востока нынешнего. От классического прошлого Востока европеец заимствовал ви´дение (и тысячи фактов и артефактов), которые только он мог использовать наи лучшим образом. Современному Востоку он нес облегче ние и исправление, а также выгоды своего суда как луч шее из того, в чем нуждался современный Восток.
Таковы были характерные черты всех ориенталистских проектов до Наполеона. Трудно было как то подготовить их успех заблаговременно. Например, Анкетиль и Джонс научились тому, что знали о Востоке, уже после того, как туда попали. Перед ними простирался, так сказать, Вос ток как таковой, и лишь спустя некоторое время, после немалых импровизаций, им удалось свести его к сравни тельно небольшому региону. С другой стороны, Наполе
124

он хотел овладеть всем Египтом — никак не меньше,— и предварительная подготовка имела у него беспрецедент ные размах и основательность. Но даже в этом случае та кая подготовка носила поразительно схематичный и, если можно так выразиться, текстуальный75 характер. Те же самые черты будут свойственны и некоторым другим исследованиям. Три вещи были в голове у Наполеона, пока он готовился в Италии в 1797 году к следующему во енному походу. Во первых, несмотря на то что Англия все еще оставалась грозной силой, его военный успех, дос тигший кульминации в договоре Кампо Формио,76 не ос тавлял ему иной возможности стяжать новую славу ина че, как на Востоке. Более того, Талейран незадолго до этого критически высказывался о «les avantages á retirer de colonies nouvelles dans les circonstances présentes»,77 и эти представления, наряду с соблазнительной перспективой нанести ущерб Британии, толкали его на Восток. Во вто рых, Наполеона влекло на Восток еще с юности. В его юношеских записках, например, имеется конспект «Ис тории арабов» Мариньи (Marigny «History des Arabes»), и из записок и из разговоров, видно, как отмечает Жан Фети (Jean Thiry), что перед его глазами стояла память и слава Александрова Востока в целом, и Египта в особен ности.* Итак, идея в качестве нового Александра завое вать Египет напрашивалась сама собой, вкупе с дополни тельным преимуществом приобретения новой исламской колонии за счет Англии. В третьих, Наполеон считал Египет наиболее предпочтительным проектом потому, что знал его тактически, стратегически, исторически и — не следует недооценивать и этого — текстуально, т. е. он читал и знал о нем из книг недавних и классических авто ритетных европейских авторов. Дело в том, что для Напо леона Египет был таким проектом, который обрел реаль
* Thiry, Jean. Bonaparte en Egypte décembre 1797–24 août 1799. Paris: Berger Levrault, 1973. P. 9.
125
ность в его сознании и затем в ходе подготовки к походу, через опыт, принадлежавший к сфере идей и мифов, по черпнутых из текстов, а не из эмпирической реальности. Его планы по поводу Египта стали первыми из длинного ряда европейских столкновений с Востоком, в которых специфический опыт ориенталистов использовался не посредственно в колониальных целях. Наступил решаю щий момент, когда ориенталисту приходилось решать, лежат ли его симпатии и привязанности на Востоке, или же они связаны с устремленным к завоеваниям Западом. И со времен Наполеона и далее он неизменно выбирал последний путь. Что же касается самого императора, он видел Восток только таким, каким тот был закодирован сначала в классических текстах и затем в мнениях экспер тов ориенталистов, чье основанное на классических тек стах ви´дение казалось удобной заменой встречи с реаль ным Востоком.
Наполеоновский список из нескольких десятков savants78 для его египетской экспедиции слишком хорошо известен, чтобы останавливаться на нем подробно. Идея состояла в том, чтобы создать нечто вроде живого архива экспедиции в форме исследований по всем темам, прове денных членами основанного им Института Египта. Воз можно, несколько менее известно, что прежде всего На полеон полагался на книгу графа де Вольне, французско го путешественника, чье сочинение «Путешествие в Египет и Сирию» вышло в свет в двух томах в 1787 году. За исключением краткого авторского предисловия, сооб щающего читателю, что неожиданное появление некото рой суммы денег (наследства) позволило ему предпринять поездку на Восток в 1783 году, «Путешествие» Вольне представляет собой документ, угнетающе лишенный лич ностного начала. По видимому, Вольне считал самого себя ученым, чья задача неизменно заключается именно в том, чтобы фиксировать état79 того, что он видел. Своей кульминации «Путешествие» достигает во втором томе,
126

когда Вольне дает характеристику исламу как религии.* Взгляды Вольне представляют собой канонический обра зец враждебности исламу как религии и как системе по литических институтов. Тем не менее Наполеон посчитал, что эта работа, как и другое сочинение Вольне «Considéra tions sur la guerre actuel de Turcs» (1788),80 обладают исклю чительной важностью. Поскольку Вольне был, кроме того, практичным французом, он, как Шатобриан и Ла мартин за четверть века до него, рассматривал Ближний Восток как подходящее место для реализации колониаль ных амбиций Франции. От Вольне Наполеон почерпнул также построенный в восходящем порядке по степени сложности список обстоятельств, с которыми придется столкнуться на Востоке любым французским экспедици онным силам.
Наполеон в явной форме ссылается на Вольне в своих размышлениях по поводу египетской экспедиции — за писках «Египетская и Сирийская кампании 1798–1799 го дов», продиктованных им генералу Бертрану на о ве Св. Елены. Вольне, говорил он, считает, что существуют три препятствия для французской гегемонии на Востоке и что любой французской армии придется вести здесь сразу три войны: одна — против Англии, вторая — против Оттоман ской Порты, и третья, самая сложная — против мусуль ман.** Утверждение Вольне было одновременно и рез ким, и трудно опровержимым, поскольку Наполеону, как и всякому, кто прочел работу Вольне, было ясно, что его «Путешествие» и «Размышления» — важные тексты, ко торые не может игнорировать никакой европеец, помыш ляющий о победе над Востоком. Иными словами, работа Вольне представляла собой настольную книгу, позволяю
* Volney, Constantin$François. Voyage en Egypte et en Syrie. Paris: Bossange, 1821. Vol. 2. P. 241 and passim.
** Napoleon. Campagnes d'Egypte et de Syrie, 1798–1799: Mémoires pour servir à l'histoire de Napoléon. Paris: Comou, 1843. Vol. 1. P. 211.
127

щую снять человеческий шок, с которым сталкивался ев ропеец при непосредственной встрече с Востоком. Тезис Вольне был таков: читай книги, и ты не будешь дезориен тирован на Востоке, он тебе покорится.
Наполеон понял Вольне почти буквально, но, что для него характерно, несколько тоньше. С первого же мгно вения, когда египетская армия (Armée d'Égypte) появи лась на горизонте, было сделано все, чтобы убедить му сульман, что «nous sommes les vrais musulmans»,81 как сказано в прокламации Бонапарта от 2 июля 1798 года, обращенной к народу Александрии.* Опираясь на под держку целой когорты ориенталистов (и находясь при этом на борту флагманского корабля под названием «Восток»), Наполеон использовал враждебное отноше ние египтян к мамелюкам, чтобы призвать к революци онной идее равной для всех возможности вести исклю чительно благодатную и избирательную войну против ислама. Более всего изумило арабского хроникера этой экспедиции Абд ал Рахмана ал Джабарти то, что Напо леон использовал ученых для налаживания контактов с местными жителями, а также потрясение от наблюдения современного европейского интеллектуального истеб лишмента с близкого расстояния.** Наполеон делал все, чтобы доказать, будто сражается за ислам. Все, что он говорил, сразу же переводилось на коранический араб ский. Он также постоянно отдавал распоряжения по ар мии, призывающие помнить о чувствительности му сульман. (Ср. в этом отношении тактику Наполеона в Египте с тактикой Requerimiento,82 составленного в 1513 году (конечно же, по испански) испанцами для того, чтобы зачитывать его вслух индейцам: «Мы возь
* Thiry. Bonaparte en Egypte, P. 126. См. также: Abu$Lughod, Ibrahim. Arab Rediscovery of Europe: A Study in Cultural Encounters. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1963. P. 12–20.
** Abu$Lughod. Arab Rediscovery of Europe. P. 22.
128

мем вас и жен и детей ваших, и сделаем из них рабов, продадим и будем распоряжаться ими так, как их Высо чествам [королю и королеве Испании] заблагорассудит ся; мы заберем ваше добро и причиним вам всякий урон и ущерб, какой только сможем, как поступают с непо корными вассалами» и т. д.*). Когда Наполеон понял, что его армия слишком мала, чтобы навязать свою волю египтянам, он попытался привлечь на свою сторону ме стных имамов, кади, муфтиев и улемов, чтобы они тол ковали Коран в пользу Grande Armée. С этой целью он пригласил шестьдесят обучавшихся в Азхаре (Azhar) улемов в свою штаб квартиру, где им были оказаны все воинские почести, а затем они выслушали льстивые признания Наполеона в восхищении исламом и Мохам медом, а также в его полном почитании Корана, с кото рым он был, по видимому, неплохо знаком. Это себя оп равдало, и вскоре население Каира, как кажется, утрати ло всякое недоверие к оккупантам.** Позже Наполеон дал своему заместителю Клеберу строгие инструкции, обязывавшие его всегда осуществлять административ ное управление Египтом через ориенталистов и религи озных исламских лидеров, которых удастся привлечь на свою сторону. Всякая другая политика была бы слишком дорогостоящей и слишком глупой.*** Гюго считал, что ему удалось передать тактичную славу восточных экспе диций Наполеона в своей поэме «Два острова».
* Цит. по: Helps, Arthur. The Spanish Conquest of America. London, 1900. P. 196, by Greenblatt, Stephen J. Learning to Curse: Aspects of Linguistic Colonialism in the Sixteenth Century // First Images of America: The Impact of the New World on the Old / Ed. Fredi Chiapelli. Berkeley: University of California Press, 1976. P. 573.
**Thiry. Bonaparte en Egypte. P. 200. Наполеон не был циником. Известно, что он обсуждал вольтеровского «Магомета» с Гете и за щищал ислам. См.: Cherfils, Christian. Bonaparte et l'Islam d'après les documents français arabes. Paris: A. Pedone, 1914. P. 249 and passim.
***Thiry. Bonaparte en Egypte. P. 434.
129

Близ Нила их я встретил вновь. Египет блистает зарею рассвета;
На Востоке восходит его имперская звезда.
Победитель, энтузиаст, алчущий славы, Чудесный, он ошеломил землю чудес. Старые шейхи поклоняются юному
и благодетельному эмиру.
Народ благоговеет перед его исключительной силой; Гордый, явился он пред пораженными племенами, Подобно Магомету Запада.*
Подобный триумф мог быть следствием только хоро шей заблаговременной подготовки к военной экспедиции. Причем такую подготовку мог организовать лишь тот, кто сам не имел прежде иного опыта общения с Востоком, кроме как из книг и из общения с учеными. Идея пред принять полномасштабное академическое исследование в значительной степени связана с таким текстуальным подходом к Востоку. А такой подход, в свою очередь, был подкреплен конкретными Революционными декретами (в особенности одним из них — от III жерминаля — 30 мар та 1793 года,— устанавливающим в école publique при «Bibliothéque nationale»83 преподавание арабского, турец кого и персидского языков).** Целью декрета было ра ционалистическое развенчание тайны и институционали зация даже столь труднодоступного знания. Так, многие из наполеоновских переводчиков ориенталистов были учениками Сильвестра де Саси, который начиная с июня 1796 года стал первым и единственным преподавателем арабского в École publique des langues orientales. Впослед ствии Саси учил почти всех главных ориенталистов в Ев ропе. Его ученики доминировали в этой области в течение
*Hugo. Oeuvres poétiques. Vol. 1. P. 684. См.: Гюго В. Собр. соч.
В10 ти т. / Пер. П. Антокольского. М.: «Правда», 1972. Т.1. С. 8–9. ** Dehérain, Henri. Silvestre de Sacy, ses contemporains et ses disciples.
Paris: Paul Geuthner, 1938. P. v.
130

почти трех четвертей столетия. Многие из них были поли тически востребованы, так что кое кто оказался вместе с Наполеоном в Египте.
Однако общение с мусульманами было лишь частью проекта Наполеона по обеспечению доминирования в Египте. Другой его частью была попытка добиться пол ной открытости Египта, абсолютной его доступности для исследования европейцев. Из земли мрака, части Востока, известной лишь из вторых рук благодаря дея ниям первых путешественников, ученых и завоевате лей, Египет должен был превратиться в часть француз ской науки. Здесь также очевиден текстуальный и схе матический подход. Институт с его сонмом химиков, историков, биологов, археологов, хирургов и антиква ров был своего рода ученым подразделением армии. Од нако перед ним стояла не менее агрессивная задача: ввести Египет в современную Францию, и в отличие от «Описания Египта» аббата Ле Маскрие (Le Mascrier) 1735 года наполеоновское «Описание» было нацелено на полноту охвата. Практически с первых моментов ок купации Египта Наполеон наблюдал за тем, как Инсти тут проводит свои встречи, эксперименты — осуществ ляет свою миссию по установлению фактов, как бы мы сказали теперь. Самое примечательное, что все, что го ворили, что видели и что изучали, должны были фикси ровать и действительно зафиксировали в этом великом коллективном труде по освоению одной страны другой, «Описании Египта», опубликованном в 23 увесистых томах в период между 1809 и 1828 годами.*
Уникальность этого «Описания» не только в его разме рах и даже не в прозорливости авторов, но в самом подхо
* Description de l'Êgypte, ou Recueil des observations et des recherches qui ont été faites in Egypte pendant l'expédition de l'armée française, publié par les ordres de sa majesté l'empereur Napoléon le grand, 23 vols. Paris: Imprimerie impériale, 1809–1828.
131

де к предмету исследования. Именно подход выделяет его среди современных ориенталистских проектов. Из пер вых нескольких страниц исторического предисловия, на писанного Жаном Батистом Фурье (Jean Baptiste Fourier), секретарем Института, становится ясно, что, «создавая» Египет, ученые также непосредственно столк нулись с его подлинной культурной, географической и исторической значимостью. Египет был фокальной точ кой взаимоотношений между Африкой и Азией, между Европой и Востоком, между памятью и актуальностью.
Находясь между Африкой и Азией и легко сообщаясь с Европой, Египет занимает центр древнего континента. От этой страны остались лишь великие воспоминания. Она является родиной искусств и хранит бесчисленные мону менты, ее главные соборы и дворцы, в которых проживают цари, все еще существуют, хотя даже самые недавние из этих сооружений были воздвигнуты во времена Троянской войны. Гомер, Ликург, Солон, Пифагор и Платон,— все они бывали в Египте, изучали его науки, религию и зако ны. Александр основал здесь процветающий город, кото рый в течение длительного времени был торговым цен тром и который видел Помпея, Цезаря, Марка Антония и Августа, решавших здесь судьбы Рима и всего мира. А по тому эта страна не может не привлекать внимания просве щенных государей, правящих судьбами наций.
Какая бы нация ни входила в силу, будь то на Западе или в Азии, она неизменно обращала свой взор к Египту, который в некоторой мере почитался ее естественным жребием.*
Поскольку Египет обладает исключительной значимо стью для искусств, наук и правления, его роль заключа лась в том, чтобы быть сценой, на которой происходят со бытия всемирно исторического значения. Подчиняя себе Египет, новая власть естественным образом демонстриро вала свою силу и подтверждала историю. Судьба Египта в
* Fourier. Préface historique // Description de l'Êgypte. Vol. 1. P. 1.
132
том, чтобы быть аннексированным, предпочтительно к Европе. Кроме того, такая власть также встала бы в один ряд с фигурами масштаба не меньшего, чем Александр, Цезарь, Платон, Солон и Пифагор, украшавшими Восток уже одним своим присутствием. Короче говоря, Восток существовал в качестве набора ценностей, привязанных, однако, не к современным реалиям, а к ряду особо значи мых контактов с отдаленным европейским прошлым. Это чистой воды пример текстуального, схематического под хода.
Фурье продолжает развивать соображения в таком же духе примерно на 100 страницах (каждая страница, кстати говоря, размером в один квадратный метр, поскольку раз мер страниц должен был соответствовать масштабу про екта). Однако ему предстояло на основе столь разнород ного прошлого оправдать наполеоновскую экспедицию как нечто такое, что следует отсюда с неизбежностью. Драматическая перспектива никогда не упускается из виду. Памятуя о своих читателях в Европе и восточных фигурах, которыми он манипулирует, Фурье пишет:
Мы помним впечатление, которое на всю Европу про извело ошеломительное известие о том, что французы пришли на Восток…
Этот великий проект был спланирован в тайне и подго товлен с такой энергией и секретностью, что нам удалось обмануть настороженную бдительность врагов. О наших планах они узнали только тогда, когда все уже сверши лось, когда все задуманное было успешно осуществлено …
Такая драматическая coup de théâre 84 имела свои пре имущества также и для Востока.
Эта страна, передавшая свои познания столь многим нациям, ныне погружена в варварство.
Только герою было под силу, как описывает Фурье, све сти все факторы воедино.
133