Литература русского зарубежья / 8.приглашение на казнь

Приглашение на казнь (1934)

Фигура художника и проблема истинности его таланта сохраняются как ведущие и в двух «вершинных» «русских» романах писателя — «Приглашении на казнь» и «Даре». Летом 1934 года Набоков неожиданно оставил работу над романом «Дар» и за две недели написал черновой вариант совершенно нового романа, который по праву считается шедевром писателя, — «Приглашение на казнь».

Сюжет его очень прост. Действие происходит в условном, полуфантастическом мире, в котором почти не осталось места добру, красоте и разуму. Главному герою Цинциннату Ц. объявляют смертный приговор за совершенное преступление — он непрозрачен в этом абсолютно прозрачном мире, где все ясно и понятно. Цинциннат проводит в камере девятнадцать дней (их описание и составляет сюжетную основу произведения), а в конце романа главному герою отрубают голову. Такая сюжетная канва позволила некоторым критикам и набоковедам причислить «Приглашение на казнь» к роману-антиутопии, подобному «Мы» Е. Замятина.

Действительно, мучения «непрозрачного» Цинцинната как нельзя лучше вписываются в парадигму жанра антиутопии — герой-изгой испытывает давление со стороны духовно деградировавшего общества 27. Для такого мнения есть основания. Роман писался в период формирования и развития самых жестоких тоталитарных режимов XX века. Б. Бойд, отмечая справедливость этого суждения, очень хорошо сказал о его недостаточности: «… Роман направлен не столько против какой-либо политической системы, сколько против образа мысли, который возможен при любом режиме, хотя и принимает наиболее зловещие формы в идеологических диктатурах, прошлых и современных, религиозных и политических, левых и правых.

Всякое общение требует слов, которые выражают некие общепринятые идеи и представления, упрощающие объект…». Таким образом, роман следует трактовать в более широком контексте — как произведение о творческом и обыденном, обывательском восприятии реальности и бытия. Эта ведущая тема дана в «Приглашении на казнь» в виде конфликта потенциально творческой, художнической личности Цинцинната и брутальным, пошлым, бутафорским миром, окружающим главного героя 29. В этом мире нет места фантазии, удивлению, открытию, чуду, это мир закостеневших форм и мертвых слов: «Окружающие понимали друг друга с полуслова, — ибо не было у них таких слов, которые бы кончались как-нибудь неожиданно, на ижицу, что ли, обращаясь в пращу или птицу, с удивительными последствиями. В пыльном маленьком музее, на Втором Бульваре, куда его (Цинцинната. — А. М.) водили в детстве и куда он сам потом водил питомцев, были собраны редкие, прекрасные вещи, — но каждая была для всех горожан, кроме него, так же ограничена и прозрачна, как и они сами друг для друга. То, что не названо, — не существует. К сожалению, все было названо» (IV, 56—57). Цинциннату становится «тесно дышать прахом нарисованной жизни», он пробует с помощью творчества, с помощью Слова выразить что-то подлинное и таинственное, дать вещам новое имя, которое позволит приблизиться к «потустороннему», к истинному бытию, позволит избежать смерти: «Вот опять чувствую, что сейчас выскажусь по-настоящему, затравлю слово. Увы, никто не учил меня этой ловитве, и давно забыто древнее врожденное искусство писать, когда оно в школе не нуждалось, а загоралось и бежало как пожар. <...>. Он есть, мой сонный мир, его не может не быть, ибо должен же существовать образец, если существует корявая копия. Сонный, выпуклый, синий, он медленно обращается ко мне. <...> Там — неподражаемой разумностью светится человеческий взгляд; там на воле гуляют умученные тут чудаки; там время складывается по желанию, как узорчатый ковер, складки которого можно так собрать, чтобы соприкоснулись любые два узора на нем...» (IV, 100—102).

Фальшивость слов сполна соответствует фальшивости мыслей и поступков окружающих Цинцинната персонажей. Да и сами они, по характеристике главного героя, не более чем «куклы», «пародии». Их мир похож на нелепые театральные декорации — с нарисованной луной, с плюшевым тюремным пауком и грозой на дворе, которая «просто, но со вкусом поставлена». Они окружают приговоренного к смерти Цинцинната докучливой заботой и вниманием, потчуя героя «молоком доброты» из ведра, «на дне которого лежит дохлая крыса». Символом этой лжи и псевдодобра выступает в романе м-сье Пьер, «заботливый» и неугомонный палач Цинцинната. Он неустанно печется о духовном и физическом «комфорте» своего «подопечного» и даже устраивает по поводу предстоящей казни шумный праздник с гостями и фейерверком.

И все же в тюрьме Цинциннату удается «обрести Слово» — в камере он пишет дневник, помогающий осознать всю ложь и пошлость творящегося вокруг и возможность иного, истинного бытия. И с этим осознанием приходит освобождение Цинцинната, поэтому миг его смерти оборачивается началом новой, подлинной жизни и разрушением жизни фальшивой.

Из комментариев к ПнК:

Название романа скорее всего восходит к стихотворению Шарля Бодлера (1821--1867) "Приглашение к путешествию" (1855). Набоков любил и много переводил этого поэта. В романе любопытным образом сочетается внешняя, бутафорски-оперная специфика всех персонажей (кроме Цинцинната и бабочки), реквизита, декораций с его тайной структурой, представляющей парафраз жизни Иисуса Христа. Будучи мальчиком, Цинциннат пошел по воздуху, как по земле. Отец его неизвестен; может быть, он "загулявший ремесленник, плотник", как Иосиф (см. также стихотворение Набокова "В пещере", 1925: "Иосиф, плотник бородатый, сжимал, как смуглые тиски, ладони, знавшие когда-то плоть необструганной доски"). Палачи предлагают Цинциннату "царства", "а он дуется" -- напоминание об отказе Иисуса от предложенных ему дьяволом всех царств мира. Ужин в пригородном доме заместителя управляющего городом в финале -- травестия Тайной вечери. Завершение романа одновременно напоминает о смерти и воскресении Иисуса и -- о том, как оканчиваются первые приключения Алисы в Стране Чудес.