Литература русского зарубежья / 24.своеобразие автоб. прозы Ремизова
.docxАлексей Михайлович Ремизов (1877–1957).
Внешние, семейные факторы, двусмысленность положения (мать после разрыва с мужем вернулась под опеку к братьям и жила с ними в положении бедной родственницы), а также физический недостатки - близорукость и сломанный в два года нос, сформировали своего рода «комплекс неполноценности», вылившийся у юного Ремизова в осознание собственного «избранничества». Взгляд на мир «подстриженными глазами» порождал буйство фантазии, особый ракурс в его изображении и осмыслении.
Ремизовская “игра” – сложный, до конца еще не изученный социокультурный феномен. Она оборачивалась характерным для эпохи Серебряного века жизнетворчеством;, восходящим корнями к культуре Древней Руси “юродством”. Стилевой доминантой творчества Ремизова можно назвать мифотворчество. Ремизов ощущает себя осколком иного мира, который он и стремится воссоздать, сочиняя всю жизнь свой «ремизовский» миф, в подчинении которому оказываются и внешний облик писателя, и его быт, и стилевое своеобразие создаваемых произведений.
«Подстриженными глазами. Книга узлов и закрут памяти» (1951) посвящена воспоминаниям детства, но поставить ее в привычный ряд художественных автобиографий оказывается очень сложно (как и отнести «Взвихренную Русь» к мемуаристике). Удивительной кажется ремизовская зоркость и его писательская память, сохранившая в мельчайших подробностях и детали московского дореволюционного быта, и детский взгляд на мир (а ведь разрыв между моментом создания произведения и изображаемыми событиями – 70 лет). В предисловии Ремизов в художественной форме представляет читателю саму «методику» изложения воспоминаний: «В человеческой памяти есть узлы и закруты, и в этих узлах-закрутах “жизнь” человека, и узлы эти на всю жизнь…». Вся преамбула построена по тому же принципу, который Ремизов положит в основу дальнейшего повествования-воспоминания. В нем лирическим рефреном постоянно будут повторяться слова: «И разве могу забыть я…». Эти повторы не только создают особый повествовательный ритм, но и настраивают на лирическую тему, подсказывая читателю, что самое главное будет совершаться не во внешнем бытии героя, а в сфере его внутреннего, лирического «Я».
Перечисление этих «узлов и закрут» кажется совершенно произвольным, лишенным рационально-логического объяснения, настолько трудно выяснимы ассоциативные связи между ними: воскресный монастырский звон – воспоминание о матери – весенний зеленый вечер в Париже – снова мать, идущая от всенощной – нищенка в Булонском лесу – многочисленные страхи, сопровождавшие автобиографического героя всю его жизнь – Тула Лескова и Ясной Поляны – видение Блока в лунном свете… Явь и сон, прошлое и настоящее, жизнь и литература, наблюдение и оценка переплелись в сложном синтезе единого сюжета «Книги узлов и закрут памяти». История взросления души ребенка, отмеченного при рождении особыми «знаками судьбы», видящего мир «подстриженными глазами», накладывается на богатейший исторический фон, сопряжена с умением внимательно относиться к деталям обстановки, быта. В результате воссоздаваемая действительность обретает многомерность, соотносится с «прозрениями» и «сновидениями». «Для “подстриженных глаз” нет пустоты, они видят ореолы вокруг предметов, светящиеся сети линий, соединяющие предметы». Автобиографический герой является в череде образов-воплощений (художник, музыкант, каллиграф, парикмахер, философ), связанной с особой, постоянно звучащей в нем музыкой, словесной и начертательной вязью его текстов: «Ремизову как художнику присуще синэстетическое мировосприятие: слуховые, осязательные ощущения сливаются у него в сложные переливающиеся картины, образность сгущается. Здесь же можно упомянуть и об орнаментированной прозе: большие интонационные периоды и сложный синтаксис, чередование грамматических времен создают впечатление узорного кружения. В книге «Подстриженными глазами» огромное число действующих лиц: мать, брат, отец, дед, дяди героя составляют лишь его «ближний круг»; далее – по нарастающей, как бы подчиняясь особой «взвихренной» музыке, в повествование входят множество других героев (повар-китайчонок, псаломщик Инихов, дьячок Невструев, учитель музыки Скворцов, дирижер Эйхенвальд, историк Забелин… Бахрушины, Ганешины, Прохоровы и т д).
Их характеры, судьбы, поступки придают повествованию черты исторической, семейной хроники, летописи. Ремизов воссоздает действительно целый мир, огромный и многообразный. Постижение мира «подстриженными глазами» оказывается, по Ремизову, гораздо более правильным, глубоким, чем взгляд, «вооруженный очками», через которые все становится «мелким, бесцветным и беззвучным». Творимые легенда, миф о себе самом выдают стремление художника отстоять свое, неподвластное никаким авторитетам, право видеть и оценивать этот мир, право «быть себе на уме».