Литература русского зарубежья / 25.поэзия георгия иванова
.docxГ. В. Иванов (1894-1958) - русский поэт, прозаик, публицист, переводчик; один из крупнейших поэтов русской эмиграции.
Конспект:
в эмиграции творчество Иванова приобретает обостренное ощущение памяти и восприятия. Поначалу в его творчестве словно бы отсутствует тема, но с течением времени она проявляется, оформляется, и этой темой становится потеря собственного «я», проблематика «я».
В 1930 году вышла его книга стихов, произошло открытие нового поэта (поэта эмиграции как экзистенциального состояния души). Последняя книга – «Портрет без сходства».
В творчестве Иванова значимое место занимает тема иллюзий, пустоты. Особенно ярко проявляется в книге стихов «Розы», а именно в стихотворении «Хорошо, что нет Царя» (подробнее ниже, в статье): противопоставление былого и настоящего. В прошлом, том мире, казалось, все было с четкими координатами, опорой, но потом все исчезло, оказалось, что это была иллюзия, а на самом деле нет ничего. И по мнению Иванова, это хорошо, что разрушена та иллюзия, ведь теперь появилась возможность видеть ясно то, что есть на самом деле. Противопоставляется ледяной космос (настоящее) и мир иллюзий.
Поэзия у Г. Иванова краткая, сжатая, стихи музыкальные. Поэзия совмещает эстетику старого романсового стиха и нового, современного ему:
Это звон бубенцов издалека, Это тройки широкий разбег, Это черная музыка Блока На сияющий падает снег.
в рамку романсной структуры он вставил совершенно новое содержание. В четырех строках Иванов соединяет тоску каждого эмигранта по России и судьбу последнего великого поэта ушедшей России, который предчувствовал ее крушение и ушел из жизни сразу вслед за ее гибелью. «Широкий разбег» – это и гоголевская «Русь-тройка», которая бежит и вдаль, и вширь, и «звон бубенцов издалека» превращается в напоминание о погибшей родине. Иванов берет язык «романсовой банальности», но использует ее, как мастер.
В своем творчестве он также обращается к самой поэзии, к слову. Пользуется приемом обнажения стратегии письма.
«Я люблю безнадежный покой, В октябре — хризантемы в цвету, Огоньки за туманной рекой, Догоревшей зари нищету… Тишину безымянных могил, Все банальности «Песен без слов», То, что Анненский жадно любил, То, чего не терпел Гумилёв.»
«О нет, не обращаюсь к миру я
И вашего не жду признания.
Я попросту хлороформирую
Поэзией свое сознание.»
Со временем поэзия Г. Иванова трансформируется. Автор отбрасывает иллюзии, появляются новые стихи, пронизанные мотивами скуки, пустоты («как все бесцветно», «скучно, скучно мне до одурения»). Стихотворения становятся все более жесткими, циничными. Впервые в русской поэзии появляется поэзия абсурда. В качестве примера можно привести стихотворение «в тишине вздохнула жаба». В завершающих строках виден весь цинизм автора, ощущение безнадежности и бессмысленности: «и бессмыслица искусства вся насквозь видна».
статья
Выдвижение на первый план темы смерти в творчестве Георгия Иванова эмигрантского периода определяет значение «пустоты», «бесконечности», «вечности» как фундаментальных категорий художественного мира поэта.
В ранней лирике в фокусе внимания оказывается земной мир, воспринимаемый как «свой», отгороженный от «чужой» области - области небытия - четко проведенной границей (в стихотворениях эта граница представлена символами линии горизонта, берега, рамы окна, и др.). В поздней же лирике в фокусе внимания оказываются художественные знаки, характеризующие внеземную сферу мироздания: «мировая пустота», «мировое торжество», «пространство синее», «бездна голубая», «мировой туман» и др.
Книга «Розы» открывается картиной «синего, холодного, / Бесконечного, бесплодного / Мирового торжества». Представление о том, что за пределами земного мира простирается бескрайнее пространство вечности и небытия, в котором исчезает все сущее, не оставляет Георгия Иванова, определяя эсхатологический характер художественной модели мира, формирующейся в творчестве поэта.
Поэт придерживается идеи, что в мире явлений нет ничего достоверного, кроме перспективы конечной гибели всего сущего. В качетсве примера – стихотворение из собрника «Розы»:
В сумраке счастья неверного
Смутно горит торжество.
Нет ничего достоверного
В синем сияньи его.
В последней строфе стихотворения выстраивается ряд метафорических обозначений смерти:
Легкие тучи растаяли,
Легкая встала звезда.
Легкие лодки отчалили
В синюю даль навсегда
в стихотворении 1924 г., лирический субъект Иванова, оказавшийся лицом к лицу со смертью, воспринимает видимый мир как «чуждый» и отворачивается от него как от иллюзии продолжения жизни, заслоняющей истину наступившего конца. Знаком отсутствия подлинной жизни оказывается «скука», внутренняя опустошенность лирического субъекта:
Все тот же мир. Но скука входит В пустое сердце, как игла, Не потому, что жизнь проходит, А потому, что жизнь прошла.
композиционным центром книги «Розы» является стихотворение, в котором и внутренний мир лирического «я», и внешний мир, его окружающий, характеризуются художественными знаками с семантикой пустоты. Окружающая реальность характеризуется через систему отрицаний: И нет ни России, ни мира./И нет ни любви, ни обид, - а «сердце» - художественный знак, обозначающий внутренний мир лирического «я», - наделяется эпитетом «свободное», подчеркивающим отсутствие каких-либо земных привязанностей, какой-либо точки опоры во внешнем мире, оторванность от всех его ценностей .
На месте несуществующего уже «мира», ценностным центром которого выступает Россия, обнаруживается бесконечное «синее царство эфира», лишенное каких-либо пространственных ориентиров и ограничений.
Тема утраты родины, соотносимая с утратой целого мира, получает развитие в еще одном стихотворении из книги «Розы» - «Хорошо, что нет Царя...».
Хорошо, что нет Царя,
Хорошо, что нет России,
Хорошо, что Бога нет.
И противопоставление этому отрицанию – утверждение чего-то мертвенного, вечного, безжизненного:
Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.
В художественной системе Г. Иванова былая Россия и небытие описываются одними и темиже словами: «снег», «лед», «ночь» («звезды»), которые актуализируют значения мертвенности и опустошенности, холода
центром художественного мира Иванова является былая Россия. Но она совпадает с топосом небытия, Иванов отрицает ее. Таким образом, можно согласиться с А. Н. Захаровым, что в центре художественного мира Иванова помещается «черная дыра», куда «исчезает всё сущее» . Причем процесс «исчезновения всего сущего» начинается с «исчезновения» России.