История лингвистических учений / 14. синтаксическая концепция пешковского
.docxАлександр Матвеевич Пешковский (1878-1933)
“Русский синтаксис в научном освещении” (1914). П. представил синхронное описание грамматической системы языка, при этом через грамматику пытался показать “духовную сущность языка”. Лексчиеский эксперимент (“умываться” не равно “умывает себя”). Показал связь лексического и формального значений. Основная единица грамматики - слово о словосочетание.
Предложение - это “словосочетание, имеющее в своём составе сказуемое, или указывающее своим формальным составом на опущенное сказуемое, или, наконец, состоящее из одного сказуемого”. Основной признак предложения - сказуемость.
Лингвистика - естественная наука, должна быть “объективно-познавательной”. Для лингвиста нет праваильного и неправильного, удачного и неудачного.
Огромное влияние идей Фортунатова о словосочетании как главном предмете синтаксиса находит свое отражение в работе А. М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении», где центральными понятиями выступают форма слова и форма словосочетания. Понятие предложения здесь оказывается вторичным, выведенным из двух указанных форм, основанным на этих формах. Форма словосочетания по аналогии с определением формы слова у Фортунатова определяется Пешковским «как свойство всего словосочетания, взятого в целом, выделять по звукам и по значению в сознании говорящего и слушающего двоякого рода элементы: вещественные и формальные» [37, 47].
Каждое словосочетание должно, по Пешковскому, иметь «определенный вид, определенное внешнее и внутреннее строение». Строение того или иного словосочетания, по его мнению, следует «называть формой, но уже, конечно, не формой слова, а формой словосочетания» [37, 36]. Однако Пешковский отказывается от предложенной Фортунатовым классификации частей речи, в основе которой лежат чисто морфологические показатели слов, и предлагает характеризовать слова не только на основании наличия или отсутствия форм словоизменения, но и на основании сочетаемости с другими словами. Пешковский предлагает также заменить психологические основания при выделении понятия сказуемостности определенными специфически языковыми признаками.
Его синтаксис начинается с формы слова, а завершается понятием сказуемости, в котором и заключается существо предложения. Подводя читателя к заключениям, он придумывает остроумные и доказательные эксперименты. Интересно использует в своих построениях «отрицательный материал» – ошибки (никто не напишет: ключот замка, зато часто пишут ключ отзамка, значит, предлог относится к существительному, а не к глаголу).
Он расширяет представления о языковой форме и доказывает, что к ней относится и интонация. Пешковский вводит понятие «обособление второстепенных членов», никем не замеченное.
Так, он первым показал, что интонация может быть грамматическим средством. С его именем связывают широко известный «принцип замены*, сформулированный им в статье «Интонация и грамматика»: «Чем яснее выражено какое-либо синтаксическое значение чисто грамматическими средствами, тем слабее может быть его интонационное выражение . И хотя в дальнейшем этот принцип не получил полного экспериментального подтверждения, он оказал заметное влияние на развитие интонологии.
А. М. Пешковский ввел в лингвистический обиход понятие сложного целого. По его словам, чем сложнее та синтаксическая единица, на которую наслаивается интонация и ритм, тем больше их роль в языке. Под сложным целым А. М. Пешковский понимал «сочетание предложений, соединенных союзами, союзными словами или союзными синтаксическими паузами и не разъединенных разделительными синтаксическими паузами» (текстовое единство или абзац?). Кроме пауз, находящихся внутри сложных целых, существуют также паузы, находящиеся между отдельными сложными целыми. По А. М, Пешковскому, речь состоит из совершенно беспорядочной смены одиночных предложений и сложных целых. Основной интонационной единицей оказывается не предложение и не сложное целое, а некая величина, в грамматическом отношении то сложная, то простая. Это происходит потому, что те предложения, которые входят в состав сложных целых, интонационно не самостоятельны и могут даже в известных случаях интонационно сливаться с соседними частями своих сложных целых. Кроме того, отдельное предложение может иметь интонационную законченность. А. М. Пешковский предлагал назвать эту величину «интонационным единством», или, проще, «фразой». Под «фразой» он понимал, таким образом, «всякий отрезок речи от одной разделительной паузы до другой, независимо от того, из скольких предложений состоит он».
Общая грамматика, по мысли А.М. Пешковского, должна изучать языковые формы: морфология – формы отдельных слов, синтаксис – формы словосочетаний.
Синтаксические категории учёный считает главными, поскольку именно они обеспечивают связность речи в предложении. А.М. Пешковский, как и Ф. Фортунатов, полагал, что господствующими единицами в русском языке являются такие словосочетания, которые можно назвать грамматическими предложениями, так как они заключают в себе, как части, грамматическое подлежащее и грамматическое сказуемое. По мнению А. Пешковского, основной синтаксической единицей является именно такое предложение.
А, М. Пешковский вплотную подошел к проблеме систематического изучения конститутивных признаков текста. Его рассуждения о сложном целом основаны на пока еще интуитивном понимании того, что речь как линейно организованная последовательность языковых единиц построена по определенным законам, действительным не только в пределах отдельного предложения, но и рамках больших отрезков речи.
К основным идеям Пешковского принадлежит характерное и для последующей русской традиции представление о «семантичности» синтаксиса, то есть стремление выделить значения, выражаемые синтаксическими конструкциями, а не простое формальное описание этих конструкций. Пешковский вплотную подошёл к использованию «древесного» представления синтаксической структуры в виде дерева зависимостей; он один из первых широко пользовался лингвистическим экспериментом и «отрицательным» языковым материалом. Пешковский также может считаться одним из открывателей необычайно важной для русского языка области «малого синтаксиса» и идиоматичных синтаксических конструкций, глубокое исследование которой по существу началось только в последней трети XX века.
А. М. Пешковского нельзя отделить от лингвистической эстетики того времени, но, как страстный поэт, он постоянно искал, рождал и провозглашал новые грани в «человеческом измерении» языка, не укладывался в заполненные традиционными схемами «технологии» научной работы. Одним из первых в отечественной лингвистике А. М. Пешковский аргументированно применил метод статистического анализа, арифметической «инструментовки» для выявления звуковых пропорций литературной речи. Везде предельно конкретно, с математической дотошностью и только ему свойственным особым психологическим видением языка он старался проникнуть в самую суть изучаемого явления, показать его в движении, с разных сторон, соединяя подчас ветви многомерного и противоречивого словесного древа в единую симфонию текста.
Дополнительно:
Приоритет в изучении диалектов и разговорного языка: "... В мире слов и звуков для него нет правых и виноватых». Если для него и есть разница между литературным, нормированным языком и деревенским говором, то лишь в том, что последним, живущим «естественной жизнью», заниматься интереснее, «подобно тому, как ботаник всегда предпочтет изучение луга изучению оранжереи». Столь же равноценны и часто даже более интересны для лингвиста диалектные факты речевых ошибок, дефектов речи, индивидуальных отклонений от нормы и т. д.
Отношения нормы и диадекта, разговорного языка: Наибольшее значение имеет норма литературного языка, фиксируемая в нормативных словарях и грамматиках. Эта норма существует как некоторый сознательно ощущаемый языковой идеал. Сам литературный язык создается и поддерживается благодаря существованию такого идеала у говорящих. Реальная речь носителей литературного языка до какой-то степени расходится с этим идеалом, но его существование необходимо. А. М. Пешковский перечисляет основные черты «этого литературно-языкового идеала». Это консерватизм, стремление сохранить норму в неизменном виде («из всех идеалов это единственный, который лежит целиком позади»), местный характер, ориентация на тот или иной языковой центр (Москву для русского языка, Париж для французского и т. д.), наконец, особое требование ясности и понятности языка.